Чудовище (Страшно красив) - Флинн Алекс - Страница 12

Я отвернулся, чтобы они не видели, как мне тошно.

— Доктор Эндекотт, мы побывали у многих врачей и во многих клиниках, — сказал отец. — И в одном заслуживающем уважении медицинском центре… нам порекомендовали вас. Если вопрос в деньгах, я заплачу любую сумму, лишь бы помочь сыну. Это не лечение по страховому полису.

— Понимаю, мистер Кингсбери. Я бы…

— О риске не беспокойтесь. Я подпишу отказ от претензий в ваш адрес. Мы с Кайлом скорее предпочтем рискнуть, чем… обрекать мальчика на дальнейшую жизнь в таком состоянии. Правда, Кайл?

Я кивнул, хотя понимал: отцу будет легче, если я умру на операционном столе, чем видеть меня таким.

— Простите, мистер Кингсбери, но дело тут совсем не в деньгах и не в риске. Ни один из известных мне способов лечения не поможет вашему сыну. Я думал о пересадке кожи… даже о полной трансплантации лица, однако я сделал ряд проб и…

— И что? — спросил отец.

— Такого я еще не видел. Невзирая на все воздействия, структура кожи не менялась. Как будто ее невозможно изменить.

— Что за ерунда? Изменить можно все.

— Выходит, не все. Я сам такое вижу впервые. А главное — я даже не могу вообразить причину, вызывающую подобные отклонения.

Отец выразительно на меня посмотрел. Я понял: он не хотел, чтобы я рассказал врачу про ведьму. Отец до сих пор в нее не верил. Он по-прежнему думал, что я заболел какой-то очень редкой болезнью и можно найти средства для ее лечения.

— Я бы очень хотел сделать еще ряд тестов. Для научных целей.

— Они вернут моему сыну прежний облик?

— Нет. Но они, возможно, помогут нам больше узнать о его состоянии.

— Мой сын — не подопытный кролик! — огрызнулся отец.

Доктор кивнул.

— Я ни в коем случае не настаиваю. Поверьте, мистер Кинсгбери, я сам удручен своим профессиональным бессилием. Полагаю, Кайлу требуется помощь психолога. Ему нужно убедиться, что жизнь не кончена, и развивать способности, которые у него есть.

Отец сухо улыбнулся.

— Я тоже об этом думал.

— Отлично. — Доктор Эндекотт повернулся ко мне. — Кайл, я искренне сожалею, что не в силах тебе помочь. И все же. Ты утратил прежнюю внешность, но не лишился рассудка. Значит, ты сознательно можешь выбирать, как тебе жить дальше. Скажешь: «Это конец» — и обречешь себя на никчемное прозябание. Но есть немало примеров того, как люди с физическими недостатками удивляли мир своими достижениями. Рэй Чарльз, слепой музыкант, выпустил столько альбомов, что хватило бы на несколько его зрячих коллег. А Стивен Хокинг? Он был чуть постарше тебя, когда редкая болезнь приковала его к инвалидному креслу. Но это не помешало ему стать гениальным физиком.

— Док, в этом-то и проблема. Я не гений, а обычный парень.

— Ты еще себя не знаешь, Кайл.

Он встал и потрепал меня по плечу. Его жест был ободряющим и одновременно говорил:

«Я тебе все сказал. Не будем напрасно тратить время друг друга».

Я понял намек и тоже встал.

На обратном пути мы с отцом едва ли перекинулись десятком слов. Когда приехали домой, отец остановил лимузин у заднего входа. Я откинул вуаль, закрывавшую лицо. Только и ходить под вуалью в июльскую жару, когда у тебя все лицо покрыто шерстью! Я подстригал шерсть, но она почти сразу же вырастала снова.

Отец открыл дверь и кивнул, чтобы я входил.

— А ты домой не пойдешь? — спросил я.

— Нет. Я еду на работу и буду поздно. Я и так ухлопал бездну времени на поездку к этому напыщенному докторишке.

Должно быть, он увидел мое лицо и добавил:

— Время потеряно напрасно, если ты ничего не достиг.

— Точно.

Я вошел в парадную. Отец уже закрывал дверь, но я схватился за ручку.

— Ты и дальше будешь пытаться мне помочь? — спросил я его.

Я следил за его лицом. Мой отец был ньюсмейкером и в любых ситуациях умел «держать лицо». Но даже ему не удалось скрыть дрожание губ, когда он говорил:

— Конечно, Кайл. Всегда буду.

Глава 4

В тот вечер у меня из головы не выходили слова доктора Эндекотта. Он говорил, что не может мне помочь, поскольку мое состояние… неизменно. Тогда мне его слова показались медицинским бредом, но я постепенно врубался в их смысл. Стоило мне подстричь шерсть — она тут же отрастала вновь. И мои ногти, ставшие когтями, тоже.

Отца, как всегда, не было дома. Магда отпросилась на ночь. Отец прибавил ей жалованье и потребовал, чтобы она держала язык за зубами. Я был один. Я взял кухонные ножницы и одноразовую бритву. Состриг шерсть на левой руке, сбрил остаток, и кожа на ощупь оказалась еще мягче, чем до превращения.

Я смотрел на руку и ждал. Ничего не менялось. Может, вся штука в том, чтобы постоянно удалять волосы? Не срезать, а именно удалять. Если отцу придется раскошелиться на ежедневную эпиляцию горячим воском и это хотя бы отчасти вернет мне прежний облик, деньги не будут потрачены зря. Я вернулся к себе. Впервые за все время после разговора со Слоан у меня появилась хоть какая-то надежда.

Надежда угасла, стоило мне включить яркий свет. Шерсть на выбритом участке выросла снова и стала еще гуще.

Я был готов завыть. Я бросился к окну. Мне захотелось завыть на луну, как воют жуткие звери в фильмах-ужасах. Луна пряталась за двумя высокими зданиями. Я все равно открыл окно, и в душном июльском воздухе послышалось мое рычание.

— Эй, уймите своего пса! — донеслось из квартиры этажом ниже.

Я выглянул вниз. По тротуару торопливо шла женщина, крепко прижимая к себе сумочку. В тени, подальше от фонаря, трахалась парочка. Они даже не обратили на меня внимания.

Я побежал на кухню, достал из футляра самый большой разделочный нож. Потом заперся в ванной и, сжав зубы, полоснул по левой руке, вырезав кусок собственного мяса. Из раны хлынула кровь. Мне понравилось странное ощущение, появившееся вместе с болью.

И вдруг боль стихла. Я взглянул на изуродованную руку. Рана исчезла, а то место вновь покрылось шерстью. Я был не только неизменным, но еще и неуязвимым. Может, я превратился в неуязвимого супермена? А если кто-нибудь выстрелит в меня? Пуля убьет меня или отскочит? И что хуже: умереть от пули или вечно жить в обличье чудовища?

Я вернулся к себе в комнату, снова выглянул вниз. Улица была пуста. Часы показывали два часа ночи. Раньше, если мне не спалось, я чатился с друзьями. Вскоре после моего превращения мы с отцом придумали легенду: будто бы я подхватил сильную пневмонию и до конца девятого класса в школе не появлюсь. Потом я развил легенду и сообщил всем, что летом собираюсь съездить в Европу, а осенью, скорее всего, перейду учиться в загородную школу-интернат. «Отъезд» я наметил на август и пообещал, что до августа обязательно со всеми увижусь. Конечно, это было вранье, но дело даже не в нем. На все свои электронные письма я получил всего два или три ответа. У нас умеют забывать выпавших из круга. Конечно же, я не собирался возвращаться в Таттл. Мы издевались над теми, у кого дешевая обувь, — как же одноклассники встретят меня? Не удивлюсь, если с вилами как в триллерах. Подобно отцу, решат, что я опасно болен, и будут сторониться меня. Но даже если бы они вдруг стали ангелами, я бы в школу не вернулся. Возможно ли это — прийти уродом туда, где привык чувствовать себя первым красавцем?

По тротуару тащился бездомный с громадным рюкзаком за спиной. Я представил, как ему живется, ведь он никому не нужен и с ним никто не желает иметь дело. Я следил за бездомным, пока он не скрылся за углом.

Наконец я завалился спать. Подушка была неудобной, как будто под нею что-то лежало. Я сунул руку. Так и есть. Я вытащил неизвестный предмет, потом зажег свет.

Зеркало!

В зеркало я не смотрелся ни разу после превращения. С того момента, как разнес свое, висевшее над комодом. Сейчас я держал в руках старинное прямоугольное ручное зеркало в серебряной оправе. То самое, что было у Кендры в спортзале. Откуда оно здесь? Ведьма подбросила? Мне сразу захотелось разбить это проклятое зеркало на мелкие кусочки. И вдруг…