Уровень: Война (СИ) - Мелан Вероника - Страница 57

Док как раз перебирал в шкафу какие-то склянки.

— Готов выдвигаться?

— Всегда готов.

— Тогда давай, пошли. У меня намечается непростой вечер, и я не хочу задерживаться.

— Что собираешься делать?

— Потом расскажу. — Дэйн ухватил вопросительный и напряженный взгляд Лагерфельда и скрипнул зубами. — Не дави. Если сказал потом, значит, потом.

Стив пожал плечами. Спросил уже в коридоре:

— У тебя все нормально?

— Вот завтра и посмотрим. — Угрюмо, без тени улыбки, отозвался снайпер.

Коридор, лифт, узкий проход мимо входа в штаб — в кресле Эльконто уже сидел Грин — он помахал проходящим рукой — все, мол, под контролем — Дэйн кивнул ему в ответ. Негромкие шаги двух пар мужских ботинок, еще один лифт, нейросканер на выходе с этажа, построившаяся по стойке «смирно» охрана.

— До завтра, ребята. — Миролюбиво кивнул начальник. Шагнул через широкую металлическую рамку, услышал знакомый щелчок камеры, почувствовал запах озона — все, как всегда. Дождался, пока процедуру изучения содержимого карманов и внутренних органов пройдет доктор, еще раз кивнул людям в форме. До выхода остался один коридор, портал в конце него, затем пятьдесят метров пробуренного в скале коридора, а там и дневной свет.

Он каждый раз скучал по нему.

— Что будешь делать этим вечером? — Вернул Дэйн тот же вопрос доку.

— Ничего особенного. Зайду поем куда-нибудь, куплю пивка и сяду смотреть матч. Сегодня наши против «Зетрана».

— Продуют, поди?

— Понятное дело. Но на это всегда приятно смотреть.

Футбольная команда «Зетран», насколько помнил Дэйн, не выигрывала сезон уже лет шесть кряду — то слабые игроки, то травмы, то ленивый тренер. Как говорится, если не везет, то и у дамы в паху на гвоздь наткнешься. Да ну и леший с ними, он все равно не любил футбол.

Может, если сегодняшний разговор пройдет хорошо и — тьфу-тьфу-тьфу через плечо — Ани все поймет, и у них вечер сложится? Без обид, без лишних оскорблений, а как раньше — с тренировкой на поляне перед домом и с подносом печенья после ужина?

Хотелось бы. Вот только Дэйн не верил, что у беседы, которую он собирался провести, мог быть подобный исход. Хорошо, если ему снова не попытаются вскрыть ножом черепную коробку, шею или полость живота.

Только бы не снова связывать и не скотчем рот…

А ножи с кухни убирать бесполезно — она найдет, чем швырнуть.

Только бы выслушала и только бы поняла. Хотя бы отчасти.

Эльконто готовился к поистине плохому вечеру, но тот стал хуже прежде, чем они успели доехать до дома, и даже прежде, чем док и Лагерфельд достигли белой сверкающей машины. Шорох позади спины они услышали оба, и оба отреагировали — Стив моментально замахнулся на нападавшего, но ударить не успел — ему в нос ударила едкая и тугая струя слезоточивого газа, а Дэйн… Дэйн настолько ошалел от увиденного, что пару секунд банально не мог пошевелиться. Только открывался и закрывался рот.

Воспользовавшись заминкой, еще один невидимый враг подоспел сзади и приставил к горлу снайпера холодный охотничий тесак.

— Не шевелись, сучонок.

Дэйн слышал этот голос, точно слышал, но взгляд не желал отрываться от стоящего напротив, с газовым баллоном в руках, бородача.

— Пэт? Что ты тут делаешь? Зачем… ты… дока?

В свете закатного солнца взгляд Элменсона казался скользким, неуловимым, а бледная монолитная фигура отлитой из гипса.

— Ничего личного, патрон. Ничего личного. Но дергаться не советую.

— Эй, вы чего творите? Кто выпустил вас наверх?

Стив, прижимая руки к лицу, стоял коленями на песке — к его затылку было приставлено пистолетное дуло.

Не успел Эльконто оглянуться, как Бородач кивнул стоящему за его плечом невидимке — запястья за спиной тут же стянули защелкнувшиеся наручники.

— Ты за это поплатишься, Пэт. — Процедил начальник штаба глухо. — Ты ведь в курсе?

— В курсе, в курсе. — Делано добродушным тоном отозвался экс-солдат и тут же отдал приказ. — Грузите их в машину. Ульрих, Рики, вы поедете в кузове. Все по местам, живо! Времени в обрез.

На каждом ухабе оси среднегабаритного грузовика скрипели так, будто собирались развалиться на части, а каркас раскатисто звенел и лязгал. От бесконечного дребезжания у Эльконто ломило челюсти, а от осевшего на лицо дока протилена чесалась глотка. С них сняли пояса, оружие и забрали телефоны — на запястьях наручники, на ногах веревки.

Чудесный вечер. Лучше не придумаешь!

Отрешенные лица солдат в полумраке кузова казались восковыми; с момента похищения внутри не прозвучало ни слова. Лишь раздавалось раз в полминуты «Апчхи!», и Стив зло втягивал в нос беспрерывно текущие сопли.

— Суки. Обязательно было газ использовать?

Док был настолько зол, что Эльконто чувствовал исходящие справа волны жара, напряжения и гнева.

— Да я бы и сам пырнул тебя ножом, — отозвался Ульрих, — но пока ваши нежные шкурки портить нельзя. Таков приказ.

— Чей приказ?! — Выплюнул Стив. — Свихнулись вообще? Несанкционированно выбрались наверх, напали на начальника штаба и главного врача, и всерьез собираетесь после этого долго и счастливо жить?

Дэйн молча задавался тем же вопросом. О чем они думали? Чей это план? А, главное, зачем? Это же суицид, обречение на провал, заведомо фатальный исход.

— А ты не пищи, док. Выживем. Главное, теперь, выжить тебе.

Лагерфельд еще раз чихнул. Шестеренки в голове Эльконто вращались с бешеной скоростью. Кто-то затеял что-то глобальное, подбил солдат — хороших, матерых солдат — на полное нарушение законов Комиссии, сумел мотивировать на запрещенный выход наружу.

— Вас найдут. — Произнес он тихо, но не настолько тихо, чтобы дорожный грохот заглушил слова. — Вам не жить дольше пятнадцати минут. Зачем нужно было решаться на такое?

— Я тебя лечил! — Перебил его Стив, обращаясь к узкоглазому Рики. — Я семь раз вытаскивал из тебя пули, а теперь ты надел на меня наручники?!

— Прости, док. — Ответил тот ровно; его лежащие на коленях руки подпрыгивали в такт тряске. — Просто веди себя тихо, и ничего тебе не будет.

— Тьфу на тебя, выродок. Знал бы я… — Отвернулся в сторону и замолчал Лагерфельд.

Рики долго смотрел на связанного красноносого дока, затем скользнул взглядом по похожему на разъяренного быка Эльконто и тоже отвернулся.

Дальнейший путь в неизвестном направлении все проделали молча.

То был первый день, когда Ани не готовила ни завтрак, ни обед, ни ужин.

Хватит. Сегодня она сообщит Дэйну о том, что хочет съехать.

Куда?

Попросит взаймы денег, снимет квартиру, сходит в больницу — заверит диагноз «амнезия», после чего подаст заявление на новые документы. С ними получит кредит от Комиссии, выплатит долг Эльконто, устроится на работу и начнет новую жизнь.

Достаточно с нее непонятных отношений, чувства вины за собственную никчемность, еды за чужой счет и многозначительных слов «вот когда к тебе вернется память…». Она не виновата в том, что потеряла ее, не виновата, что оказалась в чужом доме, не виновата, что все время хотела, как лучше — что старалась, упиралась, пыталась быть полезной. И уж точно не провинилась в том, что потянулась к тому, кто заботился о ней — попросила крохотку тепла, с надеждой посмотрела в будущее, решила поверить, что и дальше все будет хорошо.

Не будет. Судя по всему, не будет, и она захотела слишком многого.

Дом, казалось, грустил вместе с ней. Застыла кухня и притихший на подоконнике приемник, нырнуло за облака солнце, будто ему не хотелось золотить комнаты, в которых скопилось так много печали. Барт целый день не поднимал головы, улегся на половике в коридоре и даже не шевелил ушами, когда она проходила мимо.

Здесь у нее не было ничего своего. Ни места, ни угла, ни занятия.

Почему она не подумала об этом раньше — об уходе? Боялась. Не знала, куда податься, ведь там, на улице, у нее так же никого — ни друзей, ни знакомых, ни одного человека, у которого можно попросить поддержки. Но ведь мир на этом не кончился, не застыл — он все так же продолжает вращаться.