Замуж с осложнениями - Жукова Юлия Борисовна - Страница 51

— Так сегодня праздник? — спрашиваю я. На Земле-то зима месяц как началась.

— Да, на Муданге сегодня первый день весны, — поясняет Эсарнай. — Новый год. Точнее, это на севере, а на юге наоборот осень начинается, но празднуют все равно по северу.

— О-о, вот как. У нас сейчас тоже Новый год. Только мы его посреди зимы празднуем.

Мы сидим там еще часа два, пока свет за окном не угасает совсем, и тогда зажигаются цветные лампы в форме рогов. Из радостного лопотания Динбай и спокойных объяснений Эсарнай я узнаю несколько сказок и поверий, связанных с Белым днем. У них, оказывается, зимой очень пасмурно, и они считают, что на это время какой-то подземный гад проглатывает солнце, а потом, в Белый день, приходит некая крутая богиня, вспарывает ему живот, и солнце выскакивает. Так что день этот солнечный и длинный, и ночью тоже очень светло, потому что все три луны светят вместе.

— У вас три луны? — переспрашиваю я. Знаю, конечно, что на других планетах может быть сколько угодно лун, но я ведь мало где высаживалась, да еще и ночью…

— Да, они летом светят по очереди, так что всю ночь светло. А в Белый день светят все вместе, так что очень-очень светло.

Потом мне еще рассказывают, что дождь идет, потому что из моря взлетает дракон и разбрызгивает воду по небу, а еще что весна — хорошее время для свадьбы.

— Но вы ведь не полетите на Муданг, так что это неважно, — заключает она.

— Мы как раз собирались лететь на Муданг, — непринужденно вставляю я.

— Но ведь Азамат не может… — осторожно говорит она с полувопросительной интонацией.

— Алтонгирел говорит, что его пустят на несколько часов, чтобы поговорить со Старейшинами.

Эсарнай приподнимает брови и опускает глаза, как будто я сказала нечто неуместное.

— И-и… Алтонгирел считает, что Старейшины одобрят ваш брак?

— Алтонгирел сам нас поженил, — пожимаю плечами.

— О!

—  Старый идиот!— внезапно кричит Эрдеген.

Динбай немедленно кидается к ней.

— Госпожа Эрдеген! Госпожа Эрдеген, проснитесь!

—  Как будто я сплю!— возмущается старуха и зевает.

— Кто она? — шепотом спрашиваю я у Эсарнай.

— Жена одного из капитанов, — шепчет та в ответ. — Он ее всю жизнь с собой возит. Сам-то уж плесень старая. Но, говорят, в молодости она была такая красивая, что про нее песни слагали.

— Госпожа мешать? — тоже шепотом спрашивает Динбай у меня.

— Да нет… вот только эти ее духи… — Я машу рукой перед носом и морщусь.

Дамы опять переглядываются.

— Дорогие, — авторитетно заявляет Эсарнай.

Я изображаю на лице оскорбленное достоинство.

— Да хоть какие дорогие… запах такой сильный, что я еле могу дышать. Дорогой вещью еще надо уметь пользоваться.

Кажется, мой высокомерный тон производит эффект: обе дамы внезапно одаривают нашу старушенцию взглядами, полными собственного достоинства. Видимо, до сих пор они комплексовали, что не могут себе позволить употребить два флакона духов за один вечер. Мне вообще не очень нравится, что они так прислушиваются ко мне, получается, я прямо-таки законодатель мод какой-то. С другой стороны, если уж они меня богиней считают, то неудивительно… Но вообще надо быть осторожнее с высказыванием своего мнения по пустякам.

Через какое-то время снизу начинают доноситься звуки, похожие на музыкальные, и мои сотрапезницы будят Эрдеген. Мы все вместе спускаемся вниз. Я довольно быстро нахожу Азамата, он в приподнятом духе.

— Ну как успехи? — спрашиваю.

— Замечательно, — улыбается он. — Куча выгодных сделок. Ты как там, не умерла от скуки с драгоценной госпожой?

— Драгоценной?

— Ну Эрдеген. Это значит вроде как «моя дорогая».

— Так это не ее имя?

— Нет, конечно. Она в юности была такая красивая, что, говорят, сама своего имени не знала.

Мы прогуливаемся по залу, рассматривая невероятный интерьер. В дальнем углу накрывают на стол, с другой стороны между колоннами я вижу стол для игры в бараньи. Условно-музыкальные звуки доносятся от входа, где на ступенях несколько мужчин настраивают причудливые расписные инструменты.

— А почему имена скрывают? — задаю давно мучащий меня вопрос.

— Ну… — Азамат прищуривается. — Считается, что если знаешь имя человека, то можешь им повелевать. Или отобрать у него что-нибудь, например, удачу или красоту. Конечно, на самом деле это могут только лесные знающие, но люди боятся…

— Знающие что?

— Знающие. Просто знающие. Они тоже могут общаться с богами, как и духовники, но по-своему, нехорошими способами.

— А духовники за ними охотятся? — хмыкаю я.

— Нет, что ты. Не любят их, конечно, их никто особенно не любит. Но они ведь за бесплатно не вредят, только по заказу. Так что с ними воевать бесполезно.

Мы приближаемся к столу с едой, как раз когда всех приглашают садиться. Я замечаю, что мои дамы умащиваются поближе к своим мужьям, и делаю то же самое. Мужики за столом беззастенчиво на меня пялятся, некоторые даже тычут пальцами, обсуждают вслух.

— Смотри-ка, настоящая тощая землянка…

— И как они детей рожают, не пойму.

— Зато легонькая, наверное…

— Ну изящная, ничего не скажешь. А что хилая — так кто ж такую работать заставит.

— Как, она работает?! Целитель?!!

— А ты не слышал, что ли?

— Вон Эцаган…

— И не скажешь, что что-то было!

— Нормально Азамат прибарахлился, и красиво, и в хозяйстве полезно!

Какой-то пожилой мужик начинает хохотать так, что давится и чуть не падает под стол. Я сижу, изо всех сил стараясь не обращать внимания, твержу, как мантру: только-бы-не-покраснеть, только-бы-не-покраснеть…

— Они ведь меня обсуждают? — тихо спрашиваю у Азамата.

— Да, ты сегодня просто тема вечера, — усмехается он. — Все в восторге.

— И тебе приятно, что они так вот вслух меня обсуждают? — спрашиваю с плохо скрываемым гневом. Азамат замечает и склоняется ко мне:

— Потерпи, солнце. Я знаю, что у вас так не принято, но тут никак по-другому быть не может. А уж если на Муданг прилетишь, там просто каждая собака будет на тебя таращиться, тут уж ничего не поделаешь. Но ты им всем нравишься, хоть этому порадуйся.

Я хочу что-то ответить, но тут на стол водружают жаркое. Я понимаю только, что это кто-то на вертеле, без головы и очень большой.

— Что это? — спрашиваю.

— Баран, — отвечает Азамат.

— Такой огромный?! — Может, он слово перепутал?..

— Да, это муданжский баран. Они у нас крупные.

М-да, на Муданге все крупное, это точно. И обильное.

Алтонгирел и два других духовника режут тушу и раздают гостям, сопровождая свою деятельность заковыристыми причитаниями. Куски мяса все берут в руки и не кладут на тарелку, и я стараюсь следовать этому правилу, хотя оно все еще горячее. Азамат предупредительно подсовывает мне салфетку, не иначе с собой взял.

— Спасибо, солнце, — говорю. — Я бы без тебя тут уже совсем рехнулась.

Баран пахнет бараном, но не до отвращения. Есть его можно. Азамат тихо комментирует:

— А голову сожгли в качестве угощения богам, хотя здесь, на Гарнете — это бред, какие тут боги. А ведь там такие вкусные…

— А ты тоже веришь в этого, который солнце проглотил? — перебиваю. Я, конечно, аппетит редко утрачиваю в силу профессии, но предпочитаю не смотреть в глаза тому, что ем.

Азамат ухмыляется:

— Я гляжу, тебя просветили, и ты думаешь, что это чушь.

— Ну… — Не хочется ссориться из-за религиозных убеждений, но не врать же…

— Не волнуйся, это все… женская правда. Уж извини, так говорят. Женщины много чего боятся и придумывают себе сказки, чтобы не так страшно было. А уж какая там реальная основа — это только Старейшины знают.

Когда от барана остается один скелет, начинает звучать музыка, которая так распространяется в нашем необычном помещении, что как будто льется вниз по колоннам. Сперва просто какие-то мелодийки, потом подключается вокал. У меня от этого вокала волоски по всему хребту не просто дыбом становятся, а прямо вибрируют, как струны: более неприятного тембра голоса еще поискать. Вот уж действительно: громкий, зато противный.