Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Поэзия Латинской Америки

Коллектив авторов

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 79

Изменить размер шрифта:

Портобело[220]

Древний Портобело, повесть из гранита,

сад воспоминаний! В вещем забытьи

вековечным лавром, город именитый,

дремлют под плющом столетия твои.

Отрешен и полон мысли величавой

сон безлюдных улиц, где любая пядь —

старины умершей темная печать

и багряный отсвет непомеркшей славы!

Отрешен и полон мысли величавой

сон безлюдных улиц, где любая пядь —

старины умершей темная печать

и багряный отсвет непомеркшей славы!

Где былые чинность и великолепье,

роскоши испанской времена, когда

из Державы Солнца лебединой цепью

с золотом тянулись гордые суда?

Ныне же, забытый бурею жестокой, —

чудом уцелев над бухтой колдовской, —

высится обломок черного флагштока,

стиснутый в кулак трагической рукой.

О, зубчатый камень стен твоих старинных!

Не сдастся року их застывший строй,

но теперь лишь птицы, приютясь в руинах,

это запустенье оживят порой.

Давней паутиной затканы бойницы;

отгремев над морем, батареи спят;

ржавым и забытым, им сегодня снится

долгожданный рокот новых канонад.

По ночам безлунным твой покой унылый

призраки тревожат смутною толпою,

и несется шепот, смешанный с мольбою,

а откуда? — бог весть, из какой могилы…

А лишь заиграют в полночь новолунья

перламутр и месяц, как метнется эхо

музыки и песен, говора и смеха

на крыле у бриза по твоей лагуне.

Славный Портобело, древняя твердыня!

Ты стоишь цветущим лавром вековым,

с бухтою зеркальной говоря поныне

обо всем, что вам лишь ведомо двоим.

Что твоей судьбы алей и несказанней,

жизни твоей краткой горше и пышней! —

городом легенды, и воспоминаний,

и любви ты будешь до скончанья дней!

Отчизна

Далекая полоска отеческого края,

где солнце горячее и ярче небосвод,—

как в крохотной ракушке шумит волна морская,

напев твой колыбельный в душе моей живет.

Расставшийся с тобою, к тебе тяну я руки,

страшась, что нет обратной дороги кораблю…

Не испытав судьбою ниспосланной разлуки,

не знал бы я, наверно, что так тебя люблю!

Отчизна — это память… Осколки от былого,

все, что в тряпицах горя или любви хранят:

дремотный шорох пальмы, напев, звучащий снова,

отцветший, опустелый и облетевший сад…

Отчизна — это с детства исхоженные склоны,

где что ни день спешил ты петляющей тропой

к тем падубам заветным, чьи вековые кроны

о временах минувших беседуют с тобой.

Что роскошь здешних башен, где меркнет луч заката

на золоченом шпиле в чужой голубизне, —

мне нужен ствол корявый, где вырезана дата, —

там губ твоих коснулся, там столько снилось мне!

Мои родные башни со стрелкой обветшалой,

как я теперь тоскую, про вашу вспомнив медь!

Великолепных башен я повидал немало,

и столько надо мною колоколов звучало,

но кто из них сумел бы, как вы, рыдать и петь?!

Отчизна — это память… Осколки от былого,

все, что в тряпицах горя или любви хранят:

дремотный шорох пальмы, напев, звучащий снова,

отцветший, опустелый и облетевший сад.

Далекая полоска, земля отчизны милой,

в тени под нашим стягом ты можешь скрыться вся!

Ты так мала, наверно, чтоб грудь тебя вместила,

на долгую разлуку с собою унося!

ДЕМЕТРИО КОРСИ[221]

Перевод С. Гончаренко

Ку́мбия

По нутру индейцу и метису-чомбо

музыка в трактире у Панчá Манчá.

Здесь мешая звуки ти́мбы[222] и килóмбо[223],

ку́мбия ликует, сердце горяча.

Изобрел когда-то прадед-африканец

эту полупляску, полуворожбу.

Но никто не пляшет этот знойный танец

лучше, чем Хуана, дочка Каламбу.

Кумбию[224] умеют станцевать здесь всяко:

так, как в Чепигáнге или как в Чокó.

Весело в таверне у Манча… Однако

плачет барабанщик. Плачет Чимбомбо.

Чимбомбо пленила Мéме не на шутку.

Чимбомбо удалый черен, смел и прям.

Старый шрам на горле багровеет жутко —

значит, кровь взыграла с хмелем пополам.

Барабан грохочет! Кумбия в разгаре!

Меме пляшет с гринго[225] уж который раз!

И, скрипя зубами, Чимбомбо в ударе —

хочет вызвать гринго он на смертный пляс.

Клин своей печали вышибая клином,

в барабан он лупит, яростен и пьян…

И чем злее сердце жжет ему кручина,

тем грозней грохочет буйный барабан.

Но когда вдруг гринго покидает танец,

взяв под ручку Меме, что-то ей шепча,

и уходит с нею, наглый иностранец,

прямо в спальный номер у Панча Манча, —

Чимбомбо с кинжалом, жаждуя расплаты,

настигает эту парочку, как вихрь…

И в душе ликуют негры и мулаты:

Чимбомбо отважный отомстил за них.

Барабанщик скрылся… Кумбия в таверне

с той поры уныла и не горяча…

Никогда отныне не бывать, наверно,

кумбии бывалой у Панча Манча.

Нет мулатки Меме, пылкой Меме нету…

И не тот, что раньше, барабанный бой…

Пусть танцуют пары и звенит монета —

нет веселья, если нету Чимбомбо!