Живая душа - Трутнев Лев - Страница 42

С темнотой утихла охота, успокоилось озеро, и людские голоса поутихли. Лисенок выбрался из своего убежища и с величайшей осторожностью стал уходить от опасного места. Он не узнал знакомого пшеничного поля. Оно было скошено. Пахло хлебом и мышами, и, забыв про грохот, про озеро, лисенок начал охотиться на грызунов. Молочные зубы у него стали выпадать, и десны болезненно саднили, но звереныш уже сильно и ловко управлялся со своими жертвами.

Степь светилась вспыхивающими по всему пространству огнями, глухо рокотала от уборочных машин, но лисенок теперь не так боялся этого гула, чувствуя свою силу, свой опыт. Спать он ушел в знакомые, изученные до каждой кочки ивняки, тихие, сухие, остро пахнущие увядающими листьями и сеном.

Потемнели, похолодали ночи. Свежее и прозрачнее стал воздух. Мыши, готовясь к осенним невзгодам, к недалекой зиме, ушли в своих хлопотах глубоко в норы, и ловить их становилось труднее и труднее, а суслики и вовсе почти не показывались наружу: у них началась спячка.

У лисенка окрепли настоящие зубы, и он стал чаще и чаще наведываться к озеру. Нередко находил он там подранков, ушедших от охотников, битых и потерянных в густых тростниках уток и вдоволь насыщался.

Здоровая еда и время делали свое дело: из поджарого всклокоченного щенка лисенок превращался в пушистого крупного лиса. По хребту и лопаткам пролегла у него красная, почти алая, полоса, бока порыжели, потемнели лапы, грудь украсилась белым пятном. Хитрым, осторожным и сильным вырос красный лис. Но он не знал про эти превращения, не знал, что шелковистая его шкурка высоко ценится у людей.

Однажды лис слишком долго выслеживал и ловил крупного крякового селезня, лишь слегка задетого выстрелом, и пока расправлялся с ним, пока лакал озерную воду после сытного завтрака, небо засветилось чистым рассветом.

Красный лис не решался оставаться в озере, где почти каждый день гремели выстрелы, и заспешил в заветные тальники. Лабиринты прогалин между зарослями камыша он угадывал чутьем и старался двигаться через них, потому что тростниками бежать было куда труднее, да и шумели они, лишали главного – слуха, и не видно было сквозь них.

У самого берега лис заметил какое-то подозрительное движение и приостановился. Ветерок тянул с озера, и никаких опасных запахов зверь не улавливал. Тут зажегся слабый свет, пополз по береговой няше, упал на кромку камыша и блеснул в глазах лиса. Зверь не успел кинуться в траву, чуть-чуть промедлив из-за любопытства, и яркая вспышка ослепительно полыхнула впереди, грохот разорвал утренние сумерки, и что-то колюче-горячее чиркнуло по спине лиса, зацепило ухо. Вторая вспышка и грохот пронеслись ему вслед. Защелкало, зашелестело по сухим камышам, и все смолкло. Лис, уловив в последний момент ненавистный ему запах человека, понесся изо всех сил в серую степную муть.

Зачастили дожди, подмокла земля, стало неуютно и сыро в глухих осенних тальниках, и красный лис на время стал хорониться в знакомой заброшенной норе. Там было тесно и жестко, но сухо и спокойно. По утрам выстаивались холода, схватывали влажную землю. В такое время все труднее и труднее было лису наловить на пропитание мышей или найти подранка: охота отходила, и редко теперь гремели выстрелы на озере. Больше всего и удачнее лис промышлял возле соломенных куч, и целыми ночами петлял он возле них, обходя почти все огромное поле. Рядом, через проселочную дорогу, чернела вывороченной землей пахота, и там иногда в мягком черноземе удавалось зверю разрыть мышиное гнездо.

Вызвездило. Глубоко и тихо спала степь. Красный лис медленно трусил вдоль старой межи, прислушиваясь к малейшему шороху или писку. Далеко впереди заскользил по черной дороге долгий свет, стал приближаться. Он заслонил от зверя все пространство, причудливо изменил цвета, ориентиры. Лис почувствовал опасность и рванулся в сторону ивняков. Но свет полосонул поперек его хода, отрезая путь в спасительные тальники. Зверь стал отворачивать от яркой движущейся полосы, устремляясь в степь, но свет неумолимо гнался за ним, и рокот мотора приближался. Красный лис стал крутить зигзаги, кидаясь то влево, то вправо, страшась своей тени, длинных световых сполохов, но и это не помогло: раздался грохот, совсем рядом прошелестела дробь, секанула по траве. И тут уставшие лапы зверя утонули в мягкой пахоте. Совсем случайно он вымахал на обработанную землю, бежать по которой стало еще труднее. Но страшный свет вдруг стал блекнуть, уходить в темноту в своей неподвижности. Лис, задыхаясь, едва прыгая, все дальше удалялся от опасного места. Еще один урок он усвоил за нелегкую жизнь: его злейший враг почему-то боялся пахоты.

Забравшись в свою нору, лис крепко уснул, вздрагивая и тихо взлаивая во сне. С тех пор, завидев в степи свет, красный лис без промедления убегал на пахоту.

Тяжелый тягач мягко катился по степи, слегка покачиваясь. Темная ночь, набравшая полную силу, перевалившая свою середину, тихо отступала от яркого света тракторных фар.

– Сперва вокруг озера крутанемся, – предлагал Сутулый, – там я прозевал лисицу, потом тальники проутюжим, а уж после к развалинам старой деревни двинем. – Он шевельнул самозарядным ружьем и выбросил из кабины окурок. – Кого-нибудь да зацепим. Не может быть, чтобы везде пусто было.

– А чего удивляться? – Рыжий уверенно вел трактор-тягач, держа «баранку» одной рукой. – Сейчас пропасть сколько всяких джипов по степям катается – всё подряд чистят: от мало-мальской птички до любого зверя.

Сутулый слушал его с простодушием опытного, наперед все знающего человека.

– Время такое, что резвиться надо. Вот-вот ни зайчонка, ни лисицы не увидишь, утки паршивой и то мало стало. Так хоть повеселимся напоследок. А зверье одним сердобольем все равно не спасешь…

У далекой границы света и теней блеснули две точки, два холодных огонька.

– Лиса! – Сутулый подтолкнул рулевого под бок. – Только спокойно, не упусти из виду!

Трактор зло рыкнул и упорно, как настойчивый хищник, устремился в погоню. Скоро в теряющем силу свете, на самых дальних его границах, стало видно мечущегося зверя.

– На пахоту пошел! – Сутулый нервничал. – Хитер, гад!

– Не важно. – Рыжий спокойно крутил «баранку» тягача. – Нам что степь, что пахота, что кочки – долго не надергается. Язык высунет и ляжет.

– Держи, держи пока расстояние!..

Трактор, сдавливая чернозем огромными колесами, пошел по взрыхленной земле еще мягче, еще спокойнее, не сбавляя скорости, с той же настойчивостью, с тем же упорством. Заметно было, что зверь теряет силы, медленнее и медленнее бросается в свои замысловатые зигзаги и с каждой минутой становится ближе и ближе.

– Доходит! – Рыжий усмехнулся. – Готовь свою пятизарядку.

– «Пушка» всегда готова, может, и стрелять не придется, чтобы шкуру не дырявить. Я попробую палкой, зря, что ли, батожок приготовил.

Красный лис метался теперь в свете фар совсем близко. Видно было, как он вязнет в рыхлой земле, как из последних сил распластывается в изнурительном беге.

– Стрелял бы, – недовольно буркнул Рыжий, – чего зверя мучить.

– Отмучается скоро. Вот дождусь, когда сядет или ляжет, так и пойду забирать.

Пахота кончилась. Рваные плешины солонцов забелели по сторонам. Зверь чуть-чуть прибавил ходу, но и Рыжий поддал газу мощному мотору, и расстояние между трактором и загнанным лисом не увеличилось.

– Еще минут пять – и всё!

– Там тальники, не ушел бы, – буркнул Рыжий сквозь зубы.

– Не дотянет…

И вдруг, почти в один миг, зверь исчез. Исчез на глазах, в ярком свете мощных фар.

– Занорился! – выкрикнул Сутулый. – Тормози!

Они долго стояли возле широкого темного отверстия, круто уходящего под старый межевой столбик.

– Вот паскуда! – выругался Сутулый. – Ушел! Из сумки ушел! Я и не знал, что тут нора есть!