Немезида (пер. Ю.Соколов) - Азимов Айзек - Страница 65

Д'Обиссон слабо улыбнулась.

– Витиевато сказано, однако сенсорный голод действительно может вызвать галлюцинации.

– Да, именно так и случилось. Сначала я испугалась. Но как только услыхала собственный голос и звук шагав, то сразу успокоилась. Спросите у часовых, которые вышли навстречу. Они видели, что я спокойна. Спросите их, дядя Сивер.

Генарр кивнул.

– Они мне об этом уже сообщили. Кстати, нам приходилось сталкиваться с подобным явлением. Хорошо. Пусть будет так.

– Нет, вовсе не хорошо, – возразила Инсигна, все еще бледная от страха, или от гнева, или от того и другого сразу. – Больше она никуда не пойдет. Все эксперименты окончены.

– Знаешь, мама! – в ярости выкрикнула Марлена. Чтобы предотвратить начинающуюся ссору, Д'Обиссон громко сказала:

– Доктор Инсигна, эксперимент не закончен. Сейчас неважно, пойдет она или нет. Сначала надо выяснить, что случилось.

– Что вы имеете в виду? – забеспокоилась Инсигна.

– Я хочу сказать, что в тишине, конечно, могут послышаться любые голоса. Однако не исключено, что у Марлены начались некоторые нарушения умственной деятельности.

Инсигна вздрогнула, словно ее ударили.

– Это вы про эритрийскую лихоманку? – спросила Марлена.

– Не совсем, – ответила Д'Обиссон. – На нее ничего не указывает – просто я допускаю такую возможность. Значит, необходимо сканирование, Для твоего же блага.

– Нет, – сказала Марлена,

– Что значит нет? – спросила Д'Обиссон. – Ты должна подчиниться. Мы не можем иначе. Сканирование в таких случаях обязательно.

Марлена задумчиво посмотрела на Д'Обиссон.

– Вам хочется, чтобы я заболела лихоманкой. Вы надеетесь на это.

Д'Обиссон на мгновение застыла, потом сказала дрогнувшим голосом:

– Ну знаете ли, это просто смешно. Как вы смеете утверждать подобное?

Генарр тоже посмотрел на Д'Обиссон.

– Рене: вспомните, что мы говорили вам о Марлене: если она утверждает, что вы хотите видеть в ней больную, значит, так оно и есть – вы чем-то себя выдали. Конечно, если Марлена говорит серьезно, а не от испуга или обиды.

– Серьезно, – подтвердила Марлена, – Она живет этой надеждой.

– Итак, Рене, – холодно произнес Генарр, – что скажете?

– Мне лично понятно, что имеет в виду эта девица. Уже много лет мне не приходилось наблюдать лихоманки. В прежнее время, когда Купол только строился, у меня практически не было подходящих средств для ее изучения. Да, как профессионал я приветствовала бы такую возможность. Изучив заболевшего лихоманкой с помощью новых методов, я, возможно, сумела бы обнаружить причину болезни, найти подходящие лекарства, предложить профилактические меры. Вот вам и причины моих надежд. Чисто профессиональная заинтересованность. Но этой девице, не умеющей читать мысли и не знающей людей, она кажется просто злорадством. Милая моя, уверяю вас, это не так.

– Просто или не просто, – упрямилась Марлена, – но мне вы желаете зла. В этом я не ошибаюсь.

– Ошибаетесь, милочка. Сканирование в таких случаях обязательно, и оно будет проведено.

– Этому не бывать! – Марлена сорвалась на крик. – Вам придется вести меня силой или накачивать снотворными, а тогда результаты окажутся недостоверными.

Дрожащим голосом Инсигна вставила:

– Я не позволю этого, если она против.

– В данном случае не важно, хочет она или нет… – начала Д'Обиссон и пошатнулась, схватившись за живот.

– В чем дело? – без интереса спросил Генарр. И, не дожидаясь, пока Инсигна доведет Д'Обиссон до ближайшей кушетки и уложит ее, обратился к Марлене: – Почему ты не хочешь согласиться на обследование?

– Не хочу. Она скажет, что я заболела.

– Не скажет. Я обещаю. Разве что ты на самом деле больна.

– Я не больна.

– Я уверен в этом, и сканирование подтвердит. Поверь мне, Марлена. Пожалуйста.

Марлена взглянула на Д'Обиссон, потом на Генарра.

– И я смогу снова выйти на Эритро?

– Конечно. Сколько захочешь. Если с тобой все в порядке – а ведь ты в этом не сомневаешься, так ведь?

– Не сомневаюсь.

– Значит, сканирование все покажет.

– Да, но вдруг она скажет, что я не могу выходить?

– Твоя мама?

– И доктор.

– Нет, они не посмеют тебя остановить. А теперь – скажи, что согласна на сканирование.

– Хорошо. Пусть будет так, как она хочет.

Рене Д'Обиссон медленно поднялась с кровати.

Д'Обиссон внимательно разглядывала распечатки с результатами сканирования. Сивер Генарр следил за ней.

– Интересная картинка, – пробормотала Д'Обиссон.

– Это было известно еще давным-давно, – сказал Генарр, – Она – странная девушка. Главное – нет ли перемен?

– Никаких, – ответила Д'Обиссон.

– Вы как будто разочарованы,

– Командир, не будем повторяться. Да, как профессионал я ощущаю известное разочарование. Я предпочла бы новый случай, чтобы изучить его.

– А как вы себя чувствуете?

– Я уже вам сказала…

– Физически, я имею в виду. Такой странный обморок…

– Это был не обморок. Просто нервы. Мне еще не приходилось слышать обвинений в желании видеть кого-то больным. Да еще таких безапелляционных.

– А что же с вами случилось? Живот заболел?

– Возможно. Во всяком случае я ощутила боли в области желудка. И голова тоже кружилась.

– С вами, часто такое случается, Рене?

– Нет, – резко ответила она, – и в нарушении профессиональной этики меня обвиняли не чаще.

– Какая вы, однако, возбудимая. Почему вы приняли эти слова так близко к сердцу?

– Давайте сменим тему разговора. Сканирование не показало никаких перемен. Если прежде она считалась нормальной, значит, нормальна и сейчас.

– Значит, как врач вы считаете, что она может продолжать изучение Эритро?

– Раз с ней ничего не случилось, у меня нет никаких оснований запрещать.

– Итак, вы намереваетесь все забыть и вновь отправить ее туда?

В голосе Д'Обиссон послышалась враждебность.

– Вы знаете, что я недавно встречалась с комиссаром Питтом. – Это был не вопрос.

– Да, знаю, – невозмутимо подтвердил Генарр.

– Он попросил, чтобы я взяла на себя руководство новыми работами по исследованию эритрийской лихоманки, и обещал хорошее финансирование.

– Прекрасная идея. Едва ли он мог найти лучшего руководителя.

– Благодарю вас. Однако командиром вместо вас он меня не назначил. Поэтому вам решать, выходить Марлене Фишер наружу или нет. Свое участие в этом деле я ограничиваю сканированием ее мозга – когда оно потребуется.

– Я намереваюсь разрешить Марлене исследовать Эритро и не чинить ей никаких препятствий. У вас возражений не будет?

– Как врач я уверена, что лихоманки у нее нет, и не стану вас останавливать, но право приказывать принадлежит вам и останется только вашим. И все бумаги вы будете подписывать без меня.

– Но вы не станете оказывать мне противодействие?

– На это у меня нет причин.

Обед закончился, тихо играла музыка. Сивер Генарр, тщательно выбиравший выражения в разговоре с встревоженной Эугенией Инсигной. наконец проговорил:

– Так сказала мне Рене Д'Обиссон, однако во всем этом чувствуется влияние Януса Питта.

Эугения выглядела очень встревоженной.

– Ты действительно так думаешь?

– И ты, наверное, тоже. Януса ты, должно быть, знаешь лучше меня. Плохо. Рене – компетентный врач, умница и человек неплохой, но она честолюбива – как и все мы, впрочем, – и потому ее легко совратить. Она действительно мечтает войти в историю как победительница эритрийской лихоманки.

– И ради этого она хочет рискнуть Марленой?

– Не то чтобы хочет, но она все-таки стремится… Хорошо, в общем, ты права.

– Должен быть другой выход. Посылать Марлену в такое опасное место, экспериментировать с нею как с прибором – это же ужасно.

– Но она так не считает, а уж Питт – тем более. Пусть погибнет один чей-то разум, но человечество приобретет планету, где смогут жить миллионы. Жесткий подход, однако не исключено, что грядущие поколения увидят в Рене суровую героиню и поблагодарят ее за одну жертву, даже за тысячу, если одной не хватит.