Удар Святогора - Новожилов Денис - Страница 37

Первый людоед уже не мог ходить, но до сих пор отбивался от наседавших на него собак и людей. Вампал с серой шерстью прыгнул первым, сын Ахмата – следом за ним, ударив кинжалом; клубок, сплетенный из тел человека и зверя, рычал и катался по земле, пока наконец не остановился возле камней, за которыми прятался его сородич до схватки. Мага добил копьем рыжего вампала, улучив момент, когда тот отшвырнул от себя одну из собак, но серая груда вдруг снова зашевелилась. Горцы медленно подступали к лежащей на земле туше чудовища, но, оттолкнув поверженного врага, на воздух выбрался сын Ахмата. Юноша продолжал сжимать в руках острый кинжал, сквозь порванную одежду на его теле виднелись глубокие раны от когтей, но он улыбался.

Охотники восхищенно заголосили, поздравляя его с победой. Первым до героя добежал сам Ахмат, крепко обняв сына. Роман тоже с чувством поклонился, благодаря отважного горца за спасение. Странно, но именно этот юноша Роману с первого взгляда не понравился. Он был одного с княжичем возраста, но выглядел куда массивнее, а потому взрослее, тем более у него уже росла пусть и короткая, но все же не куцая борода. Его лицо было почти всегда угрюмым, а взгляд – цепким, такие люди редко нравятся с первого взгляда. Но сейчас, когда он улыбался, его даже можно было счесть обаятельным.

– Ай да Рамаз! Молодец, добрый воин растет, – похвалил его Горлик. Спутник Романа держался за подранный бок, но его раны не выглядели слишком серьезными.

Вечером в ауле было то, что на Руси традиционно называлось «пир горой». Когда охотники внесли в селение головы ужасающих людоедов на толстых прутьях, вокруг началось всеобщее ликование. Роман слышал, что немало людей здесь имело родню в селениях, разоренных людоедами, и видеть, как убийцы их родичей получили по заслугам, было для них отрадой. Особенным героем стал Рамаз, убивший вампала кинжалом почти в одиночку. Все поздравляли юного бойца, а Ахмат буквально сиял от гордости. Роман попытался воспользоваться добрым настроем горца и начал разговор о найме. Горлик привычно переводил: несмотря на свои раны, он был все так же бодр и полон сил. Ахмат говорил куда более коротко, чем переводил Горлик; возможно, язык горца был более груб и прямолинеен, но свои подозрения княжич держал при себе.

– В первую очередь, хочу принести свои извинения за то, что ваши жизни мы подвергли риску. Второй вампал выскочил неожиданно, никогда раньше не видел, чтобы они с такой высоты сигали.

Ахмат прошелся по дому, как бы размышляя.

– Долго говорить не буду: мои люди с вами не пойдут.

– Можно узнать причину? – Внутри у Романа все заныло, но он не подал виду. Подводить отца ему очень не хотелось.

– Можно, – хозяин дома тяжело вздохнул, – причин несколько. Первая из них – вы бьетесь не в горах. Это в горах мы сильны: знаем, как залезать на неприступные скалы, пускать лавины на врага, готовить ловушки. В поле мы просто толпа мужчин, суровых и сильных, но не войско. Вторая причина тоже весьма важна. В Степи зашевелилось что-то нехорошее. Уже приезжал посол от новой Великой степи, хотел собачьи головы. Глупец. Наши псы – не товар, они нам друзья и соратники. А этот еще и грозил, чуял за спиной своей силу.

– И что с ним стало?

– С послом? Ничего. За кого ты нас принимаешь? Прогнали его. Но чую я: неспроста все это, – и боюсь.

Ахмат поймал вопросительный взгляд гостя.

– Да, боюсь; только глупец страха не знает. Я в те времена, когда рать Тугарина в набег шла, мальцом совсем был. Наши все в горы ушли, а мне интересно стало посмотреть. Ну и еще я тогда отца своего трусом посчитал, мол, настоящий горец ничего не боится, а он в горы сбежал. И я спустился вниз посмотреть на степняков этих. Так это было просто море из людей. Настоящее море. Они шли, и шли, и шли. И не было им ни конца ни края. Во всех наших горах столько людей даже не живет, сколько их тогда мимо меня прошло. В горы они тогда не полезли, но если бы пошли – не остановили бы мы их. У любого мужества есть предел, у любого мастерства. А потом я узнал, что это только часть войска прошла. А теперь я боюсь, что в этот раз не минуют они наших гор. Вот две главные причины.

– Есть еще и не главные?

– Есть. Вызова нет в твоем предложении. Мы ведь не западные наемники, это им все равно, за что и против кого, лишь бы монета звенела. Им монета главней всего, мы монету тоже жалуем, обманывать не стану, но удаль и лихость для нас всегда на первом месте.

– Стало быть, ваш ответ – нет?

– Не обижайся, княжич: вижу, человек ты достойный, хоть и молодой еще. Будь моим гостем, сколько пожелаешь, ешь за моим столом, спи в моем доме. Может, и будут у нас еще общие дела, не зарекаюсь. Но не сейчас.

Роману хотелось заплакать от обиды: подвести отца и не оправдать его надежды было нестерпимо тяжело, но он лишь вежливо улыбнулся Ахмату в ответ.

Глава 28

Специалист по степной дипломатии

– Да ну нет же, никуда не годится! – Картаус горестно всплеснул руками и откинулся на подушку; красивая загорелая рабыня достала из миски спелую виноградину и положила ему в рот. Стоявший перед ним человек в пестрой одежде смутился. – Понимаешь ли, мой друг, когда я говорю, что кобылица отелилась – это смешно. Кобылицы не могут отелиться, только ожеребиться, понимаешь? Это такой очень-очень простой степной юмор, а ты даже его не понимаешь. Плохой шут в этом месте должен был засмеяться хотя бы. Хороший шут должен пошутить в ответ, и если мне стало бы смешно, то такого шута я бы назвал отличным. Ты же вообще пропустил все мимо ушей. Никуда не годится; иди с глаз моих.

Чернокожий охранник вывел незадачливого шута из нового дворца Картауса, что он купил в Шамаханском царстве. На продажу был всего один дворец – вельможи, недавно впавшего в немилость у царицы, а шамаханские вельможи вместе с потерей милости теряют и голову – давняя традиция этого народа. Четыре сада, восемнадцать фонтанов и три бассейна, скульптуры из золота и шитье из китайского шелка. Когда распорядитель имуществом выставил дворец на продажу, Картаус купил его не торгуясь, заявив, что он человек скромный и ему не привыкать к простой и строгой обстановке.

Тот же охранник доложил о приходе гостей, в этот раз посетителями были евнух Сирав и какая-то женщина. Евнух Сирав был влиятельным вельможей, его расположением дорожили не менее, чем благосклонностью визиря. Это было особенно странно в свете того, что нынешней правительнице был совершенно не нужен гарем, доставшийся от отца. Тем не менее распорядитель гарема не только не потерял своего влияния, но даже упрочил его. Царица прислушивалась к советам евнуха весьма часто.

– Мой дорогой неполноценный друг, – обрадованно вышел к гостям Картаус, – объект моей жгучей зависти, если вы слышали, как поступил со мной мой собственный отпрыск. А ведь один нехитрый взмах кинжала – и все проблемы были бы решены заранее.

– Так этот взмах кинжала несложно организовать, – расплылся в улыбке толстяк, – все для вашего удовольствия.

– Мой дорогой друг, как же жаль, что вы мне не по карману, мои поиски шута так ни к чему и не привели. Я готов убить от зависти князя Владимира, его шут, как говорят, еще и в стихах шутил, и даже пел.

– Боюсь, вы несколько запоздали с убийством, Владимир уже мертв.

– Вот и опять мне не везет; не поверите, начинаю ощущать, что жизнь моя вовсе не удалась. А этот дворец – всего три бассейна… что скажут люди? Я уже слышу шепотки за своей спиной – «неудачник».

– Жалость к вашей участи переполняет мое сердце. – Сирав притворно поклонился.

– Ах, ладно, не будем обсуждать мою печальную долю, – тяжело вздохнул Картаус, – вас ведь сюда привело какое-то государственное дело, я и рад бы потешить себя надеждой. что желание насладиться моим обществом возникло у вас спонтанно, но мой проклятый разум не позволяет мне делать такие допущения.

– Ваш разум так же остер, как кинжал, отрезавший меня навсегда от мира мужей. Вы позволите присесть? Моя спутница не привыкла долго стоять. – Женщина, пришедшая вместе с евнухом, слегка поклонилась, лицо ее было скрыто за фатой, видны были только глаза.