Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Это время

Рождественский Роберт Иванович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Это время - Рождественский Роберт Иванович - Страница 9

Изменить размер шрифта:

"Хочу, чтоб в пожизненной теореме..."

В. Коротичу

Хочу,

чтоб в пожизненной теореме

доказано было

судьбой и строкою:

я жил в эту пору.

Жил в это время.

В это.

А не в какое другое.

Всходили

знамена его и знаменья.

Пылали

проклятья его и скрижали…

Наверно,

мы все-таки

что-то сумели.

Наверно,

мы всё-таки

что-то сказали…

Проходит по ельнику зыбь ветровая…

А память,

людей оставляя в покое,

рубцуясь

и вроде бы заживая,—

болит к непогоде,

болит к непогоде.

МОДА

Из объятий моды

не уйдешь, не вырвешься.

Мир заштамповался!

он сошел с ума!

Это —

наказание,

это —

вроде вируса:

модные лекарства,

брюки

и дома.

Стали вдруг похожими

центры и окраины,

сумрачные будни,

грохоты торжеств…

Женщина экранная

волосы поправила,—

все земные женщины

повторили жест…

Ты танцуешь бодро

то, что мир танцует,

и покорно носишь

то, что носит он.

Мода отвергает,

мода указует,

шепчет и подсказывает

с четырех сторон.

Обладает мода

силою убойной.

Украшает время.

Ослабляет боль.

Ты по телевизору смотришь матч футбольный,

и сидит полмира

рядышком с тобой!

И какая разница,

грек ты иль испанец,

финн или малаец,

серб или индус!

Есть еще различия

в отпечатках пальцев,

нет почти различий

в отпечатках душ!

Все твои желания

модой предусмотрены,

превратилась мода

в Книгу Бытия…

Хорошо, что есть еще

женщина немодная.

Милая.

Усталая.

Навсегда моя.

ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР

— Снова дралась во дворе?..

— Aга!

Мама,

но я не плакала!..

Вырасту —

выучусь на моряка.

Я уже в ванне

плавала!..

— Боже,

не девочка, а беда!

сил моих больше нету…

— Мама,

а вырасту я когда?..

— Вырастешь!

Ешь котлету…

— Мама,

купим живого коня?..

— Коня?!

Да что ж это делается?..

— Мама,

а в летчики примут меня?..

Примут.

Куда они денутся?!

Ты же из каждого,

сатана,

душу

сумеешь вытрясти!..

— Мама,

а правда, что будет

война

и я не успею

вырасти?..

"Мир мечется без сна..."

Мир

мечется без сна

в смертельных

передрягах.

И вся надежда

на

космических варягов.

Я слушал,

что они

должны предстать пред нами

в сверкании брони

и в ореоле знаний.

В особый час

прийти,

в последний миг

примчаться

и шар земной

спасти

от страшного несчастья.

Все сложности Земли

решить

легко и быстро…

Ах, если бы смогли!

Ах, если бы так было!..

Но лики звезд

мертвы,

там не найдешь спасенья.

Варягов нет —

увы!..

А Землю,

эту Землю

с ее мельканьем дней,

с ее разливом вешним

и всем,

что есть на ней,

то — вечным,

то — невечным,

с березкой на пути,

полями

и лесами,—

обязаны спасти

и защитить

мы сами…

Над вечностью склонясь,

большая и цветная,

Земля

глядит на нас,

любя

и проклиная.

Укор —

в глазах озер

и грусть —

в безбрежной шири…

А если не спасем,

зачем тогда

мы жили?

"Я писал и пишу по заказу..."

Я писал и пишу

по заказу.

По заказу

дождей и снегов.

И дороги,

бегущей к закату,

и висящих над ней

облаков.

Я пишу по заказу

осенних

черных гнезд

и нахохленных птиц.

И распахнутых настежь

газетных

обжигающих руки

страниц!

По заказу

и часа, и мига.

Боли в сердце.

Дрожанья струны.

По заказу

орущего мира

и смертельной его

тишины.

И нежданно ожившей

строки

на пределе

последнего круга.

И бездонной

щемящей тоски

позвонившего за полночь

друга.

Гула памяти.

Скрипа дверей…

Я писал и пишу

по заказу

горьковатой улыбки твоей,

не разгаданной мною

ни разу…

Лишь бы день

над землею не гас.

Лишь бы колос

под небом качался.

Только б он не кончался —

заказ.

Лишь бы этот заказ

не кончался.