Северное сияние (др.перевод) - Пулман Филип - Страница 49

Лира быстро рассказала.

— Где цыгане? — спросила она.

— Джон Фаа жив? Они отбились от самоедов?

— Большинство живо. Джон Фаа ранен, но не тяжело. Увезли тебя охотники, налетчики, которые часто нападают на путешественников — они могут передвигаться быстрее, чем большая партия. Цыганам досюда день пути.

Оба мальчика со страхом смотрели на деймона-гуся и на свободно разговаривающую с ним Лиру — они никогда не видели деймона без человека и почти ничего не знали о ведьмах. Лира сказала им:

— Слышите, вы пойдите встаньте на карауле. Билли, ты иди туда, а ты, Роджер, погляди там, откуда мы пришли. У нас мало времени.

Они побежали куда было сказано, а Лира опять повернулась к двери.

— Зачем ты туда хочешь? — сказал деймон-гусь.

— Затем, что они тут делают. Они отрезают…

— Лира понизила голос, — они отрезают деймонов от людей. От ребят. И я думаю, они здесь это могут делать. По крайней мере, здесь что-то есть, я хочу посмотреть. Только заперто…

— Могу открыть, — сказал гусь и, взмахнув раза два крыльями, бросил снег на дверь; Лира услышала, как в замке что-то повернулось.

— Иди осторожно, — сказал деймон.

Потянув дверь, Лира отодвинула снег и скользнула внутрь. Деймон-гусь вошел за ней. Пантелеймон был взволнован и испуган, но не хотел показывать деймону свой страх, поэтому подлетел к груди Лиры и спрятался под мех. Как только глаза их привыкли к свету, Лира поняла почему.

Вдоль стен на полках рядами стояли стеклянные ящики с деймонами поврежденных детей: призрачные фигуры кошек, птиц, крыс и других существ, испуганные, растерянные, неясные, как дым.

Деймон ведьмы гневно вскрикнул, а Лира прижала к себе Пантелеймона и сказала:

— Не смотри! Не смотри!

— Где дети этих деймонов? — сказал деймон-гусь, дрожа от ярости.

Лира описала страшную встречу с маленьким Тони Макариосом и оглянулась через плечо на бедных деймонов-узников, прижавших бледные мордочки к стеклу. Она слышала их тихие страдальческие крики. При тусклом свете слабой безвоздушной лампы можно было прочесть имена на карточке перед каждым ящиком — и да, тут был пустой с надписью Тони Макариос. И было еще четыре или пять пустых с именами.

— Я хочу выпустить этих несчастных! — с жаром сказала она.

— Сейчас разобью стекла и выпущу…

Она поискала взглядом подходящее орудие, но тут ничего не было. Деймон-гусь сказал:

— Подожди.

Он был деймоном ведьмы, много старше ее и сильнее. Надо было его слушаться.

— Пусть эти люди подумают, будто кто-то забыл запереть дверь и клетки, — объяснил он.

— Если увидят разбитое стекло и следы на снегу, долго ли будут верить твоему притворству? А ты должна продержаться до прихода цыган. Делай, как я скажу: возьми пригоршню снега и, когда скажу, сдувай понемногу на каждый ящик.

Лира выбежала на двор. Роджер и Билли стояли на страже, а с поля еще доносились крики и смех, потому что прошла всего какая-нибудь минута.

Она сгребла руками легкий сыпучий снег и вернулась к пленным. Когда она сдувала снег на стекло, гусь щелкал горлом, и запор на дверце открывался.

Когда все были отперты, она подняла крышку первого, и оттуда выпорхнул призрачный воробей, но тут же упал на пол. Гусь наклонил голову, нежно приподнял его клювом, и воробей превратился в мышь, растерянную и спотыкающуюся. Пантелеймон соскочил вниз и приласкал ее.

Лира работала быстро, через несколько минут все деймоны были на свободе. Некоторые пытались заговорить, все толпились у ее ног и хотели подергать за рейтузы, но это было табу. Она понимала, почему они тянутся к ней, бедняги: им не хватало плотного тепла человеческих тел. Так же повел бы себя и Пантелеймон — им хотелось прильнуть к тому месту, где бьется сердце.

— Торопись, — сказал гусь.

— Теперь беги назад и смешайся с остальными детьми. Будь храброй, девочка, цыгане спешат на помощь. Я помогу бедным деймонам найти своих…

— Он подошел поближе и тихо сказал:

— Но они уже не соединятся. Они разлучены навсегда. Такого злодейства я еще не видел… О следах не беспокойся, я их замету. Спеши…

— Скажите, пожалуйста! Пока вы здесь! Ведьмы… Они ведь летают? Тогда, когда они летели ночью, мне это не снилось?

— Нет, дитя, — а что?

— Они могли бы тащить воздушный шар?

— Безусловно, но…

— А Серафина Пеккала прилетит?

— Сейчас некогда объяснять политические отношения между странами ведьм. В это вовлечены колоссальные силы, а Серафина Пеккала должна охранять интересы своего клана. А то, что происходит здесь, может быть частью того, что происходит в других местах. Лира, тебе надо вернуться. Беги, беги!

Она побежала, и Роджер, вытаращенными глазами смотревший на то, как выбираются из двери призрачные деймоны, пошел ей навстречу, увязая в глубоком снегу.

— Они… как там, в подвале церкви… Они деймоны!

— Да, тихо. Не говори Билли. Никому пока не говори. Пошли обратно.

Позади них гусь мощно бил крыльями, засыпая снегом их следы, а возле него, с тоскливыми, жалобными тихими криками толпились или разбредались по сторонам потерянные деймоны. Заметя следы, гусь стал собирать бледных деймонов в стаю. Он что-то сказал, и один за другим они стали видоизменяться, превращались в птиц, хотя видно было, каких усилий им это стоит. Как птенцы, дергая крыльями, падая в снег, они побежали за ним и, наконец, с огромным трудом поднялись в воздух. Вытянувшись в неровную линию, бледные и полупрозрачные на фоне черного неба, они медленно набирали высоту. Некоторые были слабыми и плохо держались в воздухе, некоторые теряли волю и, трепыхаясь, падали почти до земли; тогда большой серый гусь поворачивал назад, подталкивал их, бережно пригонял к стае, и вскоре они исчезли в непроглядной тьме.

Роджер подергал Лиру за руку.

— Быстрее, — сказал он, — они почти собрались.

Они заторопились к Билли, который делал им знаки, стоя перед углом главного здания. Дети уже устали или взрослые сумели с ними совладать, но из общей толкотни и возни уже выстраивалась перед главной дверью неровная очередь. Лира и двое мальчиков незаметно вышли из-за угла и затесались в толпу, а перед этим Лира сказала:

— Передайте остальным ребятам — пусть готовятся к побегу. Они должны знать, где их уличная одежда, чтобы сразу одеться и бежать, как только мы подадим сигнал. И чтобы взрослым об этом ни слова, поняли?

Билли кивнул, а Роджер сказал:

— Какой сигнал?

— Пожарный звонок, — сказала Лира.

— Когда будет пора, я его включу.

Теперь они ждали, когда их пересчитают. Если бы кто-нибудь из Жертвенного Совета имел отношение к школе, они бы справились с этим лучше: дети не были разбиты на постоянные группы, каждого надо было искать по всему списку, а стояли они, конечно, не в алфавитном порядке, и ни один из взрослых не умел управляться с таким количеством детей. Так что, хотя никто уже не бегал, неразбериха продолжалась.

Лира наблюдала за этим и все замечала. Они вели себя довольно бестолково. Они были вялыми и несобранными, эти люди; они ворчали из-за учебной тревоги, они не знали, где надо хранить уличную одежду, они не могли как следует выстроить детей; их нерадивость была ей на руку.

Они уже почти закончили, но тут вмешалось новое событие — и с точки зрения Лиры, наихудшее из возможных.

Послышался новый звук. Все повернули головы и стали искать в небе дирижабль — в неподвижном воздухе отчетливо раздавался рокот газолинового мотора.

К счастью, он приближался не с той стороны, куда улетел серый гусь, а с противоположной. Но это было единственное утешение. Вскоре он стал видим, и по толпе пронесся взволнованный шумок. Пузатый, обтекаемый серебристый корабль проплыл над освещенной аллеей, и его собственные фары на носу и гондоле светили на землю.

Пилот снизил скорость и начал сложный маневр снижения. Лира поняла, для чего тут стоит толстая мачта: ну да, это была причальная мачта. Взрослые стали загонять детей в дом, дети оглядывались, показывали пальцами, а тем временем наземная команда вскарабкалась по лестницам на мачту и приготовилась закреплять причальные тросы. Моторы ревели, вздымая снег с земли, а за окнами гондолы уже различимы были лица.