Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Поэзия Латинской Америки

Коллектив авторов

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 103

103

Изменить размер шрифта:

Май

Пишу, пишу, пишу, пишу — и мимо,

не прихожу к чему-то и к кому-то,

меня слова пугаются, как птицы,

уходят вглубь, потрескивая глухо,

пускают корни в комковатой почве

и снова выбираются наружу,

колеблясь, неуверенно, с сомненьем.

И над неточным, смутным и невнятным,

над тенью слов живет первооснова —

любить тебя.

ВАШИНГТОН БЕНАВИДЕС[271]

Перевод М. Самаева

Надо, жаворонок, петь

Поля тоскливы; выжжена земля;

повержены пшеница и маис.

Степь, степь и степь; следы недавней бури:

солома с глиной, черные стволы, жестянки.

Замес

зловонья и страданья.

И все же надо, жаворонок, петь.

Здесь улицы впадают в Рио-Негро,

здесь город — сад с гниющими плодами;

а суета мирская струйками процессий

стекает на погосты.

Приглушенные голоса, нетвердые шаги

да скуповатый свет фонарный.

Нет, этот город не взойдет на небо.

Здесь умирают задолго до смерти.

И все же надо, жаворонок, петь.

Четвертый дом

Здесь не зеленого — здесь розового мало.

Облупленные голубые стены

распахивают два обрубка крыльев,

и вылиняли от дождей и ветра

национальные цвета фасада;

похож на челюсть в старческой улыбке

обломок выпершего кирпича.

И все же этот дом — не просто дом:

в него проникнуть — все равно что в душу.

Знакомьтесь: вот Перико примеряет

чужие башмаки; вот Амаранто —

он каменщик и чинит эти стены;

Сенон — всего лишь негр, попавший в город,

который создан по обличью белых;

а это Педро — аккордеонист

какого-то заштатного оркестра

и уроженец здешних мест.

Порою вечер сводит их

под доверительные звуки танго,

слетающие с клавиш,

чтобы собрать их душ разбредшееся стадо.

Тогда Перико, Амаранто,

Сенон и Педро

сидят, потягивая мате,

и говорят о жизни по душам.

Им хорошо известно,

что хлеб их искрошился, что судьбу их,

дешевую судьбу, не назовешь

ни божьим провиденьем, ни промыслом господним.

Им подсказала жизнь сама,

что пиршества и мотовство богатых

слагаются из латок бедняков.

Однако ненависть чужда им.

Да, этот дом — не просто дом.

Облупленные голубые стены

распахивают два обрубка крыльев.

ЧИЛИ

КАРЛОС ПЕСОА ВЕЛИС[272]

Перевод Н. Горской

Поезд

Куда убегают поляны

и серые рощи бегут?

Спешат они в дальние страны,

туда, где их люди ждут.

В прохладной воде озерной

отражается крона ветлы,

и поет погонщик задорно,

и траву щиплют волы.

На камень присела птица

и слушает в сотый раз,

как мерно вода струится,

повторяя старый рассказ.

Проносятся мимо, мимо

холмы друг другу вослед —

все проходит неудержимо,

постоянного в мире нет.

Тревожным, гулким раскатом

разбудит эхо поля,

за ним — куда-то, куда-то —

в летаргии плывет земля.

Призывно ржет кобылица,

отвечает ей конь вороной,

в лугах жеребенок резвится,

тонконогий, такой смешной!

А где-то за сонной далью

колокольня свой шпиль вознесла,

исходят глухой печалью

гудящие колокола.

Повозка, заросли дрока.

На козлах хмурый пеон.

Петляет лесная дорога,

и низко навис небосклон.

Недвижно стоят под ветром

тополя сухие окрест,

их руки к небу воздеты —

беспомощный, грустный жест.

На перекрестках повсюду

виднеются кабаки.

Несладко простому люду —

оттого и пьют бедняки.

Куда же холмы и поляны

за ветром летят без дорог?

Должно быть, в дальние страны

позвали их люди и бог…

Вечер в больнице

Над полями дождь бесконечный —

мелкий, скучный, ленивый.

И приходит грусть в этот вечер

дождливый.

Я один, тоска меня гложет,

гнетет тишина больницы.

Может быть, сон поможет

забыться…

Но все тот же дождик бессонный

стучит и стучит лениво,

мне мешает плач монотонный,

тоскливый.

За окном бесконечность ночная,

шорохи, всплески, шумы;

и тоскливы, как пыль водяная,

думы.

ПЕДРО ПРАДО[273]

Перевод Н. Горской

Мой стих

Когда в последний час приду к познанью,

что для любимой песня не нужна,

что славы нет, поэзия бедна

и за улыбкой кроется рыданье,

меня покиньте все, прошу заране.

Я тихо улыбнусь — прими, весна,

мой мертвый поцелуй. О, как ясна

улыбка у того, кто знал страданье!

Пускай тогда мне стих щитом послужит,

иносказанье строк его капризных,

полнее, чем улыбка по весне,

вам скажет все и сон мой не нарушит;

прекрасен, тайной горечью пронизан,

мой стих незримо жить позволит мне.