Чаша гладиатора (с иллюстрациями) - Кассиль Лев Абрамович - Страница 53

- Н… н… не очень чтоб-б-б, - пробубнил Сеня, уже совершенно коченея.

Вешка гнулась, стоять на цыпочках было уже невыносимо больно. Сводило пальцы на левой ноге. Но как Сене было признаться, что он не может сам выбраться из воды?

Пьер сидел почесываясь, потягиваясь. Потом посмотрел на окна школы.

- Хитерг ты! - с некоторым восхищением произнес он. - Вызвался дежурным быть, а сам - купаться. Не думал я, что ты такой отчаянный. А может быть, и мне искупаться? И до каких порг нам запргещать будут? Тем-пергатурга уже вполне, а? Как, по-твоему, темпергатурга воды?

- Нормальная, - забулькал несчастный, так как нечаянно опустил подбородок.

- А что это там плавает все около тебя?

- Яй-ц-ц-цо… - Зубы у Сени так и цокали.

- Это, навергное, утиное, - не спеша размышлял вслух Пьер. - Вряд ли здесь будет кургиное. Это утка, навергное, снесла. А ну, погони его ко мне, я тебе сргазу скажу - кургиное или утиное. Утиное, оно обычно есть немножко… он… немножко плю гран… кргупнее и чуточку пргодолговатее и скорглупка немножко шергша-вая…

Неизвестно, сколько бы времени еще Пьер продолжал толковать о различии между куриными и утиными яйцами, но вдруг голова его слушателя ушла под воду и тотчас появилась с громким бульканьем. Сеня отчаянно отплевывался.

- Нырять учишься? - спросил Пьер. - Надо уши пальцами зажимать и ноздри.

- Пьер, - вдруг тихо взмолился Сеня, - я что-т-т-то никак не выйд-д-д-ду. Тут спасительная мысль пришла ему в голову, неукоснительно уходившую под воду. - У меня судорога. - Сеня слышал не раз о том, что судорога случается даже и у самых лучших пловцов и признаться в этом совсем не предосудительно.

- О-о-о, судоргога - это очень плохо. Ложись сразу на спину, - скомандовал Пьер, - и уколи себя в икру, если у тебя есть булавка.

- Я без булавки плаваю, - признался совсем уже безнадежным голосом Сеня.

- Напргасно, совершенно напргасно, - поучительно прокартавил Пьер, - в пргохладной воде лучше купаться, всегда имея при себе булавку на всякий случай. Воткнул бы в пояс тргусов. Что, она тебе плавать бы помешала? Ты, между пргочим, осторгожней, если судоргога. Тут глубоко и может дно затягивать. - Пьер шагнул к самой кромке воды. - Ох, тут скользко как! Давай на всякий случай ргуку.

Сеня изо всех сил уцепился за руку Пьерки, чуть не стащив его в воду. И тот, видно, почувствовал, что дело неладно. Он стал очень серьезным.

- Дергжись кргепко, Гргачик, - проговорил он. - Не тргусь.

Он помог Сене вскарабкаться на берег. Пьеру пришлось тащить его изо всех сил, так как Сеня совсем ослаб. Собравшись в комок, обхватив свои трясущиеся плечи ладонями, Сеня присел на корточки и тихонько попросил:

- Т-ты никому не рассказывай, ладно?

- Какой ргазговорг, - ответил Пьер.

- А то неудобно.

- Еще бы! Дежургный, - понял его Пьер.

- Спасибо тебе, - продолжал Сеня. - Я бы сам в жизни не вылез.

- Чего там спасибо. Пустяки. - Пьер помедлил и принялся обеими руками растирать задрогшую спину Сени. - На контргольной ргассчитаемся - тоже поможешь вылезти.

И они вернулись в школу, где все давно уже спали.

Мог ли он после всего этого не послать решения задачки Пьеру, а заодно уж и Ремке Штыбу во время контрольной? Он понимал, что это не очень-то хорошо. Не такое пионерское поручение давали ему. Но ведь приз надо было выиграть. Ксана, как казалось Сене, не пережила бы, если бы приз имени ее отца с первого же раза ушел в, другую школу. Да и как было не помочь Пьеру, у которого, когда он оглянулся со своей парты на Сеню, было такое выражение, которое, должно быть, бывает у тонущего, пытающегося выкарабкаться из воды человека. Сеня не знал, какое выражение лица было у него самого в ту ночь, но он теперь хорошо понимал, что испытывает человек в подобном положении…

Пьер получил за контрольную пятерку. А Ремка, тот даже при готовом решении не мог заработать больше тройки, - такую мазню развел в задаче. Но тройка эта все-таки была уже отметкой, при которой допускали в команду эстафеты. Теперь надо было выправить обоих бегунов по литературе. И у Пьера и у Ремки одинокие четверки и кучковавшиеся тройки перемежались двойками. С такими оценками неумолимая Ирина Николаевна не допустила бы ни того, ни другого к участию в состязании. Дело могло спасти домашнее сочинение, которое задала всему классу Елизавета Порфирьевна. «Моя любимая книга» - такова была тема. Хуже уже нельзя было придумать. Любимые книги! Легко сказать!.. Пьер читал до приезда в Сухоярку главным образом детективные романы.

Хорошенькое будет дело, если он принесет Елизавете Порфирьевне сочинение, в котором будет утверждать, что его любимая книга «Приключение кровавого Фантомаса», «Любовь на дне ада» или «Убийство в полночь». Что касается Ремки Штыба, то ему уже сама постановка вопроса казалась издевательской. Самая любимая книга? Он вообще терпеть не мог книг. Ему приходилось кое-что читать по обязанности, но любить это занятие казалось ему делом недостойным настоящего парня. Если бы хоть еще насчет кино спросили.

- Ну в конце концов, - обратился Сеня к обоим приятелям, когда уже приближался срок сдачи домашних работ, - «Молодую гвардию» в кино вы же видели?

- Ну, видел, - сказал Ремка. - Это как одна там дроби бьет, цыганочку танцует, Любка?.. А на самом деле она против фашистов действует?

- Вот, вот, это самое!

- Это можно, - сказал Ремка. - Пиши, что это моя любимая.

- Ну, а ты? - обратился Сеня к Пьеру.

- Жюля Верна можно? - спросил Пьер.

- Конечно, можно.

- Ну, тогда это пусть будет «Дети капитана Гранта», - согласился Пьер.

- Стой! Это и я тоже в кино видел, - откликнулся Штыб. - Ты лучше мне пиши про это.

- Нет уж, - сказал Сеня, - ему простительно, он недавно к нам приехал. Вот пускай и пишет про Жюля Верна. Тем более, что француз.

- Нет, писать это ты будешь, - уточнил Ремка.

- Я тебе помогу, Пьер, - попытался было вразумить товарища Сеня, - но пиши сам. А то ведь будет заметно. И потом лучше бы сразу уж про три книжки. Они ведь друг с дружкой связаны - «80 тысяч лье под водой», «Дети капитана Гранта» и «Таинственный остров».

- Я «Таинственный остров» уже немножко забыл, - сказал Пьер.

- Ну, я тебе напомню. Помнишь, как они на острове оказались и там им все время кто-то помогал, спасал их, а оказалось, это капитан Немо.

- Давай, давай про них, - милостиво согласился Пьер. - Я вообще морское люблю. Пиши.

Сначала Сеня еще пытался как-нибудь вдохновить обоих своих подопечных, чтобы они самостоятельно сделали домашнюю работу. Ничего не получилось. Пьер хотя и старался, но никак не мог связать воедино мысль о трех книжках. А Ремка Штыб нес такую околесицу, что и слушать было тошно, а не только читать это на бумаге. Чтобы не тратить попусту время и покончить с грызущими его укорами совести, Сеня постарался представить себе на минуту лицо Ксаны в том случае, если приз достанется другой школе… И как только представил себе это, то махнул на все рукой. Попросить Сурика Сеня не решался. Не следовало его путать в это сомнительное предприятие. Тут дело, что говорить, не очень-то красивое. И скрепя сердце, просидев три дня по нескольку лишних часов в классе после уроков, Сеня сам написал сочинение для обоих. Велел им переписать за воскресенье. Тем более, что шестому классу разрешили с субботы до понедельника побыть на «большой земле» - дома у своих: там удобнее было незаметно переписать работу.

Сам Сеня так замучился с двумя работами для своих незадачливых подшефных, что еле успел написать собственное сочинение. Он писал про «Овода». Он видел «Овода» в кино и не раз перечитал книжку. Овод был одним из любимых его героев.

Удивительно: хромой, с виду непривлекательный, а такой благородный, храбрый и неукротимый человек!

Пьер получил за сочинение «пять», так как Елизавета Порфирьевна, учитывая, что у него встречались затруднения с русским языком, простила ему многие погрешности, которых он не избежал, переписывая слово в слово то, что ему подготовил Сеня. Ремка Штыб при переписке ухитрился сделать три грубейшие ошибки и еле-еле «натянул» тройку. А, к изумлению самой же Елизаветы Порфирьевны, Сеня, всегда писавший работы на пятерки, в этот раз должен был удовольствоваться четверкой.