Само совершенство. Дилогия - Макнот Джудит - Страница 137

– Не понимаю, как его могли обмануть, – сказал Дик, стараясь выдерживать нейтральный тон. Он знал, как болезненно его жена воспринимает все, что имеет отношение к отцу. – Мы с Эдвином уже обсуждали это сегодня по телефону, и совершенно очевидно, что он купил акции непосредственно у Остина.

– Почему ты так уверен?

– «Ти-эй продакшнз» не продается на бирже. Как Эдвин упомянул пару минут назад, эта компания находится в частном владении, и приобрести пакет акций можно было только либо у самого Остина, либо у его представителя.

Эмили переводила взгляд с мужа на его бухгалтера и обратно.

– Значит, у него были какие-то представители.

Эдвин Фэрчайлд покачал головой и, надев очки, уткнулся носом в какой-то документ.

– Он никогда не платил никому, кто мог бы считаться его представителем или работал на него в любом ином качестве. В соответствии с уставом «Ти-эй продакшнз», зарегистрированном в Сакраменто, Остин был единственным держателем акций, владельцем и директором компании. Я проверил некоторые собственные источники и выяснил, что он также был единственным наемным работником. – Сняв очки, Фэрчайлд посмотрел на свои часы и сказал: – Уже начало седьмого. Я не хотел задерживать вас так долго, но я не мог не поставить вас в известность. Если вы намерены продать пакет акций наследникам Остина, чем раньше вы обратитесь к ним с этим предложением, тем лучше, в противном случае может выйти так, что эти акции будут переданы наследникам после официального утверждения завещания судом. Как только вы дадите мне знать, хотите сохранить эти акции или собираетесь их продать, я смогу закончить составление прошения об освобождении от уплаты по налогам на следующий год.

Дик кивнул, и Фэрчайлд обратился к Эмили. Тон у него был примирительный.

– Не надо так расстраиваться, мисс Макдэниелс. Хотя ваш отец и потерял четыре миллиона долларов ваших денег, вложив их в компанию Остина, мы сможем списать их как убытки и тем самым сократить налог от ваших иных прибыльных вложений. И таким образом убытки снизятся до трех миллионов.

– Я ничего не понимаю в финансах и налогах, – сообщила Эмили им обоим. – Отец всегда занимался этим вместо меня.

– Тогда вы должны обсудить с ним инвестиции в «Ти-эй продакшнз». Он сделал почти двадцать закупок за последние пять лет и, должно быть, надеялся на какую-то прибыль, хотя на какую именно прибыль он надеялся и почему, мы не знаем. Возможно, он сумеет объяснить вам, почему имеет смысл придержать акции еще на какое-то время.

Эмили протянула ему руку:

– Спасибо, мистер Фэрчайлд, я так и поступлю.

– Перед тем как вы уйдете, – сказал Фэрчайлд, когда Эмили взяла мужа под руку, – я хочу внести ясность. Во всем остальном, что касается управления вашим трастовым фондом, к вашему отцу нет никаких претензий. Он мудро инвестировал ваши деньги и отчитывался за каждое пенни, которое было потрачено за последние пятнадцать лет, включая деньги, вложенные в «Ти-эй продакшнз».

– Ни вам, ни кому бы то ни было еще ни к чему напоминать мне о том, что отец действует в моих интересах, – с металлом в голосе сказала Эмили. – Он так поступал всегда.

Сидя рядом с мужем на пассажирском сиденье, Эмили наблюдала за тем, как он, ловко управляя их новеньким «БМВ», мастерски обходит пробки.

– Я была груба с ним?

Остановив машину на красный сигнал светофора, Дик искоса взглянул на нее:

– Я бы не назвал это грубостью. Ты всего лишь пыталась защитить отца. Но ты всегда ведешь себя так, когда дело касается его.

– Знаю, – согласилась Эмили. – Но на это есть причина.

– Ты любишь его, и он посвятил тебе жизнь, – словно заученный урок, повторил Дик.

Эмили подняла глаза от его руки на переключателе скоростей.

– На то есть еще одна причина. Было немало скандалов, связанных с тем, что родители детей-кинозвезд оказывались нечисты на руку. Так вот, мой отец был прямой противоположностью таким родителям. Несмотря на это, многие продолжают относиться к нему как к человеку, который живет за мой счет, причем живет на широкую ногу.

– Очевидно, те, кто так считает, не видели его дом, иначе они бы так не говорили, – сказал Дик, переключив передачу со второй на третью, когда движение возобновилось. – Он не делал ремонт уже лет десять, и мебель у него старая. Да и район становится настолько неблагополучным, что через пару лет там будет опасно жить.

– Я все это знаю, но отец не желает тратить деньги. – Вернувшись к прежней теме, Эмили продолжила: – Ты не представляешь, каким униженным он чувствует себя порой лишь потому, что приходится мне отцом. Я все еще помню, как пять лет назад он отправился покупать машину. Продавец готов был с радостью продать ему «шевроле», пока в салоне не появилась я – отец попросил меня приехать, чтобы помочь ему выбрать цвет. Как только тот парень в салоне меня узнал и понял, кто его клиент, он сказал этим тошнотворным самонадеянным голосом: «Это все меняет, мистер Макдэниелс! Я уверен, ваша дочь предпочла бы, чтобы вы взяли тот крутой «севиль», который вам так понравился».

– Если бы твоего отца волновало, что думают о нем другие, – сказал Дик, на мгновение забыв о том, что обещал никогда не показывать своего истинного отношения к тестю, – он бы нашел себе какую-нибудь спокойную приличную работу, вместо того чтобы повсюду сопровождать свою маленькую Эмили. Тогда, возможно, сейчас ему было бы чем заняться, кроме как накачиваться каждый день, упиваясь жалостью к себе, потому что его малышка выросла и вышла замуж. – Краем глаза Дик заметил, как вытянулось лицо жены, и он поспешил извиниться. – Прости, – сказал он, – я просто ревнивый дурак, которого бесит, что у его жены необычно близкие отношения с отцом. Простишь меня?

Кивнув, Эмили потерлась щекой о его ладонь, но ее красивое лицо оставалось печальным, и Дик это видел.

– Нет, ты меня не простила, – сказал он, намереваясь перевести разговор в шутку. – Понимаю, моих извинений недостаточно. Я заслужил пинок под зад. Я заслужил… – Он задумался. – В качестве наказания я готов отвести тебя в ресторан «Антонио» и заказать тебе самый дорогой ужин в Лос-Анджелесе. И пусть все тебе завидуют!

Она улыбнулась ему, и Дик, поцеловав одну из ее знаменитых ямочек на щеках, сказал тихо:

– Я люблю тебя, Эмили. Даже несмотря на то что у тебя на лице есть эти совершенно нефункциональные ямочки. Ни один уважающий себя пластический хирург не смог бы закрыть глаза на столь вопиющий дефект, но я – я готов.

Она звонко рассмеялась, и он улыбнулся ей. Впрочем, улыбка мгновенно пропала, когда Эмили спросила:

– И ты настолько сильно меня любишь, что готов завезти меня к отцу перед ужином?

– Зачем? – раздраженно спросил Дик.

– Затем, что я должна поговорить с ним насчет денег, которые он вложил в компанию Тони. Я не могу понять, почему он это сделал, и от этого у меня раскалывается голова.

– Пожалуй, – кивнул Дик и стал перестраиваться, чтобы сделать поворот на следующем перекрестке. – Моей любви хватит и на это.

Эмили нажала на звонок на двери кондоминиума, в котором жил отец, и после продолжительной паузы он открыл дверь. В руке его был стакан виски.

– Эмили, детка! – пробормотал Макдэниелс заплетающимся языком. Глаза его были налиты кровью, лицо покрывала трехдневная щетина. – Я не знал, что ты сегодня приедешь.

Полностью игнорируя мужа дочери, папаша обнял Эмили за плечи и затащил в дом.

Эмили видела, что он пьян, и от этого ей было больно и обидно. Не мертвецки пьян, но сильно навеселе. Когда-то он был абсолютным трезвенником, но последние несколько лет напивался все чаще.

– Почему бы тебе не включить побольше света, – предложила она, обведя взглядом сумрачную гостиную, и потянулась к выключателю, чтобы зажечь люстру с единственной не успевшей перегореть лампочкой.

– Я люблю полумрак, – сказал Макдэниелс и выключил свет. – Так уютнее.

– Я бы предпочел, чтобы свет горел. Хотя бы для того, чтобы Эмили не споткнулась обо что-нибудь и не разбилась насмерть, – твердо заявил Дик и вновь включил люстру.