Батальон смерти - Родин Игорь П. - Страница 37

В тот же день мои солдаты получили первые уроки военной подготовки в большом парке института. У ворот был поставлен часовой, чтобы не впускать никого без разрешения дежурного офицера. Караул сменялся каждые два часа. Парк был окружен высоким забором, так что обучению никто не мешал. Строго запрещалось хихикать, и я сама внимательно наблюдала за девушками. Около тридцати из них я безжалостно отправила домой в первый же день: одних за то, что слишком много смеялись, других – за всякие фривольности. Несколько таких девиц просили у меня прощения. Но мое мнение было такое: если с самого начала не держать их в строгости, то лучше сразу отказаться от этой затеи. Чтобы слово имело силу, оно должно быть твердым и окончательным. Так я решила. Да и как иначе можно управлять двумя тысячами женщин? Как только одна из них нарушала приказ, я отбирала форму и отсылала ее прочь. Для нашего дела было важно не количество, а качество, и я положила себе за правило не останавливаться, даже если придется отчислить несколько сотен новобранцев.

Для учебных тренировок мы получили пятьсот винтовок, которых хватило лишь на четверть личного состава. Пришлось изобрести такой метод, который позволял бы использовать винтовки всему составу части. Было также признано целесообразным ввести особые знаки отличия для солдат и офицеров Батальона смерти. Поэтому мы придумали новые погоны – белые с красными и черными полосами. На правом рукаве гимнастерки нашивалась красно-черная стрела. Я заказала две тысячи таких знаков.

Когда наступил вечер и пробил час отхода ко сну, девушки проигнорировали приказ об отбое в двадцать два ноль-ноль и продолжали шушукаться и веселиться. Я вызвала дежурного офицера и отчитала ее, угрожая поставить под ружье на шесть часов в том случае, если солдаты не будут спать после десяти. Пятьдесят из них я тут же наказала, поставив на два часа по стойке «смирно». А остальным приказала:

– Всем немедленно в постель! И чтобы было слышно, как муха пролетит. Завтра утром подъем в пять часов.

Ночь я провела без сна. Нужно было многое обдумать и решить.

В пять часов утра на ногах была только дежурный офицер. Ни одна живая душа не шевельнулась в казармах. Дежурный офицер доложила, что несколько раз будила девушек, но ни одна не поднялась. Я вошла в казарму и гаркнула:

– Вставай!

Перепуганные и заспанные, девушки повскакивали с постелей. Как только они оделись и умылись, был отдан приказ становиться на молитву. Я сделала молитву ежедневной обязанностью. Затем последовал завтрак, состоявший из хлеба и чая.

В восемь я приказала построиться по ротам для смотра и прошла вдоль шеренг, приветствуя солдат. Они отвечали дружным:

– Здравия желаем, господин начальник!

Начались занятия, и я продолжила отбор состава. Как только я замечала, что девушка кокетничает с инструктором, ведет себя легкомысленно, хитрит или вообще относится ко всему кое-как, я тут же приказывала ей сдать форму и отправляться домой. В результате на второй день я выгнала еще около пятидесяти человек. Вряд ли можно преувеличить тяжесть той ответственности, которую я взвалила на себя. Я постоянно призывала женщин-солдат как можно серьезнее относиться к своим задачам. Батальон должен был стать образцовым, в противном случае я бы сделалась посмешищем для всей страны и подвела тех, кто одобрял и поддерживал идею, а таких становилось с каждым днем все больше. Я перестала принимать заявления у прибывающих новичков, потому что нужно было поскорее заканчивать курс обучения и отправлять батальон на фронт. И эта задача была самой важной.

Строевые учения и муштра продолжались в течение нескольких дней, девушки овладевали начатками солдатской службы. Несколько раз я прибегала к пощечинам в качестве наказания за дурное поведение.

Однажды часовой у ворот доложила дежурному офицеру, что ко мне пришли две женщины. Я приказала батальону стоять по стойке «смирно» во время приема гостей. Одна из посетительниц была англичанка Эмелин Панкхерст, а вторая – княгиня Кикутова, с которой меня познакомили раньше.

Госпожу Панкхерст подвели ко мне, и батальон приветствовал известную суфражистку, которая так много сделала для женщин в своей стране и во всем мире. Г-жа Панкхерст стала частой гостьей в батальоне и с большим интересом следила за тем, как он постепенно превращался в хорошо дисциплинированную воинскую часть. Мы очень привязались друг к другу. Г-жа Панкхерст пригласила меня как-то на званый ужин в «Асторию», знаменитую гостиницу Петрограда. На ужине должны были присутствовать Керенский и представители союзных держав в столице.

Между тем батальон быстро делал успехи. Поначалу нам очень докучали. Большевистские агитаторы неодобрительно отнеслись к моей идее и ожидали, что она скоро провалится. В первые дни я получила около тридцати писем с угрозами. Однако постепенно становилось очевидным, что мне удается поддерживать в части строжайшую дисциплину, командовать батальоном без комитетов, и тогда агитаторы поняли, что мой план представляет для них опасность, и начали искать способы разрушить его.

В тот вечер, когда давался званый ужин, я поехала в «Асторию». Керенский был со мной очень любезен. Он сказал, что большевики готовят демонстрацию против Временного правительства. Поначалу Петроградский гарнизон согласился провести демонстрацию в поддержку правительства, но потом заколебался в своем решении. Военный министр спросил, смогу ли я вывести свой батальон для марша в поддержку Временного правительства.

Я с удовольствием приняла это предложение. Керенский отметил, что женский батальон уже оказывает благотворное влияние на обстановку: несколько воинских частей изъявили готовность отправиться на фронт, многие инвалиды войны организовались с целью возвращения на передовую, заявляя при этом, что уж если женщины идут сражаться, тогда пойдут и они, калеки. Наконец он выразил надежду, что объявление о марше Батальона смерти заставит весь гарнизон последовать примеру женщин.

Я провела в «Астории» очень приятный вечер. После ужина знакомый, которому было со мной по пути, предложил подвезти меня. Я приняла предложение, но вышла из машины за квартал до института, так как не хотела его задерживать. Было около одиннадцати часов вечера, когда я подошла к нашим временным казармам. У ворот собралась небольшая толпа мужчин, человек тридцать пять, весьма разношерстная – солдаты, бродяги, хулиганы и несколько даже вполне приличных на вид молодых людей.

– Кто такие? Что вам здесь надо? – спросила я строго.

– Начальник, – крикнула девушка-часовой, – они вас дожидаются. Уже больше часа околачиваются: ворота сломали и прочесали всю территорию – вас искали. А когда не нашли, решили ждать здесь вашего возвращения.

– Ну и что же вы хотите? – спросила я, когда они меня окружили.

– Чего хотим, да? Хотим, чтобы ты распустила батальон. Мы сыты по горло этой дисциплиной. И крови пролили достаточно. Мы не хотим больше никаких армий, никакой военщины. Ты только принесешь новые беды простому народу. Распусти свой батальон, и мы отстанем от тебя.

– Не распущу! – заявила я твердо.

Некоторые из них выхватили револьверы и стали мне угрожать. Караул поднял тревогу, и в окнах появились девчата, многие с винтовками наизготове.

– Ну послушай, – продолжали они уговаривать меня, – ты же сама из народа, а мы простым людям только блага желаем. Мы хотим мира, а не войны. А ты опять подстрекаешь к войне. Мы достаточно нахлебались этой войны, слишком ее много. Хватит! Война бессмысленна. Ведь ты же сама не хочешь, чтобы бедных людей убивали ради блага немногих богатых. Давай переходи на нашу сторону, и будем вместе добиваться мира.

– Сволочи! – закричала я что было силы. – Вы все идиоты! Да, я хочу мира, но его не будет, пока не прогоним германцев из России. Иначе они превратят нас в рабов и отнимут у нас и землю, и свободу. А вы – предатели!

Внезапно кто-то сильно толкнул меня в спину. Потом ударили сбоку.

– Огонь! – скомандовала я своим девушкам, когда меня уже повалили на землю.