Пионерский характер - Фурин Станислав Александрович - Страница 29

Недалеко от дерева-памятника пасутся совсем молоденькие ёлочки. Школьная делянка! Здесь ветер вольнее чувствует себя, и деревца с хвойными крестиками на макушках без устали кланяются друг другу. Вот такими же колючими, точно зелёные ежи, елями пионеры из школьного лесничества засеяли и соседнюю полянку.

Когда Михаська наведывался сюда с ребятами весной и гладил своих питомцев, то мутовки у них были мягкие, нежные, словно трава. А теперь мальчуган тронул еловую ветку — и укололся.

Какое-то время мальчишки стоят тихо-тихо, стараясь не дышать. Прислушиваются: не стучит ли где топор? Кроме дятла, никто в лесу сегодня не стучит. Судя по солнцу, а оно где-то над головой, времени уже немало.

Облюбовав «корабельную сосну» с шелушащейся, вроде луковичной, корой, Саша взобрался на её вершину и долго из-под ладони оглядывал зелёный простор: не дымится ли где?

Михаське тоже хотелось бы залезть на такую высоту и сделаться наблюдателем, да Саша отговорил: «Пожара не видно. А просто так лазать у нас времени нет. Пошли дальше…»

Одинокое дубовое дерево. Оно не бросается в глаза. Другой прошёл бы мимо, не заметив его. А Саша приблизился к нему, и у него что-то защемило в груди. На стволе дуба — глубокая, не зажившая ещё рана. Один порубщик думал свалить дерево весной, как раз в то утро, когда патрулировал в пуще Саша.

Он примчался на стук топора. Незнакомый детина рубил недавно зазеленевшее дерево. А оно тихо, безропотно стояло под чистым небом. Только чуть-чуть вздрагивало.

— Кто это вам дозволил? Разрешение есть?

Саше можно было и не спрашивать, потому что глаза у незнакомца сделались испуганными, словно он только что вынырнул из воды, едва не захлебнувшись. Стараясь казаться спокойным, парень, глядя на грозный патруль, сунул в рот папиросу и начал хлопать себя по карманам. Искал спички.

— Курить запрещено! Имеется для этого место! — Саша поправил повязку на рукаве — знак лесного дозора. — А ну, пошли в сельсовет! Там разберёмся!..

Порубщика, понятно, наказали по заслугам. А дубок, на который он покушался, едва не погиб.

Об этом Саша рассказал Михаське, и тот даже позавидовал ему: «Поймал вредителя!» А вот ему, Михасю, сегодня, пожалуй, так и не удастся ничего совершить. Мирно, тихо в пуще.

Какая-то надежда была ещё у мальчугана, когда он с товарищами, выйдя к новой просеке, увидел двоих с пилами и топорами. Оказывается, лесорубы. Саша знал их. Он, правда, всё равно попросил у них нужные бумаги. Те уважительно поздоровались с дозорным и вынули документы — разрешение на рубку в отведённом урочище.

Больше ничего такого во время первого Михаськиного дежурства не было. Но когда об этом узнал лесничий Антон Казимирович, он обрадованно сказал:

— Скоро, пожалуй, не нужна будет охрана в нашей пуще. От кого её стеречь, если вон какой народ подрастает? — Посмотрел на Михаську: — А заботиться о лесах наших, ухаживать за ними, новые растить — это дело нескончаемое. Я-то что? Начал леса сажать, когда мне под пятьдесят уж было. Своих малолеток настоящими деревьями я, может, и не увижу. А вы, хлопцы, и ты, Михась, придёте в пущу, и красавицы зелёные низко поклонятся вам.

Юрий Шевченко

Государственные люди

Живёт Толя Попович, немногословный и задумчивый мальчик, в городе Запорожье на берегу Днепра. Есть в этом городе завод «Запорожсталь» — громадное предприятие, которое знают во многих странах. На железнодорожных платформах, в прицепах тяжёлых автомобильных тягачей, на речных баржах уходит отсюда во все концы нашей страны и ещё дальше — во все концы планеты — знаменитая украинская сталь. Вот почему завод знают во многих странах. А теперь, стало быть, будут знать и Толю.

Росту в Толе немного — на пионерской линейке у себя в пятом классе он всегда замыкает шеренгу. Пришла в этом году в пятый «А» новенькая. И сразу обратила внимание на одну странную вещь. Все ребята относятся к Поповичу с почтением, даже как-то робко. Хотя Толя больше молчит, на переменах что-то чертит в синей тетрадке. Ничего не понять!

Два года назад, когда Толе исполнилось десять лет, попросила его мама прибрать в квартире, так как ей нужно было сходить к заболевшей сотруднице, проведать её. Дело было в воскресенье, утром. Толя как раз налаживал удочки на карася. Днепр — рядом с домом, бегом — минуты три. Вздохнул Толя, но, делать нечего, человек он послушный.

Пришла мама только к обеду. Владимир Иванович Попович — Толин папа — в это время был в командировке. Следовательно, он тут ни при чём. Смотрит мама — течёт в кухне вода, да не в раковину, а по толстому резиновому шлангу к какому-то прибору, установленному в корыте: тонкий лист железа с лопастями, к которому снизу прикручена гайкой одёжная щётка. Лист под напором воды крутится. Щётка вращается — моет тарелки. На полу — лужа воды. Толя сидит тут же, строгает на дощечке хозяйственное мыло.

— Что это? — только и могла сказать мама.

— Пока ещё ничего, — пояснил Толя. — Ещё не знаю, как мыльный бункер приладить. А то плохо моет.

Мама бросилась перекрывать воду, но всё равно было поздно: снизу позвонила соседка, у которой протёк потолок…

Потом приехал папа. Мама, разумеется, тут же доложила ему про Толины проказы. Владимир Иванович, к маминому негодованию, велел достать корыто и начал вместе с сыном снова прилаживать к нему шланг и пластину с лопастями…

— Два сапога — пара, — сказала мама. — Только имейте в виду, я за вас отвечать перед домоуправом не буду!