Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Вся жизнь впереди… (сборник)

Рождественский Роберт Иванович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Вся жизнь впереди… (сборник) - Рождественский Роберт Иванович - Страница 32

Изменить размер шрифта:

Под водой

С головою накрыла,

понесла,

закружила волна…

И меня обступила,

обняла тишина,

тишина…

Запотевшая маска.

Прохладная

синяя жуть…

Обитателем

Марса

себе самому я кажусь.

Можно быть невесомым,

можно птичий полет повторить.

Можно тихо и сонно

в бездонном пространстве

парить

Можно весело ринуться

в темноватую,

длинную глубь

и руками зарыться

в сплетенье невиданных клумб…

Здесь колышутся водоросли

медленно,

не торопясь…

Можно

в заросли пестрые,

как в свежее сено,

упасть!

Здесь ни всплеска,

ни всхлипа, —

тишина

говорить не велит…

Онемевшая рыба

губами слегка шевелит.

Камни в рыжих накрапах, —

лоснящиеся бока.

Царство

медленных крабов,

неслышное царство песка.

Одиноко и тускло

мелькнула кефаль в стороне.

Виснет льдышка медузы,

покорная тишине.

Тишина

нарастает.

Тишина за спиною встает…

Мне здесь грохота

не хватает!

Мне ветра

недостает!

Из сборника «Восьмидесятые»

Давнее

А.Киреевой

Я, как блиндаж партизанский,

травою пророс.

Но, оглянувшись,

очень отчетливо вижу:

падают мальчики,

запнувшись за мину,

как за порог,

наткнувшись на очередь,

будто на ленточку финиша.

Падают мальчики,

руки раскинув просторно,

на чернозем,

от безделья и крови

жирный.

Падают мальчики,

на мягких ладонях которых —

такие прекрасные,

такие длинные

линии

жизни.

Вещи

М. Тарасову

Я снова дома,

дома.

Вот так и надо

жить.

Мне хорошо.

Удобно.

И незачем спешить.

И можно вещи гладить.

Ценить.

Переставлять.

С вещами можно

ладить.

Их можно прославлять.

Отдать им,

что имеешь,

почти сойдя с ума…

Но вот

проходит месяц,

и в доме —

кутерьма!

Как изменились веши!

(Не веришь —

сам взгляни!)

Вот я все меньше,

мельче.

Вот все крупней

они.

Огромны,

непокорны,

страшны, как никогда, —

они подходят к горлу,

как полая вода!

Как будто под парами

в усилье

непростом

топорщится углами

обыкновенный стол.

Растет и задевает,

молчание храня,

как будто

выживает

из комнаты

меня!

Пройти к столу мешает

гигантская кровать!..

Я снова

уезжаю

по дому

тосковать.

«Провожаний немое кино…»

Провожаний

немое кино.

Я устал от него —

от такого.

Полуобморочно,

бестолково

и безжалостно длится оно.

Без конца продолжается мука.

Кто-то накрепко запер окно.

Вновь с перрона —

ни крика,

ни звука —

лишь движенья.

Немое кино!..

Провожают кого-то студенты

разноцветной ватагой галчат.

В свитера по сезону одеты,

Что-то вечное, видно,

кричат…

Плачет женщина.

Снова и снова

заполняет тоскою вокзал.

Вижу слезы.

Не слышу ни слова.

И поэтому

верю слезам…

Я уже уезжаю с рожденья.

Даже, может, – уехал давно!..

Наказанье мое,

наважденье —

провожаний

немое кино.

Оглянувшись…

И все ж,

пройдя сквозь тайгу и пустыни,

поверив в детей,

как в себя самих,

мы знаем:

не кончится,

не остынет

и не ослабнет,

хотя бы на миг,

напористость плуга,

дыханье завода,

движение

скальпеля и пера…

Мы помним о том,

что любое Сегодня —

всего лишь

завтрашнее

Вчера.

«Трем-четырем аккордам научусь…»

Трем-четырем аккордам научусь.

И в некий знаменательный момент

для выражения сердечных чувств

куплю себе

щипковый инструмент.

Подарит мне басовая струна

неясную надежду на успех.

Чтоб я к ней прикасался, а она,

она чтоб —

отвечала нараспев…

Я буду к самому себе жесток

в разгаре ночи и в разгуле дня.

Пока не станет

струнный холодок

звенящею частицею меня…

Нависну над гитарой, как беда.

Подумаю,

что жизнь уразумел…

Но, может,

все же выскажу тогда

то,

что сказать словами

не сумел.