Чучело (с илл.) - Железников Владимир Карпович - Страница 28

– Окно разбила… Да, я что-то слышал… Ты поплачь, поплачь. Легче станет. – Николай Николаевич сразу не мог понять, что теперь делать и что говорить. – А я все-таки поставлю чайник.

Он вышел из комнаты и быстро вернулся.

Но Ленка уже лежала с закрытыми глазами: то ли притворялась, то ли спала на самом деле.

Николай Николаевич долго стоял посреди комнаты, потом взял со стула медвежью морду, положил ее на стол, а сам сел на освободившееся место и теперь уже без всякой радости, а скорее машинально дописал в свою тетрадь: «…в деревне Вертушино у Натальи Федоровны Колкиной картину художника Н. И. Бессольцева, на которой изображена его внучка Маша в возрасте 10–11 лет. Это последняя работа художника, сделанная незадолго до его смерти».

Глава одиннадцатая

– На следующий день после праздников я стирала платье, – снова начала свой рассказ Ленка. – Когда я бросила камень в Димкино окно, то упала в лужу и вся перепачкалась. Я стирала платье и все думала, думала про Димку. И вдруг поняла: ненавижу его!

Тут мне кровь как бросилась в голову, я влетела в комнату и стала хватать свои вещи, чтобы уехать. «Вот тогда он попляшет!.. Будет мне письма писать, – думала я, – а я ему не отвечу! Хоть десять писем в день, хоть сто… Ни за что не отвечу! Никогда!»

А сама носилась по комнате и хватала, хватала свои вещи и запихивала в портфель. И вдруг увидела в окно, что в наш сад вошел Димка!

Я схватила платье и выбежала в сад, вроде надо его высушить. Ну, в общем, выскочила в сад, вешаю платье, а у самой сердце знаешь как прыгало!

Димка подошел и остановился позади меня. Я сделала вид, что не слышу, что он стоит и дышит мне в затылок. Наконец не выдержала и оглянулась. Он стоял передо мной, низко опустив голову. Постоял так и выдавил:

Я старалась изо всех сил быть спокойной, а главное, независимой. Такая гордая и неприступная! А когда он мне сказал: «Ты знаешь, кто я?», то улыбнулась уголком рта, я же владела собой, хотя на самом деле я совсем не владела.

«Кажется, я тебя узнаю… Ты вроде бы Димка Сомов?…» – медленно отчеканила я, чтобы он не заметил, что у меня голос дрожит. Потом взглянула на него – вижу, он волнуется больше меня.

«Если бы ты знала, кто я на самом деле, то не улыбалась бы и не шутила… – Он на секунду замолчал, а потом тихо-тихо произнес, одними губами прошептал: – Потому что я подлый!.. Самый подлый трус!..»

– Дедушка! – Ленка схватила Николая Николаевича за руку. – Как он это сказал, все лицо у него пошло пятнами. Ярко-красными!.. Как будто кто-то его раскрасил красной краской. Он прямо полыхал, а глаза метались, бегали в этом жутком пламени. «Ну, – подумала я, – тебя надо спасать, ты же погибаешь, ты же сгоришь в этом страшном огне».

«Ты трус? – говорю я ему. – Никакой ты не трус! Ты же у Вальки собак отбивал!.. Ты даже Петьки не побоялся!.. Ты же Маргарите всю правду выложил!..»

А он:

Он поднял на меня глаза. Дедушка, они были полны слез!

«Но теперь я всем-всем все скажу! – сказал Димка. – Вот увидишь! Ты мне веришь?»

«Верю», – ответила я.

«Я им все-все скажу, – продолжал Димка. – И тебя к ним отведу. Как только ты захочешь, так и отведу. Решишь и сразу приходи ко мне. Я буду ждать тебя. Придешь?»

А я обрадовалась:

«Приду, – говорю, – обязательно», – и сама, дурочка, расцвела.

Димка подошел ко мне… и поцеловал! Представляешь – по-це-ло-вал! – произнесла Ленка по складам. – Ты не удивляешься?

– Удивляюсь, – быстро ответил Николай Николаевич. – Я очень удивляюсь.

– Вот и я удивилась! Говорит, что трус, а сам совершает такие отчаянные поступки. Ты мне ответь: должна была я после этого снова поверить в него?

– Должна была, – сказал Николай Николаевич. – И молодец, что поверила. Верить надо до конца.

– Когда он меня поцеловал, то я сначала засмеялась. А потом как окаменела. Может быть, я простояла бы так до утра, если бы не раздался крик Вальки.

«Попался, Сомик! – заорал он. – Наконец-то!.. Пришел тебе конец!.. Можно играть похоронный марш… Та-ра-ра-ра!.. – завыл он, потом рассмеялся и крикнул: – Всем расскажу, что ты ходишь к Бессольцевой!» А сам в это время стаскивал с веревки мое платье. Я рванулась к нему, а он отбежал. «Чучело, привет! – и помахал моим платьем над головой. – Принесешь медвежью морду – получишь платье».

«Ну гад!» – закричал Димка и бросился за Валькой.

Тот метнулся к забору, взобрался на него, лягнул Димку ногой и спрыгнул на ту сторону.

«Отдай платье! – крикнул Димка. – А то получишь!»

«Плевал я на тебя! – закричал Валька из-за забора. – Теперь ты у меня попляшешь. Теперь я всем расскажу, как ты около Чучела крутился!.. Ах, простите, извините, поцелуйчик мой примите!» – Он снова захохотал и скрылся.

«Не волнуйся, – сказал мне Димка. Он был как в лихорадке. – Я отберу платье! Скоро!..

Сегодня!.. Сейчас же!.. И всем все скажу! Все! Все! Всем!..»

Он сорвался с места.

«Подожди!» – закричала я.

Димка остановился, а я убежала и принесла ему медвежью морду.

«Верни! Я с тобой!» – сказала я.

«Нет, я сам. – Он вдруг совсем успокоился, лицо его стало прежним, давно мне знакомым. – Ты еще там испугаешься… А здорово твой дед снял с меня эту морду…»

«Да, он ловкий», – сказала я.

Мне показалось, что мы с ним не расставались, что никто не гонял меня по улице, не кричал «Чучело» и «Гадина», не пугал медвежьей мордой.

«А он знает?… – спросил Димка. – Твой дедушка… про меня?»

«Что ты! Это же наш секрет», – сказала я.

По-моему, ему понравился мой ответ. Мы помолчали.

«Ну, жди меня», – решился наконец Димка, помахал мне на прощание медвежьей мордой – получилось смешно – и ушел.

Он шел к калитке легкой походкой человека, у которого хорошо на душе, ну как будто ничего его не мучает и не тяготит.

На меня напал страх. Я подумала, что зря отпустила Димку одного. «Ну, думаю, они Димку изобьют, ну, думаю, достанется ему на орехи», – и погнала следом за ним.

Димку я не догнала. Перед самым моим носом он нырнул в сарай, где собралась мироновская компания. Я нашла дыру в прогнившей стене и прижалась к ней. Подумала, что Димке без меня сознаться будет легче, а если понадобится – я рядом, тут же прилечу на помощь.

Они там были все в сборе и хохотали над Рыжим, прямо катались от смеха. Только Миронова с безразличным видом стояла в стороне и думала о чем-то своем.

А все из-за чего? Рыжий напялил мое платье, которое стащил Валька, и потешал их. Ну им и было весело.

Я тоже хихикнула: всегда смешно, когда мальчишки влезают в девчоночье платье.

А тут я услышала их крики:

«Рот до ушей, хоть завязочки пришей!»

После этого я поняла, что Рыжий-то изображал меня: цеплялся ногой за ногу, падал, крутил головой, вытягивал шею и улыбался, растягивая губы до ушей.