Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги - Зимин Игорь Викторович - Страница 137

Дворцовый криминал[1002]

Зимний дворец населяли тысячи очень разных людей. Императорская резиденция была буквально набита различными ценностями, которые десятилетиями собирали российские монархи. Конечно, все эти ценности были самым тщательным образом внесены в описные книги различных дворцовых кладовых. Сами же залы и покои, в которых хранились бесчисленные ценности, подлежали надзору дежурных дворцовых служителей и дворцовых гренадер, которые персонально отвечали за сохранность каждой вещи, чистоту и порядок в их «зоне ответственности».

Казалось бы, что при таком тотальном учете и надзоре возможность каких-либо хищений в Зимнем дворце исключалась. Однако это не так. Пресловутый «человеческий фактор» присутствовал всегда, и время от времени в Зимнем дворце совершались кражи того или иного уровня. О факте краж любого уровня немедленно докладывали министру Императорского двора, который назначал чиновников, ответственных за расследование кражи. Сор из избы старались не выносить, но довольно часто приходилось обращаться к городской полиции, и та активно использовала оперативные методы для раскрытия преступлений в императорской резиденции.

Кражи случались и ранее в императорских резиденциях. Подчас воровали прямо из рабочих кабинетов первых лиц или из их личных комнат. Например, когда в 1745 г. императрица Елизавета Петровна переехала из Зимнего дворца в свой «Летний дом» на Фонтанке и «тамо изволила со онаго времени начать жительство иметь», то 12 июня во дворце начался переполох, поскольку «в кабинете Ея Императорского Величества» случилась кража «на часах, из сундука». Поясним, что термин «на часах» означает, что сундук, наполненный не только секретными документами и «делами», но и «ящиком с казенными деньгами», охранялся гвардейским караулом. Поскольку доступ в кабинет императрицы имел ограниченный круг лиц, довольно быстро установили, что кражу из сундука совершил «стоявший на карауле часовой Лаврентий Кузнецов. Украл он 42 р., из которых издержал 8 р. 20 к.»[1003]. Когда читаешь подобные дела, возникают образы либо умалишенных, либо самоубийц.

Летний дворец императрицы Елизаветы Петровны

Когда Екатерина II переехала в Зимний дворец, кражи начались и там. Судя по рассказам мемуаристов, императрица смотрела на эти кражи как на неизбежное зло, с некоторой иронией. Как свидетельствует современник, «однажды увидела она рано поутру, что старуха ловит на площади пред дворцом курицу и, бегая за нею, измучилась от неудачи. „Велите пособить той бедной, и узнайте, что это значит“, – говорила она камердинеру. Тотчас разыскали и донесли, что внук той старухи находится поваренком при дворе и что курица есть казенная кража. „Учредите же навсегда, – сказала Екатерина, – чтоб та старуха получала всякой день по курице; но только не живой, а битой. Сим мы отвратим порок молодого человека, избавим от мученья его бабушку и поможем ей в нищете“. Таким образом, старуха являлась и получала уже по праву себе битую курицу»[1004].

Были и более серьезные кражи на личной половине императрицы: «Пропала со стола любимая ея табакерка, и все подозрение клонилось на дежурного пажа. Приступили к розысканию без огласки, с осторожностию, нашли пропажу в закладе, уличили пажа, и он признался. Не гнев, не наказание тогда предстали к первой ея мысли, а сострадание о молодом преступнике. Екатерина повелела содержать то произшествие также в тайне, узнать от виновного, имеет ли он родителей, где они жительствуют, и открылось, что отец его небогатый, нечиновный дворянин, был помещиком Смоленской губернии. Она, отправляя к нему сына, уведомляет его своеручно о случившемся, с таким благоволением, как бы была сама нежнейшею матерью виновному. Милость Екатерины тяготила душу отрока, открыла ему яснее, ужаснее порок, и он, страдая вместе с отцом, убегал присутствия других, не осушая слез. Протекло несколько месяцев в сем положении, и помещик наш решился писать к Императрице. Вы, говорил он, став ангелом-хранителем моего семейства, простив, как Бог, преступного моего сына, дали притом мне, ничтожному своему подданному, право обременять вас, повелевающую вселенной, моим злополучием. Сын мой не только что раскаялся, но, терзавшись непрестанно, сокращает свои дни и меня влечет с собою ко гробу. Сжальтесь, всемилостивейшая Государыня, воскресите погибающих. Екатерина, получа сие письмо, посылает ответ и требует к себе пажа. Он явился, отсутствие его признано отпуском, отправлял несколько времени должность и в новый год выпущен был офицером в армию. Она призывает к себе отрока, упрекает прошедшим, подает наставление, как впредь себя вести, жалует 500 рублей на дорогу и просит полковника иметь надзор за его поведением»[1005].

Подобное отношение Екатерины II к проворовавшимся подданным не было комплиментарным вымыслом мемуаристов. О подобных поступках императрицы свидетельствует ее известный указ о запрещении бить придворных служителей: «Хотя мы с начала нашего царствования уже запретили, чтоб никто при дворе нашем из ливрейных наших служителей, какого б звания ни был, никем и ничем бит не был; но ныне уведомились мы, к немалому удивлению нашему, что, не смотря на сие наше повеление, воля наша не исполняется, и паки при дворе нашем возобновилась злая привычка ливрейных служителей бить. Мы имеем в омерзении все суровости, от невежества рожденныя и выдуманныя, чрез сие накрепко запрещаем, под опасением нашего гнева, всем до кого надлежит, ливрейных наших служителей, какого б звания при дворе нашем ни находились, отнюдь никогда и ничем не бить. Есть ли же кто из них впадет в большое преступление, как то: воровство и протчее, тех, сняв ливрею, отослать к гражданскому суду; пьяниц же, нерадивых иди непослушливых стараться должно исправить: 1-е кротостию; есть ли то не помогает, 2-е держанием под арестом; 3-е наказание будет двусуточное сажание на хлеб и воду. Потеряв же надежду к исправлению такого человека, должно, сняв с него ливрею, при товарищах его и прочтя ему, за что оное чинится и почему он не достоин ее носить, отпустить его от двора или отослать в военныя команды, смотря по вине и состоянию его…»[1006].

Отметим, что текст этого указа, внесенный в Полное собрание законов Российской империи (т. XIX), доставил много проблем преемникам Екатерины II, те считали, что только телесные наказания эффективно вбивают в головы придворных служителей определенные нормы поведения.

Пожалуй, самым жестким и последовательным в деле наведения порядка в Зимнем дворце был Николай I. Столь широко распространенное в его царствование наказание шпицрутенами применялось и к придворным служителям. Но, подчеркнем, что наказывал своих слуг император только тогда, когда выхода просто не было. Гораздо чаще он их просто пугал, как иногда в школе строгий учитель пугает учеников…

При всей внешней несгибаемой твердости Николая I, он был живым человеком, но по должности еще и прекрасным актером. Часть царского «актерского дарования» обрушивалась и на слуг Зимнего дворца. Запугав проштрафившегося слугу до полусмерти, Николай Павлович мог его простить, вырвав царской волей «из ничтожества». Так, 30 января 1827 г. Николай I распорядился «придворного истопника Александра Виноградова, назначенного к написанию в рядовые, в полки Финляндского корпуса, возвратить в истопники по прежнему, но не на половину Его Величества»[1007].

В документе не расшифровывается, за что истопника, работавшего на половине Николая I, отдали в солдаты, но, вне всякого сомнения, такое наказание имело все основания. Подобным же образом среди высочайших повелений за 1847 г. кратко упоминается, что «араба Павла Диармедова за кражу» отдали «барабанщиком в Морское ведомство»[1008].