Шесть секунд до взрыва - Пучков Лев Николаевич - Страница 26

Вот так решил хитрый Ахмед бросить жребий. Тех, что вытащили спички без головок, Ахмед отогнал в сторону, а остальным велел копать яму. Когда глубина ямы достигла полутора метров, Ахмед поставил на край троих пленных и самолично, отточенными движениями отрубил им головы японским мечом…

– Здоровый этот Ахмед, – заметил тогда крепкий пацан. – Или меч больно острый – головы сразу не отлетали – щуххх! – меч пошел дальше, а она на шее немного постояла, а потом так аккуратненько – плюх! И кровищи…

Когда мы доставили пацанов куда надо, они отказались официально заявлять об убийстве своих троих товарищей.

– Все было нормально, обращались хорошо, – однообразно отвечали вызволенные из плена на вопросы журналистов, отворачивая взгляды от видеокамер. Когда их спросили мои пацаны – чего, мол, молчите, кто-то из них сказал: – Жить хочется. Они же везде достанут – вон, по России кругом чеченцы… И потом – не мы первые, не мы последние, кто-то ведь снова попадет в плен…

Такие вещи, Ахмед, хорошо запоминаются. Так что напрасно ты повесил «катану» на ковер в своем штабе – это визитная карточка твоей мерзкой сущности, а не произведение искусства, как тебе мнится…

Заметив, что Тэд уделил трапезе достаточно внимания, я, будто бы переводя фразу Ахмеда, сказал:

– А спроси-ка хозяина: что это за меч у него висит на ковре? Насколько я знаю, цена этого меча не меньше, чем у трех «Мерседесов» ручной сборки.

Тэд уставился на ковер, пожевал губами и обратился к хозяину с вопросом. Я перевел:

– А что это у тебя за меч такой замечательный, уважаемый Ахмед? По виду похож на настоящую самурайскую «катану»! Где это вы такой распрекрасный предмет раздобыли?

Я уже говорил, что чеченцы крайне подвержены бахвальству – болезнь такая. Особенно любят они хвастаться своим оружием – попробуй спроси кого-нибудь о дедовском кинжале – хозяин будет часами рассказывать, когда, кого и при каких обстоятельствах этим благородным орудием кровной мести лишили жизни во благо славного дела. Я приготовился выслушать от Ахмеда с три короба наглого вранья по поводу «катаны», но, как ни странно, хозяин вдруг заледенел взглядом и неохотно пояснил:

– Я нашел его… Ну, в горах нашел. Красивая вещь – вот и повесил на ковер. Чего добру пропадать… Хотите – вам подарю?

Я перевел это Тэду, присовокупив:

– Не вздумай согласиться! Во-первых, его у нас отберут первые встречные «духи» или федералы. Во-вторых, если только для тебя это что-то значит, на нем кровь невинных пацанов – позже расскажу.

Тэд вытаращил глаза и, судорожно дернув кадыком, отрицательно помотал головой: нет-нет, нам такой меч без надобности, мы мирные люди!

Ахмед пожал плечами и вдруг остро глянул на меня исподлобья – нехорошо так зыркнул, волчара. У меня кольнуло под ложечкой – неужели узнал? Не может быть… Мы виделись мельком, один раз в жизни, в тот раз он не должен был обратить на меня внимание – мы даже не встречались взглядами. Я бы, например, не будь меча, не узнал бы тебя, Ахмед…

Внимательно осмотрев интерьер, я порадовался тому, что сижу от висящего на ковре меча буквально в двух метрах – кроме него, никакого оружия в комнате не было, не считая кинжала, что торчал за поясом у хозяина. Вот и ладненько – ты, конечно, матерый волчище, Ахмед, и убить тебя без шума голыми руками будет проблематично, судя по рассказу пленных пацанов, на глазах которых ты молниеносными и точными ударами обезглавил их товарищей… Однако, хороший мой, как только ты дашь понять, что вспомнил меня, я одним прыжком доскачу до меча, и ты горько пожалеешь, что родился на белый свет…

Между тем Ахмед два раза хлопнул в ладоши, и в комнату вошел молодой худощавый чеченец – тот, что подавал на стол. Улыбнувшись нам, хозяин сообщил:

– Ну, покушали, теперь будем чай пить. А чай у нас из родниковой воды – на равнине такого чая вы никогда не попробуете! – И обратился к парню на чеченском: – Подай чай и сладости. А потом сбегай к Юсупу – пусть срочно придет. Скажи ему, пусть сядет и слушает. Что-то мне не нравится, как помощник переводит журналисту, – по-моему, он много от себя добавляет. Юсупу передай – пусть не выделывается и делает вид, что английский не понимает. Потом я ему подробно объясню. – Проинструктировав подручного, Ахмед отпустил его взмахом руки.

Пока молодой подавал нам чай, я предупредил Тэда, делая вид, что рассказываю о чем-то отвлеченном:

– Сейчас придет мужик, который знает английский. Смотри, чего лишнего не скажи. Как только пацан выйдет, давай снимок: надо успеть до прихода того знатока…

Едва парень покинул комнату, Тэд достал из кармана куртки фотографию и обратился к хозяину:

– Я встречался со многими бойцами вашего сопротивления и имел с ними дружеские отношения. Вот этому парню я в прошлом году проиграл в карты 500 баксов. Может быть, вы знаете, где его найти? В тот раз у меня не было денег, и я хотел бы, по мере возможности, вернуть долг…

Пока я переводил, Ахмед внимательно разглядывал фотографию, и на его бородатой репе можно было прочесть изрядное недоумение. Сегодня утром англичанин по моей просьбе долго делал монтаж: переснимал с полароидной фотки личину парня в тюбетейке, которого опознала Айсет, затем я щелкнул его самого на «Конику». После этого Тэд около часа кропотливо работал, ворча по поводу качества снимка, и высказал сомнение относительно необходимости сооружать такую дешевую подделку. Хорошо, что журналист оказался настоящим мастером своего дела: на снимке получилось довольно сносное изображение стоящих рядышком на фоне какой-то серой стены людей – невооруженным глазом монтаж определить было весьма проблематично.

– А где это вы фотографировались? – поинтересовался Ахмед, вдоволь налюбовавшись подделкой.

– А, в каком-то селе, уже и не помню, – перевел я ответ Тэда. – Они там отдыхали, а я как раз собирал материал для статей.

– Угу, ясно, – буркнул Ахмед, выслушав перевод. – А почему вы об этом спросили у меня, а? – Он опять исподлобья зыркнул в мою сторону и уставился на британца. – Я действительно знаю этого человека. Это мой двоюродный брат… Кто вам сказал, что это мой родственник? – Добрый взгляд хозяина стал настороженным и колючим – руки перестали перебирать костяные четки и застыли на коленях. Да, мудрый ты, Ахмед, прозорливый! На правильном пути стоишь, родной ты мой… Теперь тебе только остается заорать дурным голосом, и спустя двадцать пять секунд нас с журналистом порежут на кусочки твои подчиненные, сидящие во дворе под навесом и играющие от нечего делать в карты.