Батальон смерти - Родин Игорь П. - Страница 53

Я забрала документы и в тот же вечер уехала, сказав своим солдатикам, что вернусь не позднее чем через неделю, и это был предельный срок их терпения. По прибытии в Петроград я направилась в те казармы, которые занимал мой батальон до отправки на фронт. Достаточно было первого впечатления, чтобы понять, какое гнетущее состояние безысходности переживала российская столица. Улыбки, радость и веселье исчезли с лиц прохожих. Уныние и тревога, казалось, были разлиты в самом воздухе, отражались в глазах всех и каждого. В городе не хватало продуктов питания. Повсюду бродили толпы красногвардейцев. Большевизм открыто и дерзко шагал по улицам, словно уже наступило его время.

Мои друзья, живо интересовавшиеся делами батальона, пришли в ужас, узнав об обстановке на фронте. А меня еще больше удручили их рассказы о положении в столице. Керенский после столкновения с Корниловым полностью изолировал себя от друзей и знакомых из высших слоев общества. Я пошла к генералу Аносову, чтобы рассказать о цели своего приезда в Петроград. Генерал предоставил в мое распоряжение машину, но сам никуда со мной не поехал. Я отправилась к тогдашнему командующему Петроградским военным округом генералу Васильковскому. Это был внушительного вида казак, не отличавшийся, однако, твердостью характера. Он принял меня радушно и поинтересовался, какое у меня дело в столице. Ему было уже известно о моих бедах на фронте, и он выразил сочувствие.

– В наши дни, – признался генерал, – нельзя быть уверенным ни в чем. Мы все не знаем, что с нами будет. Меня самого в любой момент могут вышвырнуть вон. И для правительства это вопрос уже не дней, а часов. Назревает еще одна революция, и она близка. Большевики повсюду – на заводах и фабриках, в воинских казармах. А как там на фронте?

– То же самое, и даже хуже, – ответила я и принялась рассказывать о всех своих горестях и тревогах, а также о том, какой помощи жду от него и от военного министра.

– Теперь вам ничто не поможет, – сказал он. – Власти бессильны. Их распоряжения не стоят даже той бумаги, на которой написаны. Я сейчас еду к Верховскому, новому военному министру. Хотите поехать со мной?

По дороге мы обсуждали назначение Верховского – того самого генерала, который, будучи командующим Московским военным округом, спас меня от разъяренной толпы в Москве несколько недель назад. Верховский был очень популярен в войсках и имел огромное влияние на солдат.

– Если бы его назначили несколько месяцев назад, он, возможно, еще сумел бы спасти армию, – сказал Васильковский. – А теперь слишком поздно.

Приехав к военному министру, мы узнали, что в кабинете у Верховского был сам Керенский. О нас доложили, и меня пригласили войти первой. Отворив дверь, я сразу же поняла, что все кончено. Премьер-министр и военный министр стояли друг против друга, представляя собой жалкое зрелище. Керенский был точь-в-точь покойник – в лице ни кровинки, а глаза такие воспаленные, будто он не спал несколько ночей. Верховский выглядел утопающим, безуспешно пытающимся спастись. Сердце у меня сжалось. Война ожесточила меня, сделала ко многому невосприимчивой. Но на этот раз я была потрясена видом этих двоих совершенно отчаявшихся людей. Выражение полной беспомощности на их лицах свидетельствовало о том, что Россия гибнет.

Оба попытались улыбнуться, но это была не улыбка, а гримаса страдания. От нее сделалось еще горше на душе. Военный министр осведомился, как обстоят дела на фронте.

– Мы слышали, как с вами жестоко обошлись, – сказал он.

Я подробно рассказала обо всем, что пережила и чему была свидетельницей: как растерзали полковника Белоногова и того офицера, который пытался меня защитить, как закололи штыками одну из моих девушек, как свои же солдаты повернули против меня пулеметы, потому что я ранила германца.

Керенский схватился за голову и закричал:

– О ужас! Ужас! Мы гибнем! Мы тонем!

Последовала напряженная, мучительная пауза.

Закончив рассказ, я заявила, что необходимы срочные меры, иначе армия окончательно развалится.

– Да-да, действовать нужно, но как? Что еще можно сделать сейчас? Что? бы вы предприняли, если бы вам дали власть над армией? Вот вы, простой солдат, скажите мне, что? бы вы сделали?

– Сейчас уже слишком поздно, – ответила я, немного подумав. – Месяца два назад я еще могла бы сделать много. Тогда солдаты еще меня уважали. А теперь ненавидят.

– Ах! – воскликнул военный министр. – Два месяца назад я сам мог спасти положение, если бы тогда назначен был на этот пост!

Затем мы обсудили мое дело. Я просила перевести батальон на участок фронта, где ведутся активные боевые действия, и подтвердить разрешение командовать батальоном без комитета. Военный министр тут же дал мне такое разрешение, и я все еще храню его при себе. Он также согласился удовлетворить мою просьбу о переводе на другой участок фронта и обещал рассмотреть этот вопрос и дать соответствующее распоряжение.

Керенский молчал в продолжение всего разговора. Он стоял рядом, как призрак, как символ некогда могущественной России. Еще четыре месяца назад он был кумиром нации. А теперь почти все отвернулись от него. И, глядя на него, я чувствовала, что присутствую при громаднейшей трагедии – трагедии раскола моей страны. Тоска сжала мне горло. От приступа удушья меня всю трясло. Хотелось кричать, рыдать. Сердце обливалось кровью за матушку-Россию. Чего бы только я не сделала тогда, чтобы предотвратить надвигавшуюся катастрофу! Какую бы только не приняла смерть ради спасения Отчизны!

Моя страна скатывалась в пропасть. Я наблюдала, как она все больше и больше погружалась в хаос… А передо мной стояли руководители правительства – безвластные, беспомощные, отчаявшиеся, безуспешно пытавшиеся удержать обреченный корабль на плаву без надежды на спасение, всеми покинутые, растерянные, подавленные…

– Одному Богу известно, что будет дальше… и увидимся ли мы еще когда-нибудь, – сказала я министрам сдавленным голосом на прощание.

Керенский с мертвенно-бледным, окаменевшим лицом хрипло прошептал:

– Едва ли…

Часть четвертая

Террор

Глава шестнадцатая. Большевики у власти

Я возвращалась на фронт. Поезда были страшно переполнены, но, к счастью, мне удалось устроиться в вагоне первого класса. В Молодечно я доложила о прибытии командующему 10-й армией генералу Валуеву и отобедала в его штабе вместе с офицерами. Генерала неприятно поразила весть о том, как жестоко со мной обошлись солдаты.

– Неужто они вас били? – спросил он недоверчиво, с трудом представляя себе, как это солдаты могли так дурно поступить с Яшкой.

– Так точно, господин генерал. Били, – ответила я.

– Но почему?

Тут я рассказала, как ранила германца, когда тот направлялся к нашим позициям вместе со своими товарищами.

– Боже правый! Что стало с моей когда-то доблестной армией! – воскликнул он.

Я подробно описала генералу всю историю, а он то и дело прерывал мой рассказ возгласами удивления.

В конце обеда генерал Валуев сообщил мне, что я произведена в чин поручика. Он прикрепил еще одну звездочку на мои погоны и поздравил меня.

Мне дали машину, и я отправилась в штаб доложить о своем прибытии командиру корпуса. Генерал и офицеры его штаба горели желанием узнать о последних событиях в тылу. Я поделилась с ними впечатлениями о встрече с Керенским и Верховским, случившейся два дня назад.

– По их виду можно сделать только один вывод – что все кончено, – сказала я.

– А как насчет передислокации вашего батальона? – спросил генерал. – Батальон ждет вашего возвращения. Девушки надеются получить назначение на какой-то другой, более подходящий участок фронта.

Я ответила, что мне приказано ждать на этот счет дополнительных распоряжений, и показала выданный мне документ, подтверждающий мое право командовать батальоном без всяких комитетов. Генерал был очень рад за меня.