Черная пасть - Бальбуров Африкан Андреевич - Страница 4

Джекобс внимательно оглядел берега.

— Убедили, — сказал он, поворачиваясь к Самойлову. — Разрешаю! На чем поплывут?

— Это уж их забота! — засмеялся Самойлов. — Народец изобретательный чертовски. Кстати, поговорю с проводником: не может быть, чтобы у природных наездников не находилось средств от такой беды, как у вас!

В глазах Джекобса появился живой интерес.

— Берите контракт, — сказал он. — Я подписал. Если найдете доброе средство — с меня бутылка виски. Скажите, чтоб далеко не отплывали. Передайте: снайперам из комендантского взвода приказано держать их на прицеле!

Не прошло и получаса, как на крепко сбитом плоту отец с сыном отплыли от берега. Самойлов, с интересом наблюдавший, как Бадма соорудил плот не только без гвоздей, но без ремней и веревок — бревна были связаны жгутами из тальниковых ветвей, — теперь с неменьшим интересом ждал, как и чем он будет ловить карасей. Об этом же думал Чимит, восхищенно глядя, как ловко управляет отец плотом, загребая шестом.

— А чем будем рыбу-то ловить? — спросил он, когда плот уже изрядно отошел от берега.

Перестав грести, Бадма взялся за переметную суму из нерпичьей кожи.

— Запомни, — сказал он, — дальняя дорога — это близкие беды, если не подготовишься как следует. Смотри, вот чем будем ловить!

Отец вытащил две бутылки, наполненные чем-то белым.

— Бери хлеб, кроши, подманивай рыбу.

Не прошло и десяти минут, как возле плота засновала рыба. Чимит — первый удильщик среди станичных мальчишек — никогда не видывал таких крупных рыбин. Он склонился лицом почти к самой воде и затаил дыхание. Отец тем временем привязал бутылки тонкой шпагатиной за горлышко и сказал:

— Отойдем немного.

Едва они отплыли на расстояние в длину шеста, Бадма подцепил бутылки на конец шеста и осторожно опустил в воду, где кормилась рыба. Едва бутылки скрылись, раздался глухой взрыв. Вода взбурлила, выкинув на поверхность десяток больших окуней и карасей вверх брюхами.

— Ты чем это? — спросил ошеломленный Чимит.

— Подбирай скорее. Оживет! — приказал отец.

Вытаскивая рыбу на плот, Чимит даже вспотел от охватившего волнения: такую рыбу ни в какое ведро не столкать! Отец, взявшись за шест, усмехнулся:

— Что, думаешь, в бутылке было?

— Не знаю, — признался Чимит.

— Известка!

— Известка?! Не-е.

— А вот так, самая простая известка, только негашеная. В пробке дырочка... и вся хитрость! Теперь слушай. Сегодня перед утром тебе надо уходить. Поедешь в Устье к Иннокентию Бутырину. Дорогу знаешь. Слышал, что сказал американец? У него рука не дрогнет! А впереди всякое может случиться... Поэтому не надо тебе оставаться с ним. Понял?

— Понял. А что сказать дяде Иннокентию?

— Расскажешь, что видел, что за золотом идем в Черную Пасть, да скажешь, чем вооружен отряд. А скажи-ка, чем он вооружен?

У Чимита заблестели глаза.

— Отряд в полтораста сабель из трех конных взводов, в каждом взводе по три ручных пулемета!..

— Ишь ты! Да тебя в разведку можно посылать! Но это я так, может, пригодится Кехе. Конь оседланный будет пастись, в суме переметной еда будет.

ТУМАН НА БЕРЕГУ ОЗЕРА

Когда Самойлов открыл глаза, то зрелище представилось более чем странное: на темных кронах деревьев висит белый вязкий туман, а ниже, над самой землей, светло и чисто — похоже, что необъятно огромная белая масса стоит на темных стволах, как на ногах. Из тумана между стволами виднеются отсыревшая палатка Джекобса, спящие прямо на земле солдаты, проводник Бадма, неторопливо разжигающий костер.

Самойлов не отказал себе в удовольствии предаться давней привычке — проснувшись, полежать с полузакрытыми глазами. Раньше, в далекие юношеские годы, любил помечтать. Было о чем! Единственный, любимый сын баргузинского купца-золотопромышленника, ворочавшего миллионами, мог помечтать о многом — ему ведь и доступно было многое! Очень не любил одно-единственное вторжение в эти минуты, производившееся с ведома и с повеления отца: в двери возникал безукоризненный пробор учителя, и звучала английская фраза — каждое утро новая. Считалось, что фраза, услышанная на свежую голову, запоминается на всю жизнь. Нанял отец англичанина, когда Геннадию было около четырех лет. Позже он вспоминал об этом учителе с благодарностью: он так говорил по-английски, что приводил в изумление преподавателей гимназии. А когда она была окончена, отец смело отправил единственного наследника в Америку, в Калифорнию, где была отлично поставлена подготовка горняков-инженеров. Отец вынашивал мечту: его миллионы — база, фундамент под здание, которое будет возведено наследником, получившим образование в стране безграничного предпринимательства. Чтобы он набрался опыта на черновой инженерной работе, отец назначил сына управляющим глухого таежного прииска Черная Пасть. В то же время поручил обследование новых месторождений. Разъезжая по таежным глухоманям, молодой Самойлов убедился, что старательская добыча россыпного золота кончается, она должна в конце концов уступить разработке коренных месторождений — рудного золота. А это невозможно без машин. Завозить их — нужны дороги, на телегах не завезешь! Никакому миллионеру не поднять строительство железной дороги. Так что мечты Геннадия об освоении всего этого богатейшего края напоминали стремление укусить собственный локоть. Правительство России бессильно что-либо предпринять, казна пуста. Самойлов-младший понял: не потому появляются все новые и новые иностранные фамилии на небосклоне русской промышленности, что собственные владельцы заводов и фабрик, шахт и рудников плохи или слабы. Нет, это идет расплата по векселям за гигантские займы. Это необратимо. Раз так — надо самим активно привлекать иностранный капитал к богатствам Сибири. Американцы давно принюхиваются. У Вудро Вильсона большие интересы в Красноярске. Две мощные компании живо интересуются районом Байкала. Американцы умеют смело вкладывать огромные капиталы в освоение самых диких мест. К часу, когда хлынут доллары в Сибирь, компания «Самойлов и сын» должна быть готова...

В это самое время до слуха Самойлова дошли необычные звуки. Они разогнали мысли подобно тому, как близкий выстрел заставляет исчезнуть в мгновение ока стадо мирно пасущихся степных косуль. Если бы сказали, что идет разъяренный бык, то это могло быть правдой, но только наполовину: бык не может в трубный рев ввертывать английские ругательства! Самойлов едва успел вскочить на ноги и оказался лицом к лицу с Джекобсом.

— Кар-рамба! — выкрикнул Джекобс свое словечко, бог знает где подхваченное и употребляемое, когда ярость внутри нарастает, а запас ругательств иссяк. — Можете сказать, черт бы вас побрал, где этот дикарский мальчишка?

— Позвольте, в чем дело? С чего это вздумали орать на меня?

— Я хочу знать, куда девался сын проводника? Я не только буду кричать на вас, а заставлю понюхать вот это!

И перед носом Самойлова оказался громадный кулак. Наследник баргузинского миллионера успел заметить, что у майора ужасно костлявый кулак — сильный удар обязательно искровянит лицо. Он почувствовал, как в голову хлынула волна ярости. Почти не помня себя, схватил длинную руку Джекобса и с силой рванул, употребив прием джиу-джитсу. Не ожидавший ничего такого, Джекобс был вынужден со стоном повернуться на сто восемьдесят градусов, спасая от жуткой боли плечевой сустав. Но от этого маневра боль не прошла, а даже усилилась, и майор взвыл.

— Что вы делаете? Больно же! — закричал Джекобс. — Отпустите!

— Больно? Очень может быть, — бывает больнее!.. — голос Самойлова звучал спокойно и ровно. — Вы сильно ошиблись — это у себя самого должны спросить, куда девался мальчишка. И больше прошу никогда не пускать в ход кулаки — это опасно будет для вас. Вы можете увидеть, на что способен русский интеллигент. Так что стойте смирно! Бадма, ко мне! Быстро!

Появившийся в ту же минуту проводник удивленно смотрел на майора, побледневшего и потного, нервно растиравшего плечо.