Десять тысяч американских долларов - Гилман Джордж - Страница 21

Он повторил тот же жест. Эдж выудил из кармана один из тех долларов, которые дала ему Гейл при расставании, и бросил его мальчугану.

— Эстебан! — тут же раздался из темного двора голос.

Мальчишка расхохотался и бросился по улице в противоположном направлении. Из двора появилась толстая женщина. Эдж усмехнулся — эта масса в двести пятьдесят фунтов живого веса двигалась и в половину не так быстро, как мальчишка, — и продолжил свой путь.

Обе улицы выходили на площадь, на которой царило веселье. В центре стоял деревянный помост, освещенный факелами, на котором шестеро гитаристов развлекали с полусотни танцующих пар. На площадь также выходили двери десятка кантин, из которых вырывались крики веселящихся мужчин и женщин. Пьяные вываливались из этих дверей, но лишь для того, чтобы перебраться в соседнее заведение. Мелькали лица ребятишек, занимающихся тем же промыслом, что и Эстебан. Время от времени нанятые оборванцы поджигали петарды и бросали их в толпу, что вызывало веселое смятение от этой преувеличенной опасности. Эдж бесстрастно осмотрел происходящее и привязал лошадь к коновязи у «Монтийо-отеля».

Могучая белая кобыла довольно злобно оглядела жалких мексиканских ослов, составивших ей компанию, и быстро расчистила себе необходимое пространство. Кое-кто хотел бы заступиться за своих животных, но их отговорили, потому что Эдж выглядел не тем человеком, которого можно беспокоить по пустякам.

Эдж вошел в соседнюю с гостиницей кантину. Внутри стояли столы, за которыми мужчины и женщины делали вид, что слушают молоденькую девушку, которая пела у бара в углу. Ей аккомпанировал молодой человек, бросавший вопрошающие взгляды на окружающих. Эдж протолкался к стойке, служившей сдерживающим барьером от толпы пеонов. Тут же один из барменов подскочил к нему с подобострастной улыбкой.

— Сеньор?

— Пива.

Бармен выволок из-под стойки стакан сомнительной чистоты, отбил горлышко у бутылки с пивом и опорожнил ее в стакан, оценив свои действия в песо. Эдж шлепнул на стойку доллар, даже не прикоснувшись к выпивке. Пухлая липкая рука накрыла монету, но Эдж тут же припечатал ее своей ладонью. Бармен поднял голову и увидел, что Эдж ухмыляется ему в лицо.

— Доллар ваш, — мягко сказал Эдж. — Но если никто не придет ко мне до полуночи, чтобы поговорить об этой вещи, я вернусь и с деньгами заберу кое-что еще.

— Сеньор?

— У вас нелады со слухом? — процедил Эдж. — А на вид вы вполне здоровы.

Бармен проглотил комок, застрявший в горле, и внимательно осмотрел кольцо на руке американца.

— Я не понимаю, сеньор, право слово, не понимаю. Эдж хмыкнул, отпустил бармена и пошел к выходу. — Пусть спросят Эджа, — бросил он через плечо. Стакан с пивом оказался в руках какого-то пеона, который торопливо опрокинул его в глотку.

— Очень суровый человек, — сказал он бармену, возвращая стакан.

— Наверное, он имел в виду то, давнее дело… пробормотал бармен. Американец отвязал свою лошадь, отвел ее в конюшню, в которой храпел бесчувственный от выпивки сторож, и поместил ее в свободное стойло. Потом пинком разбудил сторожа. Когда бравый служака вскочил, он увидел долларовую бумажку, и, конечно, пообещал, что даже сам президентский скакун не получил бы лучший прием, чем кобыла гринго. Эдж кивнул и пошел прямо в отель, захватив ружье и с удовольствием слушая, как хлопают по бедрам кольты, позаимствованные у Эль Матадора.

Владелец отеля заявил, что все номера заняты приехавшими на праздник, но вид пятидолларовой купюры заставил его вспомнить, что одна комнатушка еще свободна. Эдж подписал какой-то листок и заставил его трижды повторить свое имя.

— Я буду ждать посетителей, — пояснил он. — Но если никто не придет, прошу меня не беспокоить.

— Конечно, сеньор, — отозвался мексиканец. Эдж поднялся по ступеням, с винтовкой в качестве багажа. Ему достался номер двадцать три. В тот момент, когда он открыл дверь, церковный колокол пробил шесть раз. Звуки доносились издалека и навевали меланхолию. Эдж справедливо решил, что таким образом здесь отмечается время, и что ему придется ждать еще шесть часов.

Он запалил чадящую лампу и оглядел комнату. Она была лишь немногим больше чулана, но в ней умещалась узкая кровать и шкаф для одежды. Крохотное окошко давало вид на глухую стену здания, находящегося за гостиницей. Пол был из неровных досок, уродство которого никогда не собирались спрятать под половиком. Когда Эдж подошел к окну, два ленивых таракана побежали по узенькому подоконнику.

Эдж раздраженно пнул ногой кровать. Над тюфяком поднялось облако пыли, и засушенные трупы самых разнообразных насекомых посыпались на грязные доски.

Эдж поморщился, вывалил на пол серые от глинистой воды простыни, грязный тюфяк, и лег на голое веревочное плетение. Сунув под голову шляпу, он закрыл глаза и расслабился, удовлетворенный тем, что может одновременно следить за квадратиком окошка и за полоской света, пробивающейся из-под двери.

С площади доносился приглушенный шум, в котором изредка выделялись взрывы петард и пьяные крики. У него уже давно не было возможности спокойно подремать, а ощущение оружия в руках давало чувство защищенности. Он не заметил, как сладкая дрема притупила его внимание.

— Сеньор, достаточно вам шевельнуться, и вы умрете, прозвучал чей-то голос.

Эдж открыл глаза, и тут же увидел люк в потолке, который он до этого не замечал. В нем было видно ночное небо, и лунный свет играл на стволах двух револьверов.

— Это плохой способ разговаривать с незнакомыми людьми, — осторожно сказал он, и неожиданно скатился на пол, стараясь взять люк под прицел.

Но в тот же миг дверь распахнулась от удара, и Эдж увидел на стене тень человека, который целился ему в спину.

— Вас же предупреждали, — произнес другой голос. — Вы должны благодарить нас за выдержку, сеньор.

— Тогда — другое дело, — ответил Эдж и аккуратно отложил винтовку.

Глава 18

Сверху в комнату спрыгнул молодой парень. На вид ему было не больше двадцати. Невинное, гладко выбритое лицо, мягкие серые глаза и безвольный рот — все говорило, что он был не из тех, кто привык пользоваться оружием. Но он держал в руках двуствольные «Трантеры» с уверенностью человека, который умел обращаться с подобными вещами. Он был в белой рубашке и серых штанах, которые поддерживал богато украшенный пояс с тяжелой пряжкой и великолепно украшенными кобурами.

— Я — Рамон Армендарес, — представился он, подбирая брошенную Эджем винтовку. — А это мой дядя — Мануэль Армендарес. Соответственно, мы — сын и брат мэра города.

Он говорил на безупречном английском, щеголяя произношением. Стоящий в дверях кивнул. Эдж уловил в его лице сходство с Рамоном. Мануэлю было крепко за шестьдесят. Он был на шесть дюймов ниже племянника, и его лицо украшали ухоженные борода и усы. Глаза его были того же мягкого серого цвета, но излучали горечь, которую придает долгая жизнь, и которой не бывает в юности. В его руках темнели вороненные кольты.

— Вы, конечно, извините нас за необычный способ вторжения, — улыбнулся Рамон.

— Мы слышали, что ваше появление в городе тоже не отличалось изяществом манер. Естественно мы предположили, что лучше слегка пересолить, чем нарваться на пулю.

Эдж лишь хмыкнул.

— Я спал, как ребенок.

Рамон опять улыбнулся и указал на ружье Эджа.

— Маленький ребенок с погремушкой в руках.

— Не исключено, что других игрушек у меня в детстве просто не было. По крайней мере свой первый зуб я сломал именно о подобную игрушку.

— У всех у нас бывали трудные времена, — философски заметил Мануэль.

— Но это не значит, что мы должны терять время, вмешался Рамон, уже не улыбаясь. — Итак, сеньор, у вас имеется кольцо.

— Оно что-то значит?

— Я его еще не видел.

Эдж неторопливо снял кольцо и протянул Рамону. Тот засунул один из револьверов в кобуру, чтобы взять его. Когда он потянулся за ним, Эдж бросился вперед, обхватил его за шею, оказался у него за спиной и вдавил под лопатку один из кольтов Матадора. Дядя и племянник смотрели друг на друга, с ужасом осознавая, что их оружие стало бесполезным.