Само совершенство. Дилогия - Макнот Джудит - Страница 138

– Что заставило тебя заскочить ко мне? – спросил у Эмили отец с таким видом, словно Дика тут вовсе не было. – Ты совсем перестала меня навещать, – тут же пожаловался он.

– На прошлой неделе я была у тебя два раза, – напомнила ему Эмили. – Но в ответ на твой вопрос я скажу, что пришла поговорить о деле, если ты в состоянии что-либо обсуждать. У бухгалтера Дика возникло несколько вопросов, и он должен получить на них ответы, прежде чем сможет подготовить налоговую декларацию.

– Конечно, конечно. Нет проблем. Пройдем в кабинет, все твои бумаги там.

– Мне надо сделать несколько телефонных звонков, – сообщил жене Дик. – Ты поговори с отцом, а я пока воспользуюсь телефоном в… – Он огляделся, но телефона в гостиной не обнаружил.

– Телефон на кухне, – сказала Эмили, и Дик, кивнув, направился в кухню.

Эмили следом за отцом поднялась в спальню, которую он несколько лет назад переоборудовал в кабинет. Макдэниелс сел за стол, который был единственным незахламленным местом в доме, хотя на нем и лежал многодневный слой пыли. Книжный шкаф у него за спиной украшали десятки фотографий в рамках – Эмили в младенчестве, Эмили в возрасте от двух до пяти, Эмили в балетной пачке, в костюме для Хэллоуина, в костюме, в котором она снималась в своей первой звездной роли, Эмили в возрасте тринадцати лет с волосами, убранными в хвост, в пятнадцать с первым букетом, подаренным мальчиком. Сейчас, глядя на эти фотографии, Эмили вдруг осознала, что отец был с ней почти на всех этих снимках. И еще она заметила кое-что другое: свет лампы на его пыльном столе падал на застекленную поверхность всех этих снимков в рамках, и пыли на них не было вовсе.

– И что ты хочешь узнать, милая? – Язык у него заплетался, но он все равно сделал глоток виски.

Эмили подумала, не заговорить ли с ним о необходимости лечения того, что уже явно стало болезнью – алкогольной зависимостью, но последние два раза, когда она поднимала эту тему, реакция отца была резко негативной и весьма бурной. Собравшись с духом, она решила обсудить то, ради чего приехала, по возможности сделав это как можно тактичнее.

– Папа, ты же знаешь, как я тебе благодарна за то, что ты поместил все мои деньги в трастовый фонд и управлял им все эти годы. Ты ведь это знаешь? – повторила Эмили вопрос, потому что отец, сидя за столом со скрещенными на груди руками, смотрел в пустоту, словно ее здесь и не было.

– Конечно. Я откладывал каждый цент из денег, которые ты зарабатывала, и охранял их как верный пес. Я не взял из твоих денег ни цента, если не считать почасовой оплаты в двадцать долларов. И то я согласился, лишь когда ты сама настояла на этом. Ты была такой славной в тот день, – задумчиво сказал он. – Тебе было всего-то шестнадцать, а ты разговаривала со мной, как взрослая женщина. Ты тогда сказала, что если я не соглашусь на большее жалование, ты меня уволишь.

– Верно, – рассеянно ответила Эмили. – И потому, когда я задам тебе следующий вопрос, я не хочу, чтобы ты хоть на секунду подумал, что я сомневаюсь в твоей порядочности. Я всего лишь пытаюсь понять твою мотивацию. Я не предъявляю никаких жалоб по поводу тех денег, которые я потеряла.

– Ты потеряла деньги? – сердито переспросил Макдэниелс. – Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

– Я имею в виду те четыре миллиона долларов, которые ты вложил в компанию Тони Остина за последние пять лет. Эти акции совершенно бесполезны. Зачем ты это сделал? Ты же знаешь, что я его ненавидела, и у меня было ощущение, что ты презираешь его еще сильнее, чем я.

Какое-то время Макдэниелс сидел неподвижно, затем медленно поднял голову. Глаза его горели, как раскаленные угли. Эмили непроизвольно вжалась в кресло.

– Остин, – сказал он тихо, и улыбка его вначале стала зловещей, а потом примирительной. – Тебе не нужно больше из-за него переживать, милая. Я о нем позаботился. Нам больше не придется покупать его фальшивые акции. Пусть это будет нашим маленьким секретом.

– Но зачем мы вообще их покупали? – спросила Эмили. Нервы ее были на взводе из-за странного выражения лица отца, из-за его голоса и сумрака в плохо освещенной комнате.

– Он заставил меня это сделать. Я не хотел. Но сейчас он мертв, и я не должен у него ничего покупать.

– Но как он вообще смог заставить тебя инвестировать четыре миллиона долларов моих денег в его компанию, если ты этого не хотел?! – Вопрос прозвучал резче, чем хотела Эмили.

– Не смей говорить со мной таким тоном, девчонка! – взорвался вдруг Макдэниелс. – Не то я задам тебе трепку!

Эмили вздрогнула. Отец ни разу ей не угрожал и уж тем более за всю жизнь ни разу не поднял на нее руку. Эмили встала:

– Мы продолжим разговор в другой раз, когда ты будешь вменяем!

– Подожди! – С удивившей Эмили проворностью он перегнулся через стол и схватил ее за руку.

– Не оставляй меня! Я боюсь. Просто боюсь, и все. Я не спал несколько суток, потому что боюсь. Я никогда бы не причинил тебе боль, и ты это знаешь.

Внезапно лицо у него и правда сделалось испуганным, и Эмили была этим потрясена. Поглаживая его руку, она ласково сказала:

– Я не уйду, папа. Не бойся. Расскажи, что тебя тревожит. Я пойму.

– Ты правда никому не скажешь? Поклянись!

Эмили кивнула, болезненно поморщившись. Отец ее, верно, на самом деле впал в детство.

– Остин заставил меня купить те акции. Он… Он шантажировал меня. Нас. Пять долгих лет этот ублюдок выкачивал из нас деньги.

– Из нас? – спросила Эмили со смесью недоверия и нетерпения.

– Мы с тобой одна команда. Что случается с одним из нас, случается и с другим, не так ли?

– Я… Наверное, ты прав, – сказала она осторожно, пытаясь не допустить, чтобы внутренняя дрожь проявилась в голосе. – Почему Тони шантажировал… нас?

– Потому что, – сказал Макдэниелс, понизив голос до заговорщического шепота, – он знал, что мы убили Рейчел.

Эмили как ошпаренная вскочила со стула и, вытянувшись в струнку, уставилась на отца, открыв рот.

– Это безумие! Ты… ты, должно быть, допился до белой горячки! С какой стати тебе было убивать жену Зака?

– Ни с какой.

Эмили оперлась ладонями о стол.

– Почему ты так говоришь? Это похоже на бред сумасшедшего.

– Не смей так со мной разговаривать! Это он так сказал, и это ложь! Я не сумасшедший. Я просто боюсь. Почему ты не можешь этого понять? – воскликнул Макдэниелс, чуть не плача.

– Кто говорил, что ты сумасшедший, папа? И почему ты боишься? – терпеливо спросила Эмили. У нее постепенно возникало ощущение, что она разговаривает с восьмидесятилетним, впавшим в маразм стариком.

– Остин! Это он сказал, что я сумасшедший, в ту ночь, когда я его убил.

– Тони Остина убил Захарий Бенедикт, – твердым голосом возразила Эмили. – Это общеизвестно.

Глаза Макдэниелса остекленели от страха, и он залпом допил оставшееся в стакане виски.

– Ты ничего не понимаешь! – крикнул он и ударил стаканом о стол. – Люди… Частные сыщики… Они приходили поговорить со мной дважды с того вечера. Они хотели, чтобы я перед ними отчитался. Сказал им, где был в ту ночь, когда все произошло. Они работают на кого-то, а как же иначе? Но они не сказали мне, на кого они работают. Кто-то подозревает меня, милая, разве ты не понимаешь? Они прознали о том, что Тони меня шантажировал, и очень скоро узнают, почему он меня шантажировал, и тогда они узнают, что это я убил Рейчел и Остина.

Эмили постаралась, чтобы ее вопрос прозвучал скептически, но у нее плохо получилось. Каждой клеточкой своего тела она чувствовала беду.

– Зачем бы тебе понадобилось убивать Рейчел?

Макдэниелс провел рукой по волосам.

– Не тупи… Я хотел убить Остина! Я хотел убить его. Но Бенедикт вдруг изменил сценарий, и пуля досталась Рейчел, а не Остину…

Эмили с трудом сглотнула.

– Но зачем ты хотел убить Тони?

– А ты не знаешь? – спросил Макдэниелс и как-то разом обмяк в своем кресле, и слезы заструились по его щекам.

– Он приучал мою маленькую девочку к наркотикам и сделал ей ребенка. Ты думала, я не знал, но я все знал! – сквозь зубы процедил Макдэниелс, закрыв глаза. – Тебя тошнило по утрам, и я позвонил твоему врачу в Даллас, чтобы выяснить, что с тобой, и медсестра мне сказала. Она подумала, что я твой муж, когда я назвал свое имя. – Вытирая глаза ладонью, он сказал, всхлипнув: – Тебе было всего шестнадцать, а он сделал тебе ребенка, зная, что обрекает тебя на аборт. Мне известно, что ты сама ездила к врачу и договаривалась насчет аборта. И все это время он продолжал крутить любовь с этой шлюхой, с Рейчел, и они оба смеялись над тобой у тебя же за спиной. А когда ты вышла замуж, Остин стал угрожать, что расскажет твоему мужу о том, что ты от него забеременела… и об аборте тоже.