Лига правосудия - Макеев Алексей Викторович - Страница 29

– Понимаете, товарищ полковник, все трое регистрацию в Москве имели, мы все данные на мужа с женой только из договора Рыжова с ними и узнали. А охранник же – нанятый работник, кто ж им интересовался? – виновато проговорил капитан.

– Сколько лет ему на вид было?

– По виду, где-то 40–45.

– Вы хотите мне сказать, что одинокий, молодой, здоровый мужик в вашем поселке, где, как и по всей России, мужчин меньше, чем женщин, не привлек женского внимания? Да они его со всех сторон рассмотрели и оценили, как помидор на базаре! От их глаз ничего не укрылось! А может, он и сам с кем-то шашни завел? К фермеру вашему он за молоком ездил? В магазин ходил? Да его люди постоянно видели, а теперь нам с вами нужно помочь им вспомнить все, что они о нем знают.

– Так ведь времени-то сколько прошло, – засомневался капитан.

– Вспомнят! – уверенно заявил Лев.

И это было действительно так, потому что он, как никто другой, умел шаг за шагом, слово за словом выуживать из свидетеля нужную информацию, и равных ему в этом деле не было. Так что уверенность Гурова основывалась совсем не на пустом месте. Но вот уже и чай был допит, да и время подошло, и Лев поднялся:

– Пойдемте, капитан. И начнем мы с вами с магазина, где продавщицей работает баба Дуся. Думаю, она уже полностью в курсе произошедшего, так что нам останется только ее выслушать.

И он оказался прав! В магазине, этом средоточии поселковых сплетен, гул стоял такой, что стекла дрожали. Сбежавшиеся туда бабы живо обсуждали последние события, что обычно неизбежно сопровождается воспоминаниями о самых разных подробностях, так что теперь оставалось только направить этот поток информации в нужное русло. Первым делом бабы, естественно, набросились на капитана, а пока тот отбивался и отбрехивался от них, Гуров подошел к продавщице, пожилой, но изо всех сил молодившейся женщине, предъявил ей удостоверение и тихо сказал:

– Евдокия?..

– Андреевна я, – важно сообщила она. – Только уж и вы зовите меня просто Дусей, как и все здесь.

– Как же можно? Вы здесь такой уважаемый человек, и вдруг просто по имени, – запротестовал Лев и продолжил: – Евдокия Андреевна, я полагаю, что вы уже все знаете?

– А то! – подбоченилась она. – Как Нюркин старший за водкой прибежал, я сразу же поняла, что неладное случилось. Мужика-то у нее нет, сыновья, слава тебе господи, не пьют, сама она даже по большим праздникам больше рюмки не принимает, а тут целая бутылка! Сказал он мне только, что скелеты детские возле сгоревшего дома нашли, и убежал! Да разве ж от него подробностей добьешься?

– Потом, как я понимаю, еще кто-то пришел?

– Так зять Веркин! Сказал, что тещу ни валерьянка, ни корвалол не берут, вот они и решили водкой попробовать ее в чувство привести. Но это он врет! Сам не дурак выпить! А уж как бабы пошли, так я все и узнала! Кто же детишек-то так? – рыдающим голосом спросила она.

Гуров сделал вид, что замялся, решая говорить или нет, а потом сказал:

– Евдокия Андреевна! Я уже понял, что вы человек очень наблюдательный и в людях хорошо разбираетесь, вот и хочу поинтересоваться вашим мнением по поводу охранника, что в сгоревшем доме жил.

– Так это Мишка! – воскликнула продавщица так громко, что все сразу замолчали и повернулись в их сторону. – Нечего подслушивать! – грозно проговорила она. – Освободите помещение! Мне с товарищами полицейскими поговорить надо! Идите-идите!

Женщины повозмущались, но вышли – видимо, авторитет у бабы Дуси здесь был непререкаемый, а к Гурову присоединился красный и потный капитан, которому они наговорили много чего.

– Значит, Мишка это! – удрученно покачала головой баба Дуся.

– На самом деле его могли и по-другому звать, – заметил Лев.

– Как же! И наколку он себе на пальцах просто так сделал! – язвительно сказала она, помахав левой рукой. – Я сиделых влет определяю!

– А внешность вы его можете описать? – попросил Гуров.

– Ну, ростом он был с тебя, в плечах, правда, пошире, – начала сосредоточенно вспоминать баба Дуся. – Волосы русые, густые, на висках уже с сединой. Глаза голубые, наглые до невозможности, а иногда, бывало, так глянет, что аж мороз по коже продерет. Помнится, я магазин уже закрыла и домой шла, а он меня догнал и попросил вернуться, водку ему продать. Я, конечно, отказалась – не девочка уже, чтобы туда-сюда бегать, так он мне ничего не сказал, глянул только и ушел. Так я до самого дома бегом бежала, до того страшно стало.

– А водку он часто брал?

– Через день по бутылке, говорил, что норма у него – 250 граммов в день. Врачи, мол, для сердца рекомендуют.

– Ну а что еще по внешности сказать можете?

– Брови у него были светлые, ничем не примечательные, – продолжила она. – Нос, видать, перебитый, потому что по роже его горбинка ему не полагалась. Губы вот у него красивые были, очерченные такие, крупные, словно вырезанные – женщине такие впору. Только он все больше кривил их в ухмылочках разных.

– А зубы? Может быть, не было какого-то или коронка золотая, например, – продолжал допытываться Гуров.

– Нет, зубы как зубы, прокуренные только – он же «Беломор» смолил! Сказала я ему как-то, чего он нормальные с фильтром не берет, а он мне в ответ, что мать его такие курила. Он в детстве у нее папиросы таскал, вот и пристрастился, с тех пор другие не курит.

– А других татуировок у него не было?

– На груди-то точно была, но я только часть ее видела – вроде волны какие-то. Да и на руках, наверное, были, но он прятал их – даже в самую сильную жару рубашку с длинным рукавом носил.

– А якоря у него не было? – спросил Лев.

Тут продавщица зависла, уставившись взглядом на полки с коробками и что-то соображая, а потом заявила:

– Может, и был. У него вот тут, – она похлопала себя по тыльной стороне правой ладони, – как я сейчас думаю, что-то было наколото, да он свел, шрамы там были. А так-то руки у него красивые были, не мужицкие, а вроде твоих.

– Он сюда один приходил или с хозяйкой?

– По-разному было. Когда много покупок делали, то, бывало, и на «Газели» своей приезжали.

– А что они обычно покупали?

– Крупы и консервы в основном, – подумав, ответила баба Дуся. – Муж у нее желудком маялся, так она манку помногу брала, гречку, рис опять же, сахар, конфеты иногда… Шоколадные, но самые дешевые, те, что на развес идут… – Она замолчала и вдруг воскликнула: – Ой, вспомнила! Они же консервы разные прямо коробками брали, вот он и потянулся как-то за одной такой наверх, рукав левый у него и сполз вниз, а там цифры были, вроде тех, что на памятнике, – год рождения и год смерти, через черточку. Разглядеть-то я их толком не могла, но они были.

– Ну и память у вас, Евдокия Андреевна! Цены вам нет! – восхитился Гуров, и продавщица довольно улыбнулась. – А уж перед хозяйкой-то он, наверное, лебезил?

– Щас! – усмехнулась она. – Та как-то раз бананы хотела взять, а он ей запретил. Она ему: «Так я же для себя», а он прямо отрезал: «Обойдешься!»

– Ну, значит, он служил не ей, а ее мужу, а тому какие фрукты при больном желудке? – понятливо покивал Гуров. – Евдокия Андреевна, ну, у вас-то глаз наметанный, все видите! У него, случаем, с хозяйкой ничего не было?

Продавщица на него даже руками замахала:

– И не думай! И близко не было – уж я бы заметила! Разве же такое скроешь?

– А с кем было? – как бы невзначай спросил Лев. – Ну, чтобы молодой, здоровый, одинокий мужчина прожил здесь столько времени, и ни с кем ничего? Я не поверю!

– А вот так и было! – выразительно сказала она. – Тут из баб многие пытались с ним закрутить, а он ни в какую! Может, снаружи он был из себя весь такой молодец, а внутри, выходит, гнилой!

– Евдокия Андреевна, очень прошу вас, подумайте и не торопитесь отвечать, кто тут в вашем городке мог его татуировки видеть? Они для знающего человека как открытая книга, по ним всю биографию уголовника узнать можно.

Баба Дуся надолго задумалась, а Лев терпеливо ждал. Наконец она как-то неуверенно ответила: