Замуж с осложнениями - Жукова Юлия Борисовна - Страница 16

— Мне было чрезвычайно приятно познакомиться с вашей сестрой, — говорит он с улыбкой. — Она очень интересный человек, тем более что я до сих пор довольно мало общался с землянами.

Решил отплатить мне за комплименты? Фиг я покраснею, сама знаю, что я интересный человек. Сашка, впрочем, явно воспрядает духом.

— Да, Лизка — она такая, — лыбится, как идиот. — Я думаю, ей тоже с вами очень интересно, господин капитан. Ну не буду больше задерживать. Лиз, счастливо тебе добраться!

— Пока! — говорю, и он отключается. Осторожно смотрю на Азамата. — Извините… — начинаю, но тот вдруг зажимает уши.

— Хватит! — отрезает. — Хватит с меня ваших земных реверансов! Господин капитан, тоже мне… Он бы еще поклонился.

— Он не издевался, он же не знает… — пытаюсь робко защитить Сашку.

— Чего он не знает?! — Азамат закатывает глаза. Знаю, от кого нахватался.

— Что он красивее вас, — развожу руками.

Смотрит на меня, как на законченную идиотку. Наверное, и правда звучит глупо.

— Не надо мне говорить, что это не очевидно, — раздельно произносит Азамат.

— Не очевидно, что из-за этого он может меньше вас уважать, — формулирую наконец.

Капитан некоторое время переваривает услышанное.

— Глупо уважать того, на кого противно смотреть.

Теперь уже я перевариваю чужую философию.

— Противно смотреть на сволочь, — говорю в итоге. — Или на алкоголика. А вам просто хороший врач вовремя не попался, это с каждым может случиться.

Как я люблю душеспасительные беседы с калеками! В той больнице, где проходила ординатуру, а потом работала, меня к инвалидам близко не подпускали, чтобы на антидепрессанты для них не разориться. Ну и конечно, теперь мне приходится успокаивать пострадавшего с историей унижений, да еще и в экстренной ситуации. Типичное мое везение. А если бы тут была слюнявая собака, ей было бы обязательно спать именно у меня в ногах.

Впрочем, любви к человечеству во мне, может, и мало, но Азамату хочется помочь вполне искренне. Конечно, лучшей помощью ему была бы пластическая операция, но, боюсь, такие повреждения все-таки необратимы, так что лучше даже не заикаться.

Он все сидит и смотрит на меня скептически, как будто я только что выдумала то, что сказала, и ни грамма из этого не может быть правдой. У меня сносит тормоза. На заднем плане в голове звучат какие-то соображения про личное пространство, непредсказуемый исход и прочее не-лезь-не-в-свое-дело, но я ощущаю себя как будто в скафандре, как будто всякие внешние процессы не имеют надо мной силы. Как будто для моего «я» неважно, какова будет реакция на мои действия.

Поднимаю руку и по возможности ласково глажу Азамата по изуродованной щеке. Не знаю, правда, чувствует ли он хоть что-нибудь сквозь все эти рубцы. Он смотрит на меня, как под гипнозом, и я провожу ладонью еще раз, теперь снизу вверх. Кожа шершавая, цепляется. Надо же мазать восстанавливающим кремом, а то так и будет шелушиться. Но он, конечно, не станет. Ох уж эти мужики!

Азамат отстраняется.

— Пожалуй, это доказательно.

Моргаю.

— Что?..

— Я верю, что ваш брат не издевался. Извините. Мне надо зайти к пилотам. Если вам еще нужен компьютер, пользуйтесь.

И выходит.

Господи, руки мне оторвать! Как я теперь с ним еще неделю проживу под одной крышей?..

Глава 6

Сижу у себя в каюте, вяжу как заведенная. Как будто если руки остановятся, дышать перестану. Стук в дверь. Нет, настоящий стук в дверь я бы не услышала, конечно, но тут звонок так настроен. Потрогаешь дверь снаружи — внутри стучит. Вот когда мы с Алтонгирелом ругались у Азамата под дверью, кто-то из нас ее коснулся… славные были времена.

Открываю, не глядя, пусть там хоть сама смерть за мной пришла… и быстро понимаю свою ошибку: за дверью духовник. Стоит, молчит. Каюту мою осматривает.

— Добрый вечер, — говорю хрипловато. Ну чего хотел-то, выкладывай уже!

— Ты не знаешь, где капитан? — спрашивает без выражения.

— Собирался о чем-то поговорить с пилотами, — отвечаю, мучительно вспоминая, что он там сказал, когда от меня драпал. Сильно сомневаюсь, что ему действительно нужно было к пилотам.

— Перед тобой он, значит, отчитывается, — замечает Алтонгирел.

Пожимаю плечами. Лучше сейчас духовника не злить, еще не факт, что Азамат прибежит на мои вопли после нашего душещипательного расставания. Впрочем, Алтонгирел решает, что достаточно на меня налюбовался, и уходит.

Жму на кнопку закрывания двери, а сама все ощутимее дергаюсь. Он явно ожидал увидеть Азамата у меня. Почему? Думает, мы вообще не расстаемся, что ли? Или уже проверил кухню, гостиную, каюту… и прочие места, где капитан может быть, а его там нет? Блин, ну не прячется же он от меня под столом! Вообще, что за бред, здоровенный мужик на собственном корабле… ну не нравится со мной — не общайся. Я тихо посижу до высадки. Нет, надо нагнетать трагедию, а сейчас Алтоша его найдет, еще, не дай бог, выведает, что я его потрогала, а потом примется мне кнопки на стул подкладывать. Или там перец в чай. Супер.

С постепенно ухудшающимся (хотя, казалось бы, куда еще?) настроением продолжаю вязать до ужина, периодически порываюсь куда-нибудь пойти и сознаться в паре преступлений, только непонятно, кому и в каких. Вроде ничего не сделала, а чувство, как будто вот-вот загребут. На ужин, впрочем, я бы не пошла — какая еда, когда внутри все в узлы завязалось, — но постучался Тирбиш и позвал. Если б я еще ему отказала, то побила бы личный рекорд по количеству оскорблений в сутки.

Ну, во всяком случае, Азамат нашелся. Может, Алтонгирел просто воспользовался случаем меня попугать. Сажусь подальше от обоих, поглядываю исподтишка. Азамат выглядит нормально, разве что немного задумчиво. Зачерпнет ложку — и зависает. Зато Алтонгирел присутствует в реальности во всей красе — как глянул на меня разок, я чуть от пиалы край не откусила. Надо будет попросить Тирбиша проводить меня до каюты, а то не видать мне Гарнета.

Он, кстати, рассказывает что-то смешное. Наемники похохатывают. Я мучительно пью какую-то на редкость невкусную зеленую гажу. Просить чаю не решаюсь. Сидящий с краю мужик с родинкой перехватывает инициативу в разговоре:

— Я этой джингошской морде объясняю-объясняю про электричество, уже нарисовал все, расписал… он тыкает пальцем в синусоиду и говорит: провод же прямой, как это может там помещаться?!

Народ грохает, надеюсь, никто не замечает, как меня скрючило. Притворяюсь, что подавилась. Тирбиш поворачивается ко мне, утирает глаза.

— Вы извините, что мы на муданжском разговариваем, вам скучно, наверное…

— Да ничего, — говорю, покашливая. — Я вон не понимаю и давлюсь, а судя по тому, как вы ржете, вообще живой бы не ушла.

Гогочут.

— А вы сами расскажите что-нибудь веселое с Земли, — просит юноша классического индейского вида.

Напрягаю мозги, пытаюсь вспомнить что-нибудь, что не потребует тонны объяснений.

— Ну вот однажды лежала у нас одна бабулька со сломанной ногой. Медсестра приносит ей обед, а бабулька жалуется, мол, у меня мышь в тумбочке. Ну сестра, понятно, думает, сбрендила старая, вот и мерещится. Сказала врачу. Тот вызвал психиатра на консультацию. Ну это тоже врач такой, который мозги лечит. Он, короче, пришел, с бабулькой побеседовал, потом выходит, сестре отдает карту. Ну это куда записывают, чем болеешь и чем лечить. Сестра открывает, читает: при осмотре больной в тумбочке у кровати выявлена мышь, одна штука, откормленная. Рекомендуемое лечение: вызвать дератизаторов…

Потом еще что-то рассказываю. И другие ребята тоже. Хохочем все вместе, я уже не разбираю, кто на каком языке говорит, просто рыдаю, физиономией на столе. Хорошо хоть Тирбиш тарелку у меня забрал. К счастью, кажется, остальные тоже слишком увлечены травлей баек, чтобы замечать, что я понимаю что-то, чего не должна. Господи, ну меня и колбасит. Уже вся слезами истекла, третья салфетка идет. Хохочу, как обкуренная. Видимо, стресс выходит. Голова ватная, руки дрожат. Хорошо, что почти не ела, а то еще сплохело бы…