Принц на белом костыле - Раевская Фаина - Страница 39

Клюквина не спешила разделить мой восторг, но молоток опустила.

— Принесла нелегкая, — недовольно буркнула она. — Ну, все, Афанасия, готовься к разборкам. Тьфу, блин!

На пороге комнаты появился Брусникин.

С объятиями и поцелуями он не полез, а, увидев нас, нахмурился, из чего я сделала вывод, что супруг изволит гневаться. Радости у меня заметно поубавилось, и, опустив глаза, я принялась усердно изучать паркет в коридоре.

— Явились? Ну-ну, — сквозь зубы процедил Димка. — Да вы проходите, чего на пороге топчетесь…

В комнате у нас появились два новых предмета, что несколько оживляло уже привычный интерьер. На полу возле батареи центрального отопления сидели Степка и рыжий Тоша. Они были пристегнуты друг к другу наручниками, перекинутыми через трубу. Если бы парням пришла в голову мысль покинуть наше гостеприимное жилище, то пришлось бы прихватить с собой и батарею. Примечательно, что у обоих красовались на лицах синяки, в которых легко угадывались знакомые очертания Димкиного кулака. Хирург выглядел подавленным и уставшим. Завидев нас, он тяжело вздохнул и опечалился. Степку же, кажется, даже забавляло положение, в которое он попал. По его лицу блуждала наглая ухмылка, но в глазах читалось легкое беспокойство.

— Рыжего отстегни, — велела Клавдия, не особенно надеясь, что Димка выполнит просьбу. Так оно и вышло.

— Обойдешься, — вежливо возразил он.

— И что ты за человек, Брусникин! Это, между прочим, мой жених, — возмутилась сестра, ввергнув своим заявлением доктора, а заодно и всех присутствующих в легкий трепет. — Эдак я никогда замуж не выйду. Кроме того, Антон Константинович — классный хирург, он мне голову лечил.

— Чтоб твою голову вылечить, нужно по меньшей мере пять высококлассных психиатров и тонна галоперидола, — съязвил Димыч.

— Точно, — подтвердил Степан и пожаловался:

— Она на меня со сковородкой бросалась.

И с половником. Чокнутая!

Сестра не согласилась с диагнозом, поспешив пояснить:

— Сам виноват! Нечего было головы нам морочить! Мы из-за тебя в такое дерьмо вляпались, что ни один ассенизатор не поможет.

Брусникин вперил в меня суровый взгляд, молча требуя объяснений. За плечами у мужа имеется суровый опыт, приобретенный за годы службы в органах госбезопасности, оттого я испуганно съежилась под этим взглядом, понимая, что Клавкины прогнозы насчет разборок уже сбываются.

— Дим, ты только не волнуйся, я сейчас все объясню, — вздохнула я.

— Знаю. Постарайся, чтобы объяснения звучали убедительно. И сначала мне хотелось бы узнать, откуда у вас пистолет?

— У супостата украли, — оживилась Клавдия.

— У кого? — не понял Димка.

— Вот у него, — Клюквина ткнула пальцем в ухмыляющегося Степана. — Дима, ты его быстрее арестовывай, потому как он гад и сказочник.

Сперва наврал нам с три короба, а потом использовал нас как пешек в своей грязной игре.

В результате мы и без денег остались, и чудом до сих пор живы.

— Клавдия! — прикрикнул Брусникин.

Клавка притихла и обиженно проворчала:

— А чего сразу Клавдия? Сто девяносто восемь тысяч баксов — это вам не кот чихнул.

Было понятно, что сестрица никак не может смириться с потерей денег. Скорее всего, она до конца жизни будет вспоминать об этом и досадливо плеваться.

Димка цыкнул на Клюквину, призывая ее заткнуться, и снова уставился на меня с немым вопросом в глазах. Еще раз вздохнув, я приступила к рассказу, против воли увлекаясь все больше.

Повествование получилось красочным и очень напоминало какой-нибудь крутой боевик. Когда я дошла до эпизода с сегодняшней перестрелкой, Степка злобно сплюнул:

— Сука!

— В каком смысле? — опешила я, приняв оскорбление на свой счет.

Однако Степан отвернулся, всем видом демонстрируя, что на беседу не настроен. Впрочем, меня этот факт не сильно огорчил, потому что я знала — Димка со своими товарищами сможет заставить говорить даже памятник Дзержинскому. Иное дело мое неудовлетворенное любопытство. Брусникин, конечно, поделится полученной информацией, но предварительно нервы помотает здорово. И еще один вопрос: кто расстрелял Тамару и ее людей? Судя по реакции Степана, это известие стало для него неприятной неожиданностью, а это значит, ампула все еще у него. Найти еще одного участника столь своеобразного гешефта — задача практически невыполнимая.

Димка довольно долго молчал. Он сидел с опущенной головой, поигрывая желваками на скулах, а я с замиранием сердца ожидала его решения и изнывала от нетерпения. Наконец Брусникин поднял на меня тяжелый взгляд.

— Я сколько раз вам говорил… — зловеще прорычал муж, но оборвал себя на полуслове и устало махнул рукой, мол, горбатого хоть могила исправит, а вас с Клавкой исправить даже ей не под силу. — Где ампула?

Клавдия с готовностью подхватилась, выказывая неукротимое желание добровольно помочь органам, и через минуту передала Димке ампулу.

— Вторая у супостата должна быть, — предположила сестра.

Сам супостат по-прежнему обнимал батарею и выглядел сильно недовольным.

— Что скажешь? — спросил Димка у Степана.

— Только не ври, Степа, — попросила я. — Облегчи душу, тебе за это послабление выйдет.

Неожиданно Степан рассмеялся:

— Ай да Витька, ай да сукин сын! Кто бы мог подумать… Одного не пойму, как он на Тамарку вышел?

— Ничего, вот поправится и сам расскажет, — успокоила я Степку.

— Это вряд ли, — покачал головой Антон Константинович.

Мой рассказ о наших с Клавкой приключениях произвел на него впечатление, и теперь он смотрел на нас со смесью испуга и восхищения, как на героев-камикадзе, чудом оставшихся в живых.

— Почему это? — насторожилась Клавдия.

— Он умер…

— Как умер? Как умер?! — заволновалась я. — Ты же говорил, что операция прошла успешно и должен выкарабкаться.

— Говорил, — со вздохом согласился хирург. — Да только… В общем, ночью кто-то отключил аппарат искусственного дыхания.

— Нет, мне это нравится! — взвилась Клавдия. — Кто-то отключил аппарат! Такое впечатление, что Виктор лежал не в реанимации, а где-нибудь на проходном дворе! А ты где был, интересно?

— А я, между прочим, не сторож, а врач, и был на операции! — тоже разозлился Филиппок. — Когда освободился, зашел к нему, а он…

Короче говоря, он уже был холодный, ничего нельзя было сделать.

— Куда катится наша медицина! — Клюквина схватила себя за волосы, словно хотела снять с себя скальп. — Тебе доверили самое дорогое — ценного свидетеля! Не уберег. Клянусь, никогда в жизни я больше не буду лечиться у наших врачей…

— У тебя есть выбор? — хмыкнул Тоша.

Цинизм хирурга сыграл с ним дурную шутку: Клюквина, кажется, передумала на нем жениться. Она смотрела на суженого, как Ленин на мировой капитализм, и надежд на светлое семейное будущее несчастному хирургу не оставляла.

— Ментов вызвали? — осведомился Брусникин.

— Само собой.

— И что?

— Как обычно, — пожал плечами Антон. — Никто ничего не видел, не слышал.

Клавдия презрительно фыркнула:

— Кто бы сомневался!

Димка, казалось, тоже не удивился, но от комментариев воздержался. Я маялась, не зная, как задать давно мучивший меня вопрос. Ничего толкового в голову так и не пришло, я досадливо сморщилась и спросила напрямик:

— Степа, скажи Христа ради, что там в ампулах? Я же спать спокойно не смогу!

— Сказать-то, конечно, можно, да только надо ли? Думаешь, если узнаешь, что там, уснешь спокойно?

— Постараюсь…

Степка с сожалением покачал головой.

— Вот бабье, а? — обратился он к Брусникину и Антону. — Через свое любопытство уже попали в переделку, а все никак не угомонятся!

— Ты будешь нам лекции по женской психологии читать, — возмутилась Клавдия. — Мы ведь все равно узнаем, правда, Дим? Днем раньше, днем позже, какая разница? Говори, ну!

Степка еще немного помолчал, испытывая наше терпение на прочность. Когда я уже готова была запустить в него чем-нибудь тяжелым, поскольку особым терпением не отличаюсь, он наконец произнес: