Барраяр - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 32

– Не больше обычного, – вздохнула она.

– Я боялся, как бы он тебя не расстроил.

– Дело не в том, что я расстроена. Я просто так устала, что уже не в силах кричать всем о своей боли.

– Так он тебя все-таки расстроил?

– Да. – Она помедлила. – В определенном смысле он прав. Я так долго боялась, ждала удара – ниоткуда… откуда угодно. И вот – вчерашняя ночь, и самое плохое уже случилось, и уже позади… Нет! Только не осталось позади. Будь удар окончательным, я бы остановилась, сдалась. Но его действие будет продолжаться и продолжаться. – Она потерлась щекой о ткань. – Иллиан узнал что-нибудь новое? Мне показалось, я слышала его голос.

– Он закончил предварительный допрос Ивона Форхаласа. Теперь занимается старым арсеналом, откуда была украдена газовая граната. Есть основания подозревать, что Ивон так вооружился не самостоятельно, как он утверждает. Майор, заведовавший складом, исчез. Иллиан пока еще не знает, то ли его устранили, чтобы очистить Ивону дорогу, то ли он сам помог Ивону и теперь находится в бегах.

– Мог и просто испугаться, если это было служебное упущение.

– И правильно испугался. Если только он сознательно содействовал… – Рука Эйрела сжала ее волосы. Заметив, что нечаянно их дернул, он пробормотал: – Извини, – и снова начал поглаживать ее. Корделия, как раненый зверек, поглубже заползла ему на колени.

– Что же до отца… Если он снова начнет к тебе приставать, отправь его ко мне. Я с ним справлюсь сам. Я сказал ему, что это решение принимаешь ты.

– Я? Разве не мы оба?

Он помедлил.

– Что бы ты ни решила, я тебя поддержу.

– Но чего хочешь ты? Ты что-то от меня скрываешь?

– Я не могу не понять его страхов. Но… одну вещь я с ним не обсуждал. И не собираюсь. Дело в том, что следующего ребенка, нам, возможно, завести будет не так легко, как первого.

«Легко? Ты называешь это легким?»

Он продолжал:

– Одним из последствий отравления солтоксином является микрорубцевание яичек. Это может уменьшить количество сперматозоидов до числа ниже критического. По крайней мере так мне сказал врач.

– Чепуха, – возразила Корделия. – Нужны всего две соматические клетки и репликатор. Твой мизинец и большой палец моей ноги – если хотя бы это удастся отскрести от стен после следующей бомбы – смогут плодить маленьких форкосиганчиков хоть целое столетие.

– Но не естественным путем. И не на Барраяре.

– Или на изменившемся Барраяре. Дьявольщина! – Ру-ка Эйрела дернулась от ее неожиданно резкого голоса. – Если бы я настояла на том, чтобы с самого начала воспользоваться репликатором, то ребенку не грозила бы никакая опасность. Я ведь знала, что это безопаснее, и я знала, что репликаторы здесь есть…

Голос Корделии сорвался.

– Ш-ш. Если бы я… не согласился на эту работу. Оставил бы тебя в Форкосиган-Сюрло. Помиловал бы этого идиота Карла… Господи! Если бы только мы спали в разных комнатах…

– Нет! – Она сжала рукой его колено. – Я решительно отказываюсь проводить ближайшие пятнадцать лет в каком-нибудь бомбоубежище. Эйрел, эта планета должна измениться. Жить так нестерпимо. – «Если бы только я вообще сюда не прилетала…»

Если бы, если бы, если бы…

Операционная оказалась чистой и светлой, хотя и не слишком богато оборудованной по бетанским меркам. Корделия, которую бесшумно ввезли на парящей платформе, вертела головой, стараясь разглядеть как можно больше деталей. Огоньки мониторов, операционный стол с тазиком под ним, техник, проверяющий булькающий бак с прозрачной желтой жидкостью. Это, сказала она себе строго, не конечная точка, откуда нет возврата. Это – просто следующий логический виток.

Капитан Вааген и доктор Генри в стерильных одеждах ждали по другую сторону операционного стола. Рядом с ними стоял переносной маточный репликатор – пластиково-металлическая емкость в полметра высотой, утыканная пультами управления и люками для доступа внутрь. Лампочки на его боках горели зеленым и янтарным светом. Очищенный, простерилизованный, с баллонами, заряженными кислородом и питательной жидкостью, готовый… Корделия смотрела на него с глубочайшим облегчением. Примитивное барраярское вынашивание на манер «назад к обезьянам» – не что иное, как полная победа эмоций над разумом. Ей хотелось прижиться здесь, стать своей, попытаться во всем стать барраяркой… «И вот мой ребенок расплачивается за это. Никогда больше».

Хирург, доктор Риттер, оказался высоким смуглым мужчиной; его руки – сильные, уверенные – понравились Корделии с первого взгляда. Ее переложили на операционный стол, доктор Риттер успокаивающе улыбнулся.

– Все у вас хорошо.

«Конечно, у меня пока все хорошо – мы ведь еще не начали», – начала нервничать Корделия. Риттер был другом Ваагена, и тот насилу уговорил его, потеряв целый день на переговоры с более опытными врачами, которые решительно отказались браться за операцию.

Вааген так объяснил Корделии причину отказов:

– Что такое четверо верзил с дубинками в темном переулке?

– Что же?

– Комиссия из лордов-форов для расследования нарушений в медицинской практике. – Он расхохотался. Вааген был единственным, кто позволял себе в последние три дня шутить в ее присутствии, и за это Корделия готова была его обнять. Не исключено, что Вааген самый разумный и честный человек из всех, кого она встречала после Колонии Бета. Она была рада, что сейчас он рядом.

Врачи повернули Корделию на бок и прикоснулись к ее позвоночнику медпарализатором. Легкое покалывание – и замерзшие ступни вдруг стали теплыми. Ноги обмякли, как пустые мешки.

– Вы чувствуете? – спросил доктор Риттер.

– Чувствую что?

– Отлично.

Он кивнул медтехнику, и ее снова уложили на спину. Техник обнажил ее живот и включил поле стерилизатора. Хирург помял живот, проверяя показания головидеомониторов относительно точного положения плода.

– Вы уверены, что не хотели бы спать во время операции? – в последний раз спросил доктор Риттер.

– Нет, я хочу все видеть. Ведь рождается мой первый сын. – «А может, и мой единственный ребенок».

Он сдержано улыбнулся:

– Отважная девочка.

«Какая, к черту, девочка – я старше тебя».

Она понимала, что доктор предпочел бы иметь дело со спящей пациенткой. Однако это его заботы.

Доктор Риттер выпрямился и в последний раз осмотрел операционную, словно проверяя готовность – свою собственную, инструментов и персонала.

– Ну, давай, Риттер, дружище. Время не ждет, – произнес Вааген, нетерпеливо барабаня пальцами. Его тон был странным: к искреннему дружескому поощрению примешивались какие-то садистские нотки. – Мои сканеры показывают, что уже начался распад костной ткани. Если разрушения зайдут слишком далеко, то потом и чинить будет нечего. Режь сейчас, а то будешь локти кусать.

– Сам грызи свои локти, Вааген, – весело отозвался хирург. – Попробуй только еще раз меня подтолкнуть, и я велю медтехнику вставить тебе в глотку расширитель.

Давние друзья, удовлетворенно решила Корделия. Хирург поднял руки, глубоко вздохнул, взялся за виброскальпель и сделал первый длинный надрез. Медтехник тут же повторил его движение, перекрывая кровеносные сосуды хирургическим тяговым лучом. Крови пролилось не больше, чем от легкой царапины; Корделия ощущала надавливание, но не боль.

Перенос плаценты гораздо сложнее, чем кесарево сечение. С помощью химических средств и гормонов нежную плаценту надо как бы убедить отделиться от богатой кровеносными сосудами стенки матки и при этом повредить как можно меньше крошечных волосков. Затем между плацентой и стенкой матки надо ввести прокладку репликатора и вновь заставить волоски плаценты хотя бы частично реинтегрироваться в новую матрицу. И уже тогда все это можно извлечь из живого тела матери, поместив в репликатор. Чем больше срок беременности, тем труднее совершить такой перенос.

Пуповина, соединяющая плаценту с ребенком, находится под контролем, и при необходимости в нее можно вводить лекарства или кислородно-питательные растворы. В Колонии Бета это ловко сделал бы миниатюрный приборчик – здесь же наготове стоял обеспокоенный медтехник. Он начал заливать прозрачный ярко-желтый раствор в матку. Раствор, заполнив тело матки, стал вытекать по бокам Корделии в таз под операционным столом. Теперь хирург работал в прямом смысле под водой. Да уж, перенос плаценты – операция малоприятная.