Живая душа - Трутнев Лев - Страница 44

Пространство открылось перед ним глубоко и прозрачно, и лис остановился перед крайними кустами. Ему показалось, что на опушке появился какой-то новый, невидимый раньше бугорок. Зрительная память зверя с удивительной точностью и ясностью хранила вид этой стороны кустов, покатое поле, далекие соломенные кучки…

Крики перехлестывались в ивняках, еще один выстрел грохнул там раскатисто и сердито. Лис переместился к одинокому кусту, стоящему почти на самой опушке, и уловил какое-то слабое, едва заметное движение у подозрительного бугорка. Чувство опасности ярко полыхнуло в зверином сознании. Красный лис метнулся в сторону и уже задним зрением успел увидеть в короткий миг вскочившего в стойку человека – бугорок оказался охотником в белом одеянии. Выстрел хлестанул по кустам горячей дробью, но было поздно: лис уже нырнул в чащобу, стал уходить между стрелками и загонщиками[73]. Но этого никто не мог видеть в гуще кустов. И азартнее, веселее забились в холодных ивняках горячие голоса.

Красный лис вновь выскользнул на опушку. Далеко справа двигался в его сторону человек и кричал, заявляя о себе, слева, тоже не близко, опять возвышался коварный бугорок. Зверь теперь видел и ту и другую опасность. Впереди было пусто и свободно. Красный лис сиганул из леса и, не останавливаясь, на махах пошел в сторону озера. Два далеких бесприцельных выстрела прокатились ему вслед, но они не причинили зверю вреда. Со страхом, с горячим напором ушел красный лис в ломкие камыши и почти пересек их, не останавливаясь…

Охотником, стрелявшим в красного лиса, был Сутулый. Он подождал, пока подойдет напарник, двигающийся по опушке тальников, и махнул рукой другим загонщикам, приглашая к себе.

– Заметил! – объяснил Сутулый свою неудачу. – Только чуть-чуть ружье передвинул, чтобы удобнее стрелять, и он маханул в кусты. Пока вскидывал «пушку» да целился, его и не видно стало. Так, с досады, рубанул вслед.

Рыжий утирал красное и влажное от натуги лицо, щерился, не то злясь, не то чему-то радуясь.

– Будто первый раз лису видишь, невтерпеж стало.

– Это наверняка тот самый, который осенью от нас ушел и после тут фокусничал. Следов других нету…

Они, щурясь, глядели в степную пустоту. Мертво и тихо было вокруг.

– Мы тогда, по осени, четырех взяли. Один ушел. Там следы есть и тут, и все с тем же рисунком.

– Теперь в озеро дунет: другого выбора нет. – Рыжий отдыхал от тяжелого хода через кусты, стоял расслабившись.

– Там сейчас ему делать нечего: ни пожрать, ни поспать. Скорее всего, к дальней роще пойдет. Сюда теперь он долго не вернется.

– Грамотный стал! – Рыжий глядел, как, не торопясь, приближались их товарищи по охоте. – Загоном этого зверя не больно возьмешь.

– Все равно я его добуду! – Сутулый в сердцах пнул рыхлый бугорок снега, нагребенный для маскировки. – Падаль вывезу, капканы расставлю, тогда поглядим, кто кого обхитрит.

– Теперь куда? – Рыжий не разделил его заверений.

– Домой – отохотились. Тут до соседнего района пустыня.

– Надо цеплять за трактор тележку – и туда. Зайцев хотя погоняем.

– И там негусто: своих стрелков хоть отбавляй…

Почти весь короткий зимний день красный лис передвигался на север степи, к лесным колкам, прячась в межевых бурьянах, за кучками соломы с тяжелыми снежными шапками, в редких одиночных кустиках ивняка, кое-где попадающихся на его пути, одновременно охотясь на мышей, с трудом раскапывая плотный снег и с невероятными усилиями добывая одиночных грызунов.

На закате солнца лис добрался до первых березовых рощ, заснеженных, тихих, густо усыпанных куржаком. В отличие от тальников они были гораздо выше и светлее. Какая-то птичка одиноко и тоненько пропищала в глубине леса, да на незнакомые, заманчиво пахнущие следы наткнулся зверь на опушке плотного осинника. С наслаждением вдыхая аппетитный запах едва живых следов, лис долго кружил по ним, запутываясь больше и больше, многократно пересекая и свои и чужие стежки. Совсем неожиданно из-за толстой колодины вынырнул крупный белый зверек и метнулся в сторону, легко пошел по рыхлому и глубокому снегу, словно покатился. Лис рванулся за ним, чувствуя желанную добычу. И близко вроде мелькал среди деревьев беляк, но попробуй возьми его! Лис гибко вертелся: прыгал, делал сальто, несколько раз едва не ударился о березовые комли, но зайца словить не смог. Заколдованным белым шаром катался тот между деревьями, молодыми порослями, и лис, не имея опыта, выдохся, упал на сугроб и долго хватал горячей пастью слащавый снег. Он понял, что нового зверя так просто не взять – проворен он и хитер.

Отлежавшись, лис не стал больше искать зайца, а побежал дальше, в другой лес. Ему хотелось узнать как можно больше о новых местах, найти подходящее место для лёжки. С чуткой осторожностью пробирался лис затененными опушками, мелким подлеском и в одном из колков почуял знакомый куропаточий запах, доносившийся откуда-то из-под снега. Зверь сбавил бег, пошел пружинисто, мягко. Впереди чернели два провала округлых лунок. Лис подкрался к одному из них совсем близко, сунул внутрь морду: что-то мягко толкнуло его во влажный кончик носа, сладким теплом ударило в широкие ноздри, и в тот же миг фонтаном брызнул перед мордой зверя снег, с треском раскололся стылый воздух, и длинная черная птица свечой пошла вверх. Лис не ожидал этого и потерял дорогие мгновения. Когда он распластался в широком прыжке, тетерев был уже в недосягаемой отдаленности. Грохот тугих крыльев разбудил и вторую птицу, и она с тревожным квохтаньем унеслась за деревья. Все стихло так быстро, что лис в растерянности обнюхивал глубокие, еще теплые в холодном снегу лунки. Он стал кружить от леса к лесу, надеясь найти другие тетеревиные схоронки, но его повсюду встречала пустота. Здесь, на стыке лесостепи и степи, тетеревов было мало. Только шустрого зайчишку снова увидел лис издали, но уже не побежал за ним.

Далеко впереди чернели густотой ивняковые заросли, и лис по привычке побрел к ним, надеясь найти там подходящее для лёжки место. Неожиданно поперек его хода легла ровная стежка чьих-то неглубоких следов. Зверь ткнулся в них носом и уловил лисий запах. Но это был чужой след. Радость и оторопь встряхнули лиса, ведь ему не приходилось встречать сородичей с самого щенячьего возраста. Легко, с тревожным сердцем, побежал он по следу, определив нужное направление. След вел как раз в те кусты, куда лис направлялся в поисках дневки. Угрюмо и темно громоздились они под высоким березняком, разделяясь неширокими разводами чистинок[74], будылья[75] каких-то трав плотно чернели вокруг.

Лис не успел обогнуть несуразную, засыпанную снегом кучку валежника, как на ней вырос крупный зверь. Он оскалился в злом шипении и угрожающе захрипел. Красный лис остановился. По запаху и другим признакам он определил, что перед ним старый и сильный самец и приближаться к нему небезопасно. Лис, прижимаясь к снегу, отвернул в сторону и пошел, нехотя оглядываясь. Незнакомец стоял на кучке валежника в той же неприветливой позе, готовый в любой момент броситься в драку.

Свернув на прогалину, красный лис уткнулся в сплошную поросль ивняка и остановился. Место было тихое и надежно укрытое. Бежать дальше ему не хотелось: каким ни злым был встреченный сородич, а вдвоем все безопаснее, все веселее. Утоптав снег на бугорке, среди старой травы, красный лис лег и затаился.

Перед рассветом он услышал близкий шелест снега и вскочил. Темным пятном мелькнул на прогалине уходящий зверь. По запаху лис узнал в нем своего нового знакомого. Не упуская его из виду, держась пахучего хода, красный лис побежал следом. Густыми опушками, узкими полосами уцелевших кое-где бурьянов двигался старый лисовин на край степи – туда, где снегу поменьше, а мышей побольше. Красный лис не имел достаточного жизненного опыта и не знал, что в лесах, на узких хлебных полосках, заваленных сугробами, добывать пропитание куда труднее, чем на степных пашнях, а порой и невозможно.