Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Вся жизнь впереди… (сборник)

Рождественский Роберт Иванович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Вся жизнь впереди… (сборник) - Рождественский Роберт Иванович - Страница 25

Изменить размер шрифта:

Из сборника «Семидесятые» (1980)

Мамаев курган

Сотни лет

расходиться широким кругам

по огромной воде

молчаливой реки…

Выше всех Эверестов —

Мамаев курган!

Зря об этом

в учебниках нет

ни строки.

Зря не сказано в них,

что теплеет Земля

и светлеет Земля,

оттого что на ней,

о курганах Мамаевых

помнить веля,

загораются

тысячи Вечных огней…

Мне сюда возвращаться.

К добру и к беде.

Мне сюда приходить

Приползать.

Прилетать.

И, схватившись за сердце на той высоте,

задыхаясь,

разреженный воздух глотать.

Мне сюда возвращаться.

Из мелких потерь.

Из ухоженных стран.

И горячечных снов.

Натыкаться на долгие стоны людей

и кольчуги

позванивающих орденов…

Зря не сказано в книгах,

Мамаев курган,

что металла в твоем оглушенном нутре

больше,

чем в знаменитой Магнитной горе!

Что хватило его и друзьям.

И врагам.

Вместо капель росы,

как слепое жнивье,

проступает железо,

кроваво сочась…

И поэтому

самая главная часть

в притяженье Земли —

притяженье твое!..

Ты цветами пророс.

Ты слезами пророс.

Ты стоишь,

поминальные муки терпя.

Синеватые молнии

медленных гроз,

будто в колокол памяти,

бьются в тебя!

И тогда поднимаются птицы с земли,

и колышется нервно

степная трава.

Оживают

затертые напрочь

слова.

И по плитам

устало

стучат

костыли.

«Война откатилась за годы и гуды…»

Война откатилась за годы и гуды,

и горечь, и славу

до дна перебрав.

А пули

еще прилетают оттуда —

из тех февралей.

Из-за тех переправ.

А пули летят

из немыслимой дали…

Уже потускневшие

капли

свинца

пронзают броню

легендарных медалей,

кромсая на части

живые сердца.

Они из войны прилетают недаром.

Ведь это оттуда,

из позавчера,

из бывших окопов

по старым солдатам

чужие

истлевшие

бьют

снайпера.

Я знаю, что схватка идет не на равных

нечем ответить

такому

врагу.

Но я не могу

уберечь ветеранов.

Я даже собой заслонить

не могу.

И я проклинаю

пустую браваду,

мне спать не дает

ощущенье вины…

Все меньше и меньше

к Большому театру

приходит

участников

прошлой войны.

«У разоренного стола сидишь…»

У разоренного стола

сидишь —

немая, как скала.

Ты – около.

И ты ушла…

О чем

ты думаешь?

Судьбою соединены

мы —

две планеты.

Две страны.

Два грохота.

Две тишины…

О чем

ты думаешь?

Так близко,

что в глазах рябит.

Так цепко,

что нельзя забыть.

Так долго,

что не может быть!..

О чем

ты думаешь?

Крадется сумрак по стене.

А я ворочаюсь во сне.

Хочу,

чтобы приснилось мне,

о чем

ты думаешь.

Но —

опрокинутся года.

Подернутся хрустинкой льда.

Я не узнаю никогда,

о чем ты думаешь.

«Рыбы уходят спать на деревья…»

Рыбы

уходят спать на деревья —

верю.

Зайцы купаются

до одуренья —

верю.

Лошадь

читает по-итальянски —

верю.

Юный петух

уличен в постоянстве —

верю.

Пудрой не пахнет

в дамском салоне —

верю.

Пляж в Антарктиде,

снег – на Цейлоне —

верю.

В льва,

перешедшего с мяса на травку,

верю.

В труса,

готового ринуться в драку,

верю.

В нищего,

с хохотом жгущего деньги,

верю.

И в непорочность

гулящей девки

верю.

В то, что убийца плачет,

раскаясь,

верю…

Ты говоришь мне: «Люблю!..»

Усмехаюсь.

Не верю.

«Как детство…»

Как детство,

ночь обнажена.

Земля становится просторнее…

Моя щека обожжена

пронзительным:

«Скажи мне что-нибудь!..»

«Скажи мне что-нибудь!..

Скажи!

Скорей!

Пусть будут волны —

до неба.

Заполони.

Опустоши.

И все-таки

скажи мне что-нибудь!..

Плати за то,

что целовал,

словами —

вечными, как прошлое…

Зачем

учился ты словам?

Скажи мне

что-нибудь хорошее…

За то, что ты не опроверг

все мужество мое нарочное,

за бабий век,

недлинный век. —

Скажи мне

что-нибудь хорошее…»

Святая и неосторожная,

чего ты просишь?

Правды?

Лжи?..

Но шепчет женщина:

«Скажи!

Скажи мне

что-нибудь хорошее…»