Движущиеся картинки - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 29

– Не беспокойся, – надменно ответил Достабль. – Они у меня…

Внезапное сомнение промелькнуло на его лице.

– До встречи, – поспешно бросил он и шмыгнул за дверь.

Оставшись в одиночестве, Безам обвел взглядом затянутые паутиной темные углы «Одиоза», которые его распаленное воображение тут же заставило пальмами в кадках, увило золотыми гирляндами и набило пухлыми херувимами. Под ногами хрустели шелуха от арахиса и пакеты из-под попзёрна. «Надо сказать, чтобы к следующему сеансу обязательно прибрали, – подумал он. – Эта обезьяна наверняка опять будет первой в очереди».

Теперь взгляд его упал на афишу «Клетка страсти». Просто поразительно. Слонов и вулканов нет и в помине, чудовища представлены всего лишь троллями со всякими нашлепками, но когда появился этот крупный план, тут уж… все мужчины ахнули, а потом ахнули все женщины… Ни дать ни взять – магия. Безам с усмешкой взглянул на лица Виктора и Делорес.

Интересно, что эти двое сейчас поделывают? Небось, едят икру из золотых тарелок и восседают на бархатных подушках.

– Ты, парень, похоже, совсем сдал, – сказал караульщик лошадей.

– Боюсь, не понимаю я в этом деле, – признался Виктор.

– О, караулить лошадей – дело тонкое, – заметил человечек. – Нужно научиться быть подхалимом и при этом подшучивать над людьми, но так, чтобы они не обижались. Понимаешь, люди отдают тебе лошадей не потому, что очень хотят, чтобы ты их сторожил, а потому, что им нравится отдавать их сторожить. Вот так-с.

– Что – вот так-с?

– Им нужно, чтобы их как-нибудь развлекли при встрече, хочется перекинуться двумя-тремя словечками, – пояснил караульщик. – А поводья держать всякий умеет.

Виктор начал прозревать:

– Значит, это – представление.

Караульщик с лукавым видом растер нос, цветом и формой похожий на большую клубничину.

– Именно! – подтвердил он.

В Голывуде вовсю полыхали факелы. Виктор пробирался сквозь толпу на главной улице. Двери всех трактиров, всех таверн, всех лавок были распахнуты настежь. Между ними колыхалось людское море. Подпрыгнув, Виктор попытался обозреть толпу.

Ему было одиноко, неприютно и грустно. Хотелось поговорить, но той, с кем он хотел поговорить, здесь не было.

– Виктор!

Он быстро обернулся. Тролль Утес надвигался на него подобно горному обвалу.

– Виктор! Друг!

Кулак, размером и твердостью напоминающий пьедестал памятника, игриво замолотил по его плечу.

– А, привет, – слабым голосом отозвался Виктор. – Э-э-э… Ну, как дела, Утес?

– Здорово! Просто здорово! Завтра снимаем «Грозу из Троллевой долины».

– Рад за тебя.

– Ты принес мне удачу, – громыхал Утес. – Утес. Вот это имя! А ну, пойдем-ка выпьем!

Виктор принял приглашение. Правда, особого выбора у него не было, так как Утес, ухватив его за руку и рассекая толпу, полуповел, полуповолок его к ближайшей двери.

Вывеска отливала голубым сиянием. Почти все анк-морпоркцы умеют читать по-тролльски – язык этот очень доступный. Острыми рунами на вывеске было вырублено: «Голубая Лава».

Это был троллев трактир.

Дымно полыхающие очаги позади стойки, сложенной из каменных плит, служили единственными источниками света. Они озаряли трех троллей, наяривающих на… по-видимому, на каких-то ударных, но каких именно, Виктор разглядеть не мог, поскольку децибелы уже достигли того уровня, когда звук становится плотной материальной силой, заставляющей вибрировать глазные яблоки. Потолок тонул в дыму.

– Что будешь пить? – прокричал Утес.

– Можно я не стану заказывать расплавленный металл? – нерешительно проблеял Виктор. Чтобы его расслышали, блеять пришлось во всю глотку.

– У нас тут есть и людские напитки, – проорала служившая за стойкой троллиха.

Именно троллиха, сомневаться не приходилось. Существо это явно принадлежало к женскому полу. Своими формами троллиха немного напоминала статуи богини плодородия, высеченные пещерными людьми из камня много тысяч лет тому назад, но более всего она была похожа на подножие скалы.

– Мы тут без предрассудков, – пояснила она.

– Тогда мне пива.

– И «серный цвет» с газированной лавой, Рубина, – добавил Утес.

Теперь, когда глаза его привыкли к сумраку, а барабанные перепонки милосердно утратили всякую чувствительность, Виктор мог оглядеться по сторонам.

За длинными столами вокруг восседали всевозможные тролли. Изредка встречались вкрапления гномов, что было крайне необычным зрелищем. Гномы с троллями уживались, как… как… в общем, как гномы с троллями. У себя в горной стране они вели бесконечную, неугасаемую вендетту. Да, Голывуд все ставит с ног на голову.

– Мы можем с тобой спокойно поговорить?! – прокричал Виктор в остроконечное ухо Утеса.

– Еще бы! – Утес поставил стакан на стол. Из стакана торчал лиловый бумажный зонтик, съежившийся от жара.

– Ты где-нибудь видел Джинджер?! Помнишь ее?! Джинджер?!

– Она работает у Боргля!

– Но только по утрам! Я туда заглядывал. А чем она занимается в свободные часы?

– Откуда мне знать, кто чем занимается?

Оркестрик, гремевший до этой минуты в клубах дыма, внезапно смолк. Один из троллей схватил небольшой булыжник и начал тихонько им постукивать. Возник медленный, липучий ритм, стелющийся по стенам подобно дыму. А из дыма, в свою очередь, подобно галиону из тумана возникла Рубина. На шее у нее было нелепое боа из перьев, похожее на континентальное течение с множеством завихрений.

Рубина запела.

Тролли в почтительном молчании застыли. Немного погодя Виктор услышал сдавленное рыдание. По отрогам Утеса катились слезы.

– О чем эта песня? – прошептал Виктор.

Утес наклонился к его уху.

– Это старинная народная песня троллей, – ответил он. – Про Яшму и Янтаря. Они были… – Он поискал слова, неопределенно поводя руками. – Друзьями. Как сказать?… Хорошими друзьями?

– Понимаю, – сказал Виктор.

– И вот однажды Яшма принесла своему троллю в пещеру вкусный обед и увидела его… – Утес изобразил руками приблизительные, но вполне понятные движения. – …С другой троллихой. Тогда она идет домой, берет свою дубину, идет обратно и забивает его насмерть – бум, бум, бум! Потому что он был ее тролль, он некрасиво с ней поступил. Очень романтическая песня.