Пустой Трон (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 7

- А леди Этельфлед Мерсийская, - спросил он, - не намерена присутствовать на витане?

- А она приглашена?

- Конечно же нет, она ведь женщина. Но ей, наверное, интересно, что решит витан.

Он пытался узнать, будет ли Этельфлед Мерсийская в Глевекестре. Я подумывал заявить, что понятия не имею, что она планирует, но решил рассказать правду.

- Её здесь не будет, потому что она занята. Строит бург на Мерзе.

- Ах, бург на Мерзе! - эхом повторил он и засмеялся.

И ворота закрылись за ним.

- Вот ублюдок.

- Он в своем праве, - пояснил отец Фраомар, - лорд Этельред - муж леди Этельфлед, так что всё что её - его.

- Этельред - грязный ублюдочный свиносос, - отозвался я, глядя на закрытые ворота.

- Он лорд Мерсийский, - неловко произнес отец Фраомар. Он поддерживал Этельфлед, но чувствовал, что смерть мужа лишит её и власти, и влияния.

- Кем бы ни был этот ублюдок, - вмешался Ситрик, - он не предложил нам ни капли эля.

- Эль - отличная идея, - прорычал я.

- Значит, рыжая в Уитшефе? - спросил он ухмыляясь. - Если только ты не собираешься узнать побольше о фермерстве?

Я улыбнулся в ответ - мой отец отдал мне ферму к северу от Сиренсестра, сказав, что я должен научиться вести хозяйство. "Нужно знать столько же об урожае, пастбище и скоте, сколько и управляющий, - проворчал мне отец, - в противном случае этот ублюдок будет обманывать тебя, как слепца". Он был доволен тем числом дней, что я провел на ферме, хотя, признаюсь, об урожае, пастбищах или скоте, я не узнал почти ничего, но многое узнал о молодой вдове, которой отдал самый большой дом на ферме.

- Сейчас в Уитшеф, - подтвердил я и направил Чуткого вниз по улице. А завтра, подумал я, отправлюсь к вдовушке.

Вывеска в таверне представляла собой великолепно вырезанный из дерева сноп пшеницы, и я проехал под ним в мокрый двор и позволил слуге взять лошадь. Отец Фраомар был прав. Лорд Этельред имел законное право забрать всё, что принадлежало его жене, потому что ей не принадлежало ничего, что не принадлежало бы ему, но всё же действия Эрдвульфа удивили меня. Этельред и Этельфлед в течение многих лет находились в состоянии войны, хотя то была война без битв. Он обладал в Мерсии законной властью, а она - любовью мерсийцев. Он легко мог бы арестовать и поместить жену под стражу, но ее брат был королем Уэссекса, а Мерсия выжила лишь потому, что западные саксы приходили на помощь всякий раз, когда враги давили слишком сильно. И потому муж и жена ненавидели друг друга, терпели друг друга и делали вид, что никакой вражды не существует, и именно поэтому Этельфлед так заботилась о том, чтобы нести знамя мужа.

Я мечтал отыграться на Эрдвульфе, ныряя в дверь таверны. Мечтал выпотрошить его или обезглавить, или слушать мольбы о пощаде, пока я держу Воронов Клюв у его глотки. Ублюдок, думал я, хныкающий, напыщенный, высокомерный ублюдок с сальными волосами.

- Эрслинг, - грубый голос окликнул меня со стороны очага "Снопа пшеницы". - Что за паскудный демон привел тебя сюда, чтобы испортить мне день?

Я посмотрел. И вытаращил глаза. Потому что на меня глядел последний человек, которого я ожидал увидеть в оплоте Этельреда в Глевекестре.

- Ну что же ты, эрслинг? - требовательно спросил он, - что ты здесь делаешь?

Это был мой отец.

Часть первая: Умирающий лорд

Глава первая

Мой сын выглядел усталым и злым. Он весь промок, был заляпан грязью, его волосы походили на влажную копну соломы после порядочной случки, а сапог порезан. Кожа покрылась бурыми пятнами в том месте, где ее пробил клинок, но он не хромал, так что я мог о нем не беспокоиться, разве что уставился он на меня как слабоумный.

- Да не глазей ты на меня, придурок, - прикрикнул я на него, - купи мне эля. И скажи девчонке, чтобы нацедила его из черного бочонка. Ситрик, рад тебя видеть.

- Я тоже, рад тебя видеть, господин, - ответил Ситрик.

- Отец! - воскликнул сын, всё еще глазея на меня.

- А за кого ты меня принял? - спросил я. - За святого духа? - я освободил место на скамье. - Сядь рядом, - попросил я Ситрика, - и расскажи новости. Перестань глазеть на меня, - велел я Утреду, - и заставь одну из девчонок принести нам эля. Из черного бочонка!

- Почему из черного, господин? - спросил Ситрик, усевшись.

- Пиво сварено из нашего ячменя, - пояснил я, - хозяин таверны приберегает его для тех, к кому расположен.

Я прислонился к стене. Мне было трудно было наклоняться вперед, боль тревожила меня, даже когда я сидел прямо, было больно дышать. Все болело, но всё же я чудом остался в живых. Кнут Длинный Меч едва не прикончил меня своим клинком, Ледяной Злобой, и меня едва ли утешал тот факт, что Вздох Змея перерезал ему глотку в то самое мгновение, когда его меч сломал мне ребро и пронзил легкое.

- Иисусе, - обратился ко мне Финан, - да вся трава была скользкой от крови. Выглядело это как забой свиней на Самайн.

Но трава была скользкой от крови Кнута, Кнут был мертв, а его армия разбита. Датчан отбросили из большей части Северной Мерсии, и саксы благодарили за освобождение своего пригвожденного бога. Некоторые из них, несомненно, молили бога избавить их и от меня, но я выжил. Они были христианами, в отличие от меня, хотя пошли слухи о том, что меня спас христианский священник. Этельфлед в своей повозке отвезла меня в свой дом в Сирренсестре, и священник, известный знахарь и костоправ, ухаживал за мной. Этельфлед сказала, что он вставил мне меж ребер тростинку, и из раны вырвался зловонный дух.

- Оттуда пошел воздух, - сказала она мне, - и поднялась вонь, как из выгребной ямы.

- Это дьявол его покидает, - пояснил священник, а, может, это сказала она, а потом он замазал рану коровьим навозом.

Дерьмо подсохло, образовав корку, и священник сказал, что оно не даст дьяволу вновь пробраться внутрь. Неужели это правда? Не знаю. Я знаю лишь, что прошло много недель, полных боли, недель, когда я ожидал смерти, и что спустя некоторое время, в новом году, я сумел с трудом подняться на ноги. Теперь, почти два месяца спустя, я мог сидеть верхом и проехать с милю или больше, хотя и не обрел свою прежнюю силу: мне еще тяжело было держать в руке Вздох Змея. И боль никуда не отступала, иногда мучительная, иногда терпимая, и весь день, каждый день, из раны выходил грязный зловонный гной. Христианский чародей, наверное, запечатал рану прежде, чем вышло всё зло, и временами я думал, что сделал он это нарочно, ведь христиане меня ненавидят, по крайней мере, большинство. Они улыбаются и распевают свои псалмы, но только заикнись, что веруешь в другого бога, как сразу же брызгами полетит слюна и злоба. Так что большую часть дней я чувствовал себя старым, немощным и бесполезным, а в некоторые дни не был даже уверен, что хочу жить.

- Как ты добрался сюда, господин? - спросил меня Ситрик.

- А ты как думаешь? Верхом, конечно же.

Это было не совсем правдой. От Сирренсестра до Глевекестра было недалеко, так что часть пути я проехал верхом, но в нескольких милях от города взобрался в повозку и прилег на соломенное ложе. Господи, до чего же больно было карабкаться в повозку. Потом я позволил отвезти себя в город, и когда Эрдвульф меня увидел, я застонал и притворился слишком слабым, чтобы его признать. Прилизанный ублюдок ехал рядом с повозкой, сладкоречиво плетя ложь.

- Для меня большая печаль видеть тебя в таком положении, лорд Утред, - сказал он, а на самом деле это значило, что он рад видеть меня немощным и, возможно, умирающим. - Ты пример для подражания всем нам! - заявил он, очень медленно и громко произнося слова, словно я был слабоумным. Вместо ответа я лишь застонал. - Мы никогда бы не подумали, что ты прибудешь, - продолжил он, - но вот ты здесь.