Сицилиец - Пьюзо Марио - Страница 50

То, что могущественный дон Кроче гарантировал им всем прощение правительства, произвело впечатление даже на Пишотту. А вот Гильяно видел тут подвох. Ну как он может быть уверен, что дон все это не придумал? Что планы не выкрадены? Что они не отменены министром? Нет, ему необходимо встретиться с самим Треццой.

— Все это звучит убедительно, — сказал Гильяно. — То, что вы взялись гарантировать нам прощение, показывает, какое доброе у вас сердце и почему люди на Сицилии называют вас Добрая душа. Но вечное предательство Рима известно, а политики — вы знаете, чего они стоят. Я хотел бы, чтобы кто-то, кому я полностью доверяю, услышал это обещание от самого Треццы и привез мне документ с его заверениями.

Дон этого никак не ожидал. Он уже начал испытывать теплое чувство к Тури Гильяно. Даже подумал, как было бы хорошо, если бы этот молодой человек был его сыном. Как бы они правили Сицилией вместе!.. Но, поняв, что Гильяно не принял на слово его заверения, дон почувствовал, что доброе отношение к этому парню начинает у него улетучиваться. Он видел, как наблюдает за ним из-под приспущенных век Гильяно, ожидая дальнейших доказательств, дальнейших заверений. Значит, гарантий дона Кроче Мало ему недостаточно.

Наступило долгое молчание. Дон обдумывал, что сказать, остальные ждали. Гектор Адонис пытался скрыть свое огорчение по поводу напористости Гильяно — он боялся, как на нее отреагирует дон. Белое одутловатое лицо отца Беньямино походило на морду обиженного бульдога. Наконец дон заговорил, и все вздохнули с облегчением.

— Я заинтересован в том, чтобы ты согласился, — сказал он Гильяно, — и потому, возможно, увлекся собственными доводами. Но я хочу помочь тебе принять решение. Во-первых, позволь мне сказать, что министр Трецца никогда не даст тебе никакого документа — это слишком опасно. Но он поговорит с тобой и даст устно все те обещания, о которых говорил со мной. Я могу получить соответствующие письма у принца Оллорто и других влиятельных аристократов, которые поддерживают нас. А можно придумать и кое-что получше: у меня есть друг, который, возможно, сумеет в большей мере тебя убедить — католическая церковь поддержит ходатайство о том, чтобы тебя простили. Мне обещал это кардинал Палермский. После того как ты выслушаешь министра Треццу, я устрою тебе аудиенцию у кардинала. Он тоже даст тебе лично все заверения. И тогда у тебя будет обещание министра юстиции всей Италии, слово кардинала святой католической церкви, который со временем может стать папой, и мое…

Гильяно рассмеялся.

— Я же не могу поехать в Рим.

— В таком случае, — сказал дон Кроче, — пошли кого-нибудь, кому ты полностью доверяешь. Я лично отведу его к министру Трецце. А затем отведу к кардиналу. Уж слову сановника церкви-то ты можешь поверить?

Гильяно внимательно наблюдал за доном Кроче. Мозг его подавал сигналы тревоги. Почему это дон так хочет помочь ему? Дон конечно же понимает, что он, Гильяно, не может поехать в Рим, никогда он не пойдет на такой риск, даже если тысяча кардиналов и министров дадут слово не трогать его. Так кого же дон хочет, чтобы он туда послал?

— Есть только один человек, которому я полностью доверяю, это мой заместитель, — сказал он дону. — Берите с собой Аспану Пишотту и везите его в Рим и в Палермо. Он любит большие города, а если кардинал к тому же исповедует его, то, может, все грехи ему простятся.

Дон Кроче откинулся на спинку кресла и подал знак Гектору Адонису, чтобы тот налил ему кофе. Так он всегда маскировал свою радость по поводу одержанной победы… Но Гильяно, блистательно проявивший себя а партизанской борьбе, став бандитом, научился интуитивно угадывать поступки людей и ход их мыслей. Он мгновенно почувствовал, что дон Кроче доволен. Значит, дон Кроче выиграл очень важную для него ставку. Гильяно и в голову не могло прийти, что дон Кроче был доволен тем, что получил возможность какое-то время побыть наедине с Аспану Пишоттой.

Два дня спустя Пишотта отправился с доном Кроче в Палермо, а затем в Рим. Дон Кроче относился к нему так, точно он — член королевской семьи. А впрочем, Пишотта и в самом деле был похож на генерала Чезаре Борджиа…

В Палермо они остановились в отеле «Умберто», принадлежавшем дону Кроче, и Пишотте был оказан максимум внимания. Ему купили все новое для встречи с министром юстиции. Он обедал с доном Кроче в лучших ресторанах. А затем Пишотту и дона Кроче принял кардинал Палермский.

Пишотта, парень из маленького сицилийского городка, выросший в католической вере, держался во время аудиенции вполне свободно, его не привели в трепет ни величественные залы кардинальского дворца, ни подобострастие, с каким относились к его преосвященству все окружающие. Дон Кроче поцеловал кольцо кардинала, а Пишотта, горделиво выпрямившись, стоял и смотрел на него.

Кардинал был высокий. Он вышел к ним в красной шапочке и малиновом одеянии. Лицо у него было грубое, в оспинах. Несмотря на все утверждения дона Кроче, ему никогда не стать папой — при голосовании он не получил бы ни одного шара, — но это был прожженный интриган, исконный сицилиец.

Последовал обычный обмен любезностями. Затем кардинал приступил к делу. Он сказал Пишотте, что святой церкви грозит здесь, на Сицилии, смертельная опасность. Если коммунисты победят на выборах, кто знает, что может произойти? Величественные соборы сожгут или разгромят и превратят в заводы. Статуи святой Девы и всех святых, кресты с распятым Христом выбросят в море. Священников убьют, монашек изнасилуют.

Тут Пишотта улыбнулся. Да какому же сицилийцу, будь он даже самым отъявленным коммунистом, придет в голову насиловать монашку? Кардинал заметил эту улыбку. Так вот, если Гильяно поможет подавить коммунистическую пропаганду перед выборами, он, кардинал, сам произнесет в пасхальное воскресенье проповедь, в которой высоко отзовется о Гильяно и попросит правительство в Риме даровать ему помилование. А дон Кроче скажет об этом министру, когда они встретятся в Риме.

На этом кардинал закончил аудиенцию и благословил Аспану Пишотту. Кардинал уже повернулся, чтобы уйти, но тут Аспану попросил его написать два слова Гильяно в подтверждение, что они действительно встречались. Кардинал согласился. Дона потрясла глупость высокопоставленного сановника церкви, но он ничего не сказал.

А вот встреча в Риме уже больше соответствовала тому, как представлял ее себе Пишотта. Министру Трецце было далеко до кардинала. В конце концов, он же был министром юстиции, а Пишотта всего лишь посланцем бандита. Он сказал Пишотте, что, если христианские демократы проиграют на выборах, коммунисты примут чрезвычайные меры, чтобы уничтожить на Сицилии всех бандитов до последнего. Да, конечно, карабинеры по-прежнему делают вылазки против Гильяно, но тут уж ничего не поделаешь. Видимость должна быть сохранена, иначе радикальные газеты поднимут вой до небес.

— Вы что же, ваше превосходительство, — прервал его Пишотта, — хотите сказать, что ваша партия никогда не даст прощения Гильяно?

— Это будет трудно, — сказал Трецца, — но не невозможно. В том случае, если Гильяно поможет нам победить на выборах. И если потом он какое-то время посидит тихо и не будет никого выкрадывать и грабить. Если даст немного о себе забыть. Пожалуй, ему бы даже стоило эмигрировать в Америку, а потом через какое-то время вернуться, когда все забудут и простят. Но если мы победим на выборах, одно я гарантировать могу. Мы не станем предпринимать серьезных усилий для его поимки. А если он захочет эмигрировать в Америку, мы не станем чинить ему препятствий или уговаривать американские власти выдать его.

Помолчав немного, он добавил:

— Я лично сделаю все, что в моей власти, чтобы убедить президента Италии даровать ему прощение.

— Но если мы станем образцовыми гражданами, — со своей хитрой усмешечкой произнес Пишотта, — что мы есть-то будем — Гильяно, и его люди, и их семьи? Может, правительство как-то заплатит нам? Мы ведь выполним за него всю черную работу.