Чудовище (Страшно красив) - Флинн Алекс - Страница 11

Прежде чем я успел что-либо сделать, она щелкнула выключателем торшера.

Вспыхнул яркий свет.

— Кто ты? Кто? — завопила Слоан и бросилась на меня с кулаками.

Я закрывался от ее ударов и боялся лишь одного: разозлиться. Если я утрачу контроль над собой, вполне могу впиться ей в горло.

— Отойди от меня! — орала Слоан.

— Слоан! Это же я, Кайл.

Она продолжала наносить удары. Слоан занималась карате и умела бить больно.

— Слоан, прошу тебя! Остановись! Выслушай меня! Это все из-за той толстухи. Мы посмеялись над ней, а она настоящая ведьма.

Слоан перестала меня дубасить и скорчила презрительную гримасу.

— Ах ведьма? Ты меня за дуру держишь? Думаешь, я поверю в ведьм?

— Посмотри на меня! Как еще ты все это объяснишь?

Она протянула руку, будто хотела дотронуться до моего волосатого лица, но тут же отдернула.

— Убраться бы поскорее отсюда, — бормотала Слоан, направляясь к двери.

Я загородил ей путь.

— Слоан, выслушай меня.

— Не прикасайся ко мне! Не знаю, что с тобой приключилось, но ты мне больше не нужен, урод!

— Прошу тебя, Слоан. Ты можешь это исправить. Ведьма говорила: я буду жить в таком облике, пока кто-то не полюбит меня и поцелуем не подтвердит свою любовь. Нам нужно попробовать еще раз.

— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала? Сейчас?

Мой план провалился. Но может, это и к лучшему, что Слоан все узнала? Может, она должна знать, что целует чудовище?

— Поцелуй меня, и я стану прежним.

Я дрожал и готов был заплакать. Но слезами Слоан не разжалобишь.

— Ты же говорила, что любишь меня.

— Я любила красивого крутого парня! - Она попробовала обойти меня, но я вновь загородил ей дорогу.

— Что с тобой случилось? — сердито спросила она.

— Я тебе сказал. Ведьма…

— Не пудри мне мозги, лузер! Думаешь, я поверю в какие-то чары и заклятия?

— Внутри я такой же, как раньше. Если ты меня поцелуешь, красота ко мне вернется. Мы будем главной парой школы. Прошу тебя. Еще один поцелуй!

Мне показалось, что Слоан согласна. Я наклонился, чтобы ее поцеловать, но она вывернулась и выбежала из комнаты.

— Слоан! Вернись!

Я бежал за нею, позабыв, что меня может увидеть Магда.

— Слоан! Я люблю тебя.

— Не прикасайся ко мне!

Она распахнула входную дверь.

— Если избавишься от… этого, позвони.

Слоан выбежала на площадку. Я догнал ее возле лифта, где она молотила по кнопке вызова, пытаясь ускорить появление кабины.

— Слоан!

— Ну что тебе еще?

— Не рассказывай никому. Хорошо?

— Вот это я тебе обещаю. Расскажешь про такое! Тут же в психи запишут.

Она еще раз посмотрела на меня, и ее передернуло.

Двери лифта распахнулись, потом снова закрылись, и кабина поехала вниз, увозя Слоан. Я вернулся к себе в комнату и завалился на кровать. В воздухе еще пахло Слоан, и мне стало противно от этого запаха. Я не любил ее. Неудивительно, что и она меня не любила. Потому поцелуй с нею и не принес избавления. Ведьма не соврала: нужно поцеловать ту, кого я полюблю.

Я никогда никого не любил. И меня не любили. Девчонкам нравилась моя внешность, положение моего отца, дорогие шмотки и умение оттянуться на тусовках. Мне и не требовалось ничьей любви. Я хотел того же, чего хотели девчонки, — весело проводить время, в том числе в постели.

Но каковы шансы встретить ту, которая меня полюбит? А сумею ли я сам ее полюбить? Это мне казалось самым трудным.

Глава 3

К вашему сведению: врачи не умеют возвращать чудовищам человеческий облик. Несколько недель мы с отцом колесили по Нью-Йорку, встречаясь с разными врачами. На хорошем и плохом английском, добавляя медицинские словечки, каждый из них делал одинаковый вывод: мне хана. У них это звучало вежливее: «медицина бессильна», «пока таких средств не найдено». А толку что? Потом был тур по разным экзотическим личностям: ведьмам, колдунам вуду и прочим магам. Их выводы не отличались от выводов ученых-медиков. Они не знали, каким образом я превратился в чудовище, но вернуть меня в прежнее состояние не могли.

— Очень сожалею, мистер Кингсбери, однако я бессилен помочь вашему сыну, — сказал очередной лекарь, последний, к кому повез меня отец.

Мы сидели в его кабинете, далеко от Нью-Йорка. Кажется, где-то в Айове. А может, в Айдахо или Иллинойсе. Честное слово, не помню. Помню только, что мы добирались туда долгих тринадцать часов. Когда останавливались на отдых, я выглядел как женщина с Ближнего Востока: одежда полностью скрывала тело и лицо. Врач, к которому мы ехали, работал в больнице маленького городка, но отец договорился о частной встрече в его загородном доме. Отцу не хотелось, чтобы посторонние меня видели.

Пока отец говорил с врачом, я смотрел в окно. Такой зеленой травы я никогда не видел, и столько кустов с розами всех оттенков тоже. Они были прекрасны. Я вспомнил слова Магды.

— Очень сожалею, — повторил врач.

— Я тоже, — глухо произнес отец.

— Мистер Кингсбери, мы с женой восхищаемся вами, когда смотрим новости, — сказал доктор Эндекотт. — Признаюсь, моя жена в вас чуть-чуть влюблена.

«Боже! Чего этот парень хочет? Автограф? Или намекает отцу на секс втроем?»

— А я мог бы ходить в школу для слепых? — перебил я их разговор.

— Что ты сказал, Кайл? — спросил врач, не закончив своих дифирамбов.

Он единственный из всех лекарей обратился ко мне по имени. А один колдун вуду в Ист-Виллидже назвал меня дьявольским отродьем, что оскорбило не только меня, но и отца. Я хотел немедленно уйти, но отец договорил с колдуном до конца, в очередной раз услышав, что знахарь не может мне помочь. Не скажу, чтобы я винил этих людей за нежелание общаться со мной. Раньше я бы и сам не захотел говорить с собой нынешним. Потому-то идея о школе для слепых казалась мне удачной.

— Я говорю про школу для слепых. Я мог бы учиться в какой-нибудь из них.

План казался мне блестящим. Слепая девчонка не увидит моего уродства, а я, используя свое обаяние, влюблю ее в себя. Потом, приобретя прежний облик, я вернусь в Таттл.

— Но ведь ты не слепой, Кайл, — сказал доктор Эндекотт.

— А зачем об этом знать слепым ребятам? Им можно сказать, что я лишился зрения в результате несчастного случая. Например, на охоте.

Врач покачал головой.

— В общем, мне понятны твои чувства, Кайл.

— Тем более.

— В твоем возрасте у меня было отвратительное лицо. Я перепробовал все средства, какие мог достать. На день или два помогало, потом опять становилось хуже. Уродливая внешность сделала меня нелюдимым. Я считал, что ни одна девушка не захочет общаться со мной. Но в конце концов я вырос и женился.

Он кивнул на фото хорошенькой блондинки.

— «В конце концов», надо понимать, это когда вы окончили медицинский колледж и стали зарабатывать много денег. Понятное дело, женщинам стало безразлично, как вы выглядите, — резко ответил ему отец.

— Пап, не надо…

В душе я был согласен с отцом.

— Как вы можете сравнивать подростковые угри вот с этим? — спросил отец, тыча пальцем в мое покрытое шерстью лицо. — Он зверь. Каково ему было однажды проснуться и увидеть себя животным? Конечно, ваша хваленая медицина…

— Мистер Кинсгбери, перестаньте говорить такие вещи. Кайл не зверь.

— А как вы это назовете? Какие медицинские термины у вас есть?

— Я не знаю, — покачал головой врач. — Но я уверен, что у Кайла поражена лишь его внешняя сторона.

Он коснулся моей руки, на что ни один из врачей не отваживался.

— Понимаю, Кайл. Тебе нелегко. Однако я уверен: твои друзья научатся принимать тебя таким, каким ты стал, и отнесутся к тебе по-доброму.

— На какой планете вы живете? — не выдержал я. — Уж точно не на Земле. Я не знаю ни одного доброго человека, доктор Эндекотт. И не желаю знать. Потому что все так называемые добрые люди на самом деле — неудачники. У меня не какая-то мелочь вроде угрей или прыщей. Я не паралитик в инвалидной коляске. Я — абсолютная аномалия! Жесть, говоря языком моих друзей.