Зверолов - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 43

— Я — нет. К тому же мне работать мешали, топали, орали, вот решил, что утро вечера мудренее.

Завуалированный вопрос пропал втуне, полковник не ответил, что там с Тобольским.

— Я не понял, ты работать будешь или нет? — набычился полковник.

— Зачем мне это? — задал я уже привычный вопрос.

— Это приказ начальства, — пытаясь усмирить ярость, ответил тот.

— Ну и что? Призвали вы меня обратно без моего на то согласия, ну с чего вы решили, что я буду вам помогать?

— Ты же помогал милиции.

— Так то милиции. Они меня не обманывают, даже благодарят. Большего мне и не надо, от вас же такого не дождешься, именно поэтому наше сотрудничество невозможно. А то, что вы якобы вернули меня на службу, я не признаю и признавать не собираюсь.

— Вот оно как? Про дочек напомнить? — усмехнулся полковник.

— А вот дочек попрошу не трогать, — нахмурился я. Быстро прикидывая, как мне избавиться от полковника точно так же, как и от Тобольского. Только что полковник, как и Тобольский вчера, одной фразой подписал себе смертный приговор. Я подобного не прощаю и прощать не намерен. Тобольский тому пример.

— А раз не хочешь, чтобы что-то с ними случилось, работай. Понял?

Полковник вышел, а я сел подумать, сколько еще мне требуется отправить на тот свет подобных тварей, чтобы они оставили меня в покое.

Долго мне размышлять не дали, зашли двое незнакомых сотрудников и под ручки повели по знакомому маршруту, где я уже бывал несколько раз. То есть в кабинет председателя Комитета государственной безопасности СССР. Правда, хозяин сменился, но обстановка была та же. Пройдя к столу, я остановился и, вытянувшись по стойке смирно, стал смотреть перед собой отсутствующим взглядом. Андропов сидел за столом и хмуро смотрел на меня.

— Ты мне брось тут тупого служаку строить, — я продолжал молчать, поэтому он спросил: — Причина подобной неприязни?

— Когда тебе в лицо говорят, что если откажешься работать, то твоих детей уничтожат, то этим вызывают стойкую неприязнь. Тем более замполитов я вообще не люблю, есть причины.

— Что еще за угрозы? — заинтересовался Андропов.

Я быстро пересказал ему всю беседу с Тобольским и его подручным полковником.

— Об этом я был не в курсе, — сняв очки и устало протерев очки, ответил председатель. — Хотя причина подобных решений мне понятна. Очень навредил генерал Тобольский, когда влез в командование некоторых операций, что мы проводили в Италии. Я вмешаться не успел. Поэтому последствия катастрофические. Путём долгих переговоров итальянская сторона согласилась закрыть глаза на некоторые моменты в случае помощи с нашей стороны. Фактически генералу Тобольскому грозил трибунал, такое не прощают, до самого может дойти. Узнав своими каналами об условии сделки, он попросил меня дать ему последний шанс… Не ожидал. Честно скажу, не ожидал, что он так себя поведет.

— Рожу я ему всё равно начищу, и полковнику этому, — глядя в стену хмуро сказал я.

— Генерал Тобольский скончался в институте Склифосовского прямо на операционном столе, от тяжёлой пулевой раны в голову, — устало вздохнул Андропов.

— Скрывать не буду, туда ему и дорога. Найду стрелка, руку ему пожму.

— Стрелка ищут… Я хочу извиниться перед тобой за действия своих подчинённых. Как бы то ни было, в этом и моя вина тоже. Вопрос стоит остро, поэтому задам тебе его прямо. Ты согласен нам помочь и откинуть подобные мелочные обиды?

Я задумался. Одно дело замполит, которому я, зная внутреннюю кухню, грубил вполне осознанно, с другой стороны председатель. Другие ставки — другие решения.

— Только с одним условием. Это в последний раз, и вся ответственность этого дела и все благодарности в случае удачи пусть передадут в первое управление генерала Сахаровского. То есть пусть он лично курирует это дело. Не хочу, чтобы всякие приживалы вроде Тобольского почивали на лаврах. Работу я сделаю, но это будет в первый и в последний раз, мне очень не понравилось, как ко мне отнеслись в конторе, поэтому согласился только из уважения к вам и генералу Сахаровскому.

— Хорошо, просьбы вполне выполнимы. Я перенаправлю все материалы Сахаровскому. Дальше будешь согласовываться с ним.

Выйдя из кабинета, я в сопровождении охраны, которую с меня не сняли, спустился на этаж вниз и прошел в приемную генерала. Тот был занят, и мне пришлось подождать сорок минут. Когда меня, наконец, пропустили, я поздоровался и выложил всё, что было со мной с момента ухода от него, кроме, конечно, стрельбы в Тобольского.

— Вот мразь! — ударил генерал кулаком по столешнице, узнав, как тот меня склонял к сотрудничеству. — Полковник Стругов, значит, тоже позволил себе подобные высказывания?

— Так точно.

— Этот вопрос я решу, будет проведена внутрислужебная проверка. А вот то, что ты скинул подобный геморрой на меня, честно скажу — не радует. Ты уверен, что справишься? Кстати, самолет готов, можешь вылетать в любое время.

Подойдя к генералу, я пролистал папку с предоставленной информацией и, открыв на нужной странице, указал на копию опросного листа.

— Он проходил свидетелем в двух делах. Это точно он. Так что моего присутствия не требуется.

— Ты так в этом уверен?

— Так точно, товарищ генерал. Он это. Однако проблема не только в этом, но и в том, что он не трофейщик. То есть доказать в случае ареста причастность к нападениям очень трудно, фактически невозможно, он тщательно убирает свои следы. Поэтому только визуальная слежка и задержание в момент преступления. Судя по материалам дела, у него давно не было выходов на охоту, в ближайшую неделю он не выдержит и выйдет. Остается только взять его с поличным. С этим наши люди должны без проблем справиться, если только не спугнут его. Это всё по этому делу. Разрешите отбыть домой и продолжить обучение в институте? Считаю моё присутствие тут избыточным.

— Всё по полочкам разложил, — хмыкнул генерал. — Спорить не буду, раз ты такой признанный специалист. Пока свободен, но старайся быть на связи, чтобы в экстренном случае можно было тебя найти.

Получив самоход, я прошелся до комнаты, где мной были оставлены вещи, и собрав их, направился к выходу. Ни в отдел кадров за удостоверением, ни к завскладу за оружием я не пошел. К чему? Моя служба как началась, так и закончилась. Я действительно сдал настоящего маньяка, так что если наши не напортачат в слежке, успех гарантирован.

Было девять утра, поэтому я сперва поехал домой, где побывал в душе, потом переодевшись, направился в институт, где просидел в аудитории профессора Зиновьева, сдавая экзамен по проктологии и договариваясь с другими учителями об отработке прогулов по вине КГБ.

Вечером я заехал в управление — у меня был временный пропуск, выданный в приемной Сахаровского. Пришел я не просто так, по серьезной причине. Погуляв по зданию и навестив с десяток знакомых, я смог незаметно проникнуть в тот кабинет, откуда стрелял. Кстати, версия криминалистов была в том, что выстрел был произведен из остановившейся машины, на это намекало входное отверстие (выходного не было, пуля осталась в теле), уж так совпал поворот головы генерала во время выстрела, когда он садился. То есть версия, что выстрел был произведен из здания, даже не рассматривался. Более того, криминалисты считали, что выстрел был произведен из неизвестного оружия, скорее всего самодельного, нашим мелкокалиберным патроном. У меня камень с души упал, пусть ищут этих невиданных стрелков.

Почистив винтовку и убрав все остальные следы, включая шарф — пусть Антон гадает, куда он пропал, когда завтра выйдет из отпуска — и со свободной душой еще навестив некоторых знакомых, покинул это грозное здание. Шарф чуть позже я размотал — он был обмотан вокруг туловища — и выбросил его, как и гильзу. Всё, и с этой стороны я подстраховался. Слежки точно не было.

Три дня меня не беспокоили, пока я жил своей обычной жизнью, общаясь с дочками, сдавая немногочисленные хвосты в институте и даже дважды попрактиковавшись в Склифе. Мало того, один раз я вырезал аппендицит у школьника, что срочно привезли из школы с приступом. Хирург похвалил, шов в шесть сантиметров. Он вообще не помогал, просто стоял и, наблюдая, одобрительно хмыкал, слушая, как я командую операционной сестре, что подать. Правда, вся ответственность была на нем. Поэтому он готов был в любую секунду остановить меня, но операция прошла более чем удачно. Успел зашить до того, как пациент завозился после окончания действия обезболивающего.