Интересные времена - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 33

Ах да, неискушенному наблюдателю может показаться, что все-таки там, за стеной, что-то есть — например, море, острова, другие континенты и та?; далее. Все это с виду очень даже материально, эту землю можно завоевать, по ней можно пройти… но к реальности она не имеет никакого отношения. В агатском языке «иностранец» обозначается тем же словом, что и «призрак», и всего лишь один мазок кисти отделяет его от значения «жертва»

Отвесность же стен объясняется необходимостью охладить пыл всяких зануд, которые упорно верят, что там, но другую сторону, может быть что-то интересное. Поразительно, но даже спустя тысячи и тысячи лет все равно находятся умники, наотрез отказывающиеся понимать намеки На побережье эти неверующие сооружают плоты и направляются прямиком через бескрайние моря в сказочные земли. Обитатели континентальной части строят громадных воздушных змеев, а также изобретают всякие летающие стулья, приводимые в действие фейерверками. Разумеется, многие естествоиспытатели гибнут. Ну а тех, кто умудряется уцелеть, вскорости ловят и устраивают им жизнь в интересные времена.

Однако кое-кто все-таки добирается до большого плавильного котла под названием Анк-Морпорк. Люди прибывают туда без денег — моряки обдирают их как липку, — но с безумным блеском в глазах, открывают там магазины и рестораны и работают по двадцать четыре часа в сутки. Это и называется Анк-Морпоркской Мечтой (главный приз — большая куча денег, заработанных в обществе, где твою смерть никто даже не заметит). Причем чем меньше вы спите, тем лучше вам мечтается.

Иногда Ринсвинду казалось, что жизнь его протекает от пробуждения к пробуждению. Пробуждения были своего рода знаками препинания в длинном предложении его жизни. Надо признать, они не всегда были грубыми. Иногда просто невежливыми. Очень немногие — одно или, может, два — были довольно приятными, особенно когда он просыпался на острове. Солнце монотонно всходило, волны занудно омывали берег, и пару раз ему удалось вырваться из пучины бессознательности, не издав привычного громкого вопля.

Это пробуждение было не просто грубым. Оно было откровенно оскорбительным. Голова Ринсвинда периодически стукалась обо что-то, а его руки были связаны за спиной. Было темно — факт, вызванный надетым ему на голову мешком.

Ринсвинд быстро произвел подсчет.

«На нынешний момент это уже семнадцатое самое плохое утро в моей жизни», подумал он.

В том, что из вас в кабаке вышибают дух, нет ничего необычного. Случись это в Анк-Морпорке, вы вполне могли бы очухаться только в реке (вернее, на реке) и обобранным до нитки. Или если бы вашим обидчикам под руку подвернулось судно, отплывающее в очень долгий и непопулярный вояж, то, очнувшись, вы обнаружили бы, что прикованы к какому-нибудь там шпигату и единственное, что вам светит в ближайшие два года, это бороздить океанские волны[33] . Но обычно вас все-таки оставляют в живых. За этим следит сама Гильдия Воров. Одна из воровских заповедей гласит: «Ударь человека слишком сильно — и ты сможешь ограбить его только один раз; ударь его так, чтобы он просто вырубился, — и ты сможешь грабить его каждую неделю».

Итак, он, Ринсвинд, едет куда-то в какой-то Повозке. Стало быть, его оставили в живых. Значит, похитители преследуют некую цель.

Не успел он так подумать, как тут же сильно пожалел об этом.

Мешок с его головы грубо сорвали, и взору Ринсвинда предстала некая ужасающая морда.

— Я хочу откусить тебе ногу! — в панике заорал Ринсвинд.

— Не беспокойся. Я друг.

Маску сняли. За ней оказалось лицо девушки — круглое, курносое и очень отличающееся от всех прочих лиц, которые встречались Ринсвинду в империи. А основное отличие состояло в том, что девушка смотрела прямо на него. Ринсвинд припомнил, что вроде бы ее одежду (о лице тут речи не шло) он видел на сцене постоялого двора.

— Только не кричи, — предупредила девушка.

— Почему? Что вы собираетесь со мной сделать?

— Мы приняли бы тебя со всеми почестями, но не было времени.

Откинувшись на мешки, которые были свалены у заднего борта покачивающейся повозки, она смерила Ринсвинда критическим взором.

— Четыре Большие Сандалии говорит, что ты прилетел на драконе и уничтожил целый полк солдат, — сообщила девушка.

— В самом деле?

— А еще ты заколдовал дряхлого старика, и тот превратился в великого воина.

— Правда?

— И ты дал Четыре Большие Сандалии целый кусок мяса, хотя он всего лишь пун.

— Неужели?

— И у тебя есть шляпа.

— Вот шляпа у меня действительно есть.

— И при всем при том, — — продолжала девушка? — ты совершенно не похож на Великого Волшебника.

— Гм, видишь ли, тут вышло небольшое… Девушка казалась хрупкой как цветок. Что не помешало ей, однако, извлечь из складок своего костюма маленький, но очень даже пригодный к употреблению ножик.

С течением жизни у Ринсвинда выработался своего рода инстинкт на подобные знаки. Пожалуй, сейчас не лучший момент, чтобы отрицать свое Великое Волшебничество, решил он.

— Небольшое… повторил он. Небольшое… Кстати, а откуда я знаю, что тебе можно доверять?

Девушка ответила ему негодующим взглядом.

— Так ты правда обладаешь удивительной волшебной силой?

— О да! Да! Разумеется! Только…

— Тогда скажи что-нибудь на волшебном языке!

— Э-э… Стеркус, стеркус, стеркус, моритурус сум, — быстро пробормотал Ринсвинд, не отводя глаз от ножика.

— О экскременты, я сейчас умру?!

— Это, э-э… специальная мантра, вызывает прилив магических сил.

Девушка слегка утихла.

— Но это здорово утомляет, в смысле волшебство, — продолжал Ринсвинд. — Все эти полеты на драконах, превращение стариков в воинов…

Какое-то время ты творишь волшебство направо-налево, но потом требуется отдых. Как раз сейчас я очень ослаб — ты не поверишь, какой колос сальный объем магии я недавно потратил. В ее глазах по-прежнему читалось сомнение.

— Все крестьяне верят в неминуемое явление Великого Волшебника, — сказала она. — Но, как говорит великий философ Лай Тинь Видль, «ожидая могучего коня, ты способен отыскать копыта даже у муравья ».