Неуправляемый таран - Колычев Владимир Григорьевич - Страница 19

Коней загнали и по душу Игната, но ответа почему-то не было. А может, никто и не слал никакой малявы. Может, до фонаря им было, кто такой Игнат. Не того полета он птица, чтобы относиться к нему всерьез. Это же следственная камера, здесь все течет и меняется, и если на каждом арестанте заморачиваться, то надорваться можно.

Игнат тоже ждал суда. Ему шили двести восемнадцатую статью, свою вину он признал, поэтому следствие не должно быть долгим.

Второй месяц он в этой камере, третьего может и не быть. А о том, что блаткомитет будет разбираться с его прошлым, он уже и не думал. Кому нужно его прошлое, когда здесь живут настоящим? Ведет он себя правильно, косяков за ним нет, из общего ряда не выбивается, люди его уважают как порядочного арестанта. А то, что менты его прессовали, так это когда было…

Игнат лежал на шконке, вытянув ноги на всю длину, в руках дымилась папироса. Дверь открылась, и в камеру вошел Кузьмич. Игнат недовольно повел бровью. После очкарика к ним на шконку никого не подселили. А сегодня еще и Кузьмич должен был съехать. Камера малость разгрузилась, и нет уже таких раскладов, как три задницы на одну жердочку. По одному-два арестанта на шконку, и у Игната были реальные шансы провести сегодня ночь в приятном одиночестве.

Но Кузьмич вернулся. Сначала он передал смотрящему какой-то сверток, а затем объяснил Игнату ситуацию. Оказалось, что суд отправил его дело на доследование. Значит, с Кузьмичом им суждено расстаться не скоро. Возможно, Игнат съедет раньше…

А в пакете, как оказалось, был морфий на весь блаткомитет. И пошел шприц по кругу.

Пакет Кузьмичу передали в здании суда, и он доставил его в целости и сохранности. Но его даже не поблагодарили, хотя и могли бы ему предложить ширнуться. Все равно бы он отказался.

У Игната тоже не было никакого желания уколоться. Да и не предложат. Впрочем, он и не рассчитывал, поэтому очень скоро забыл о пакете. И как оказалось, зря. Так как в пакете была еще и малява – по его душу.

Смотрящий сначала обдолбился, а потом уже позвал Игната к себе. И остальные урки выглядели как законченные торчки под кайфом. Видно, хорошего качества был морфий, высокой концентрации. И это могло сыграть с Игнатом злую шутку.

– Предъява к тебе, пацан, подъехала, – объяснил смотрящий, мутными глазами всматриваясь в него.

Мощный он мужик, дубовой крепости. Ястребиные глаза, орлиный нос, тяжелый будто чугунный подбородок, крутая борцовская шея. Он был грузином, но кличка ничем не выдавала его принадлежность к закавказским народностям.

– Законного вора ты замочил… – продолжая сверлить взглядом, сказал Шульц.

– Законного вора?

– Гадом тебя объявили.

Игнат похолодел. Слишком хорошо он знал, что это для него означает.

– Паппос не был законным вором. Ссученный он. И не убивал я его…

Какое-то время Шульц тупо смотрел на Игната. Казалось, он заснул с открытыми глазами.

– Паппос был законным вором.

– Ссученным вором он был! – мотнул головой Игнат. – По ушам ему дали! Он не имел права меня гадом объявлять!

– Ты гад! – постановил Шульц.

И его слова было достаточно, чтобы стереть Игната в порошок прямо на месте.

А слово сказано. Потому что этого хотел Юршин. Теперь Игнат точно знал, кто организовал подгон с морфием и малявой. Блатные накачались наркотой, и теперь им до фонаря, ссученным вором был Паппос или нет. Зачем разбираться, если обдолбленная душа жаждет крови?

Игнат предполагал такую ситуацию, но не очень боялся разбора полетов. Он точно знал, что Паппос не тот вор, за которого могут предъявить. Но ему предъявили. И он обречен…

– А пацан смазливый, – гнусно ухмыляясь, сказал воровской бык по кличке Сапун.

И протянув к Игнату руку, заигрывающе ущипнул его за щеку.

– Тут разбор нужен. Паппос уже не в законе, и он мою девчонку залохматить хотел!

Это был крик вопиющего в пустыне. Никто и не хотел слушать Игната.

– Девчонка, – кивнул Шульц. – Ты девчонка.

– А кто лохматить будет? – спросил Сапун.

– Начинай! – скабрезно ухмыльнулся смотрящий.

Не думал Игнат, что все произойдет прямо сейчас. Обычно к таким делам готовятся заранее. Мало вынести приговор, нужно еще и с вертухаем договориться, который мог поднять тревогу, а этот вопрос еще не решен. Да и не собирались его решать. Морфий делал свое дело.

Сапун снова протянул к Игнату руку – на этот раз, чтобы схватить его за шиворот. Но Игнат ударил его напряженным пальцем в глаз – точно и со всей силы. И тут же отскочил назад.

Сапун взвыл от боли, но и без него было кому заняться Игнатом. Пять урок против него, и это не считая Шульца, который по своей силе стоил их всех вместе.

Игнат подался к двери. Он не собирался ломиться из камеры в надежде, что надзиратель выручит его. Ломиться из камеры – это позор, но Игнат даже не думал об этом. Просто в такой ситуации, как сейчас, он мог рассчитывать только на реальную помощь. Был бы с ним Дашок, он бы надеялся на него. Но не было с ним настоящих друзей, поэтому он мог рассчитывать только на себя. Однако сам он с блатными поделать ничего не мог. Их много, и у них заточки. Драка с ними – верная смерть.

У него тоже была заточка, сделанная из черенка ложки. Какое-никакое оружие. Но лучше обойтись без него. Блатные уверены в своих силах, они собираются взять его голыми руками. А если он достанет заточку, то и они пустят в ход свои «перья».

Игнат встал спиной к двери, чтобы обезопасить свой тыл. Хотя и понимал, что это ничем ему не поможет. Сейчас на него набросятся скопом, вытащат на центр камеры и там уже будут рвать на части со всех сторон. А потом пристроятся сзади, если он не устоит. А он должен устоять. Его будут жестко бить, пытаясь свалить с ног, а он должен держаться. Можно и не бить в ответ, все равно это бесполезно. Но держаться нужно…

Блатные готовились нападать, не ожидая с его стороны атаки. Ему же надо прикрывать спину, и поэтому он не мог рвануть на них. Но Игнат рванул. Пропустив встречный удар кулаком в нос, он схватил за «локаторы» лопоухого парня, оттянул его голову назад и лбом протаранил его переносицу. Его самого ударили кулаком в висок, но это не помешало ему вырубить лопоухого с одного удара. Больше ему так ударить не дадут, поэтому он постарался занять круговую оборону. Его били со всех сторон, но парень держался. И даже бил в ответ. Под локтем хлюпнул чей-то нос, пальцы вошли кому-то за щеку, зубы впились в чей-то кадык…

Игната били так, что давно уже должен был упасть. Но он держался. Своя собственная кровь стекала по щекам, а чужая – по подбородку. Похоже, он кому-то порвал горло зубами. А если так, то можно повторить заход.

Лопоухий оклемался, обрушился на Игната с кулаками. Но Игнат снова вцепился в него руками, зубами вгрызаясь в ухо. Сильнейший удар по затылку на какие-то мгновения вырубил Игната, но он уже просто не мог упасть, потому что висел на лопоухом.

Парень рванул назад, пытаясь отцепиться от него. Рванул, и кусок уха остался у Игната в зубах.

– Он бешеный! Он псих! – в паническом ужасе заорал корноухий.

Толпа сначала расступилась, пропуская его, а затем сама схлынула назад. Игнат подался к двери, уперся в нее спиной. У него не было сил стоять на ногах, но все-таки он держал себя в вертикальном положении.

– Мочи его! – крикнул Сапун.

Голова кружилась, кровавая мгла застилала глаза, и он не мог видеть своих врагов. Но чутье подсказывало, что блатные взялись за ножи. А это все…

– Паппос был сукой, – послышался вдруг чей-то голос. – Зря вы пацану предъявили.

Это был Клич, он заступался за Игната, но не факт, что его послушают. Он хоть и не изгой, но близко к тому.

– Обоснуй, – сказал кто-то.

Клич стал что-то объяснять, но Игнат не различал слов. И вор говорил тихо, и в ушах у него шумело. Тело как будто онемело. Внутри в области спины что-то пульсировало, но боль не прорывалась наружу. Уж не ножом ли его пырнули?..

Он стер предплечьем кровь с глаз, кое-как сфокусировал взгляд. Блатные стояли напротив него в ожидании команды «фас». А за их спинами Клич объяснялся с Шульцем. И тот внимательно его слушал.