Само совершенство. Дилогия - Макнот Джудит - Страница 45

– Брэндон Барристер-третий! – возмущенно ответил задержанный. – Мой отец – сенатор Барристер. – Голос у парня изменился, он вдруг сделался льстивым и вкрадчивым. – Я предлагаю вам сделку, Мэтисон. Вы снимаете с меня эти наручники и убираетесь отсюда ко всем чертям, а я не стану рассказывать отцу, как вы с нами сегодня обошлись. И мы сделаем вид, словно этого неприятного эпизода вообще не было.

– Нет, это я предлагаю тебе сделку, – возразил Тед и, повернув парня, подтолкнул его к лестнице, ведущей на террасу. – Ты расскажешь мне, где хранишь запасы травы, а я позволю тебе провести милый тихий вечерок в нашем КПЗ и не стану предъявлять тебе обвинение по дюжине статей, которые мне пришли на ум прямо сейчас. Отчего-то мне кажется, что твой отказ заключить со мной сделку поставит твоего отца-сенатора в весьма щекотливое положение.

– Брэндон! – взмолилась одна из девушек. – Этот коп, прошу прощения, офицер полиции очень благородно с тобой поступает. Делай то, что тебе говорят.

Добившись желаемого, Тед сказал:

– Это относится ко всем вам. Идите в дом, соберите всю траву и чем там еще вы травитесь – и несите все в гостиную. – Он повернулся к Кэтрин. Она смотрела на него с какой-то странной рассеянной улыбкой. – Это и к вам относится, мисс Кейхилл.

Улыбка ее многообещающе потеплела.

– Кэтти мне нравится больше, чем мисс Кейхилл.

Она была так обольстительно хороша в своем крохотном бикини, с распущенными светлыми волосами, тускло мерцавшими в лунном сиянии, с этой загадочной полуулыбкой Джоконды на лице, что Теду пришлось напомнить себе, что она для него слишком молода, а также слишком богата и слишком испорчена. Держать все это в памяти со временем стало еще труднее, потому что Кэтрин Кейхилл обладала легендарной решимостью и волей, доставшейся ей от предков-первопроходцев, которые пол-Америки прошагали, чтобы заявить свои права на техасские нефтяные поля. Куда бы Тед ни направился, как бы демонстративно прохладно ни вел себя с ней, она появлялась на его пути вновь и вновь. Она «случайно» оказывалась рядом, когда Тед возвращался с работы по вечерам. Она приставала к нему с расспросами о его службе. Она приглашала его на ужин. Она приходила к нему на работу, чтобы посоветоваться о том, какую ей купить машину. Когда он в обеденный перерыв забегал перекусить в кафе, она уже была там и, увидев его, садилась за столик напротив, делая вид, что их встреча – чистой воды случайность. После трех недель титанических и бесплодных усилий она решилась на отчаянный шаг: позвонила в полицию, сообщив об ограблении, которого не было, разумеется, позаботившись о том, чтобы звонок этот раздался как раз во время ночного дежурства Теда.

Когда он приехал на вызов, она стояла в дверях в соблазнительном черном шелковом халатике и держала в одной руке блюдо с канапе, а в другой – бокал с приготовленным для него напитком. Осознав, что «ограбление» было лишь предлогом и она просто-напросто заманила его к себе домой, Тед, который все это время жил на нервах, сорвался. Он сорвался, потому что совесть не позволяла ему воспользоваться тем, что она так настойчиво и даже навязчиво предлагала. Но, черт возьми, нельзя же так искушать человека!

– Какого черта, Кэтрин? – заорал он не своим голосом. – Чего тебе от меня надо?!

– Я хочу, чтобы ты вошел, сел за стол и получил удовольствие от чудного ужина, который я для тебя приготовила. – Она отступила и жестом пригласила его войти в дом, где на нарядно сервированном хрусталем и серебром столе горели свечи.

К своему ужасу, Тед поймал себя на том, что готов всерьез обдумать ее предложение остаться у нее на ужин. Как хотелось ему сесть за этот нарядно сервированный стол напротив нее и смотреть на ее прекрасное юное лицо в мерцающем свете свечей, медленно потягивая прохладное вино. Он бы не стал торопиться. Он бы ел, наслаждаясь каждым кусочком, зная, что на десерт у него будет она, Кэтрин. Он так сильно хотел отведать ее, что от голода у него кружилась голова и подкашивались ноги. С каким бы удовольствием он сгреб ее в охапку и начал ужин прямо с десерта! Но Кэтрин была не для него – Тед помнил об этом.

Нет, он не принял ее приглашения. Он намеренно причинил ей боль. Он бил по самому больному и знал, что ее самое уязвимое место – ее юность.

– Перестань вести себя как избалованный ребенок! – сказал он, стараясь не замечать того, что она отшатнулась от него, словно он дал ей пощечину. – Я не знаю, чего ты всем этим добиваешься, но ты напрасно тратишь и свое время, и мое.

Ее била дрожь, но взгляд ее не дрогнул. Тед поймал себя на том, что восхищается отвагой этой девчонки. Она прекрасно понимала, что их силы далеко не равны, но пасовать перед ним не желала.

– Я влюбилась в тебя в тот самый вечер, когда ты приехал на мой вызов и привел в чувство моих гостей, – сообщила ему Кэтрин.

– Чушь! Нельзя влюбиться за пять минут.

Она вымучила улыбку и, настаивая на своем, сказала:

– Когда ты поцеловал меня тогда, ты тоже ко мне что-то почувствовал. Что-то сильное и особенное, и…

– То, что я почувствовал, было заурядной похотью, – бросил в ответ Тед. – Так что выбрось из головы эти свои младенческие фантазии и перестань меня донимать. Я должен выразиться еще яснее?

Кэтрин сдалась, чуть заметно покачав головой.

– Нет, – прошептала она дрожащим голосом. – Ты предельно ясно выразился.

Тед сдержанно кивнул и уже хотел развернуться и уйти, но она его остановила.

– Если ты действительно хочешь, чтобы я забыла о тебе… о нас, то, наверное, это наша последняя встреча.

– Прощай, – сказал Тед коротко.

– Поцелуй меня на прощание, и тогда я тебе поверю. Таково мое требование.

– О, ради Бога! – возмутился Тед, но он уступил ее требованию. Или, что было бы правильнее, собственному желанию. Схватив Кэтрин в объятия, он поцеловал ее намеренно грубо, круша ее нежные губы, а потом оттолкнул, хотя глубоко внутри что-то – может, совесть, а может, душа – застонало от боли.

Кэтрин прижала пальцы к распухшим губам, и глаза ее наполнились обидой и горечью.

– Лжец, – сказала она и закрыла дверь.

Следующие две недели Тед постоянно ловил себя на том, что ищет ее взглядом, куда бы ни пошел. Думает о ней дома по вечерам. Думает о ней, занимаясь бумажной работой в офисе. Думает о ней, выезжая на вызов на патрульной машине. И когда он утратил надежду на то, что хоть краем глаза увидит ее или ее белый «корвет», он понял, что у него началась депрессия. Он чувствовал внутри себя… пустоту. Он решил, что Кэтрин, должно быть, уехала из Китона куда-то туда, куда едут богатые девушки, когда им становится скучно летом. Но лишь неделей позже, когда в двух милях от ее дома было совершено ограбление, Тед понял, насколько далеко зашел в своей одержимости. Сказав себе, что он лишь выполняет свой долг, Тед поехал к ее дому – чтобы убедиться, что там все спокойно. В одном из окон, выходящих на террасу, горел свет, и он вышел из машины… медленно, нехотя, словно ноги понимали то, что отказывалось понимать сознание, – что его пребывание здесь может иметь длительные и ужасающие последствия.

Он поднял руку, чтобы позвонить, и бессильно уронил ее. Решив, что ведет себя как безумец, он повернулся и пошел прочь, но стремительно обернулся, услышав, как скрипнула парадная дверь. Там, в дверном проеме, стояла она. Даже в растянутой розовой майке и мешковатых белых шортах Кэтрин Кейхилл была так красива, что у Теда помутилось в голове. Но в этот раз она вела себя с ним совсем не так, как прежде. Она стояла перед ним неулыбчивая и серьезная. И флиртующих ноток в ее голосе не было.

– Что вам нужно, офицер Мэтисон? – спокойно, по-взрослому спросила она.

И Тед растерялся, почувствовав себя полным идиотом.

– Было совершено ограбление, – промямлил он, – в этих местах. Я приехал проверить…

Не веря своим глазам, он смотрел, как она закрывает дверь перед его носом, и тут он услышал собственный голос, назвавший ее по имени. Это у него само вырвалось, против воли.