Барраяр - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 31

Доктор с достоинством выпрямился.

– Нет, миледи. И это мой окончательный ответ.

– Прекрасно. – Она ткнула в него пальцем. – Значит, вы – выбываете. – Потом перевела палец на Ваагена. – А вы – остаетесь в игре. Теперь этой операцией руководите вы. Я поручаю вам найти мне хирурга – хоть студента-медика, хоть ветеринара – кого угодно, лишь бы он согласился попытаться. А потом можете экспериментировать сколько душе угодно.

У Ваагена был сдержанно-торжествующий вид, а личный врач побагровел.

– Следовало бы послушать, что скажет милорд регент, прежде чем приносить его супругу в жертву вашей преступной безответственности.

Вааген потускнел.

– Вы намерены бежать к нему прямо сейчас? – осведомилась Корделия.

– Извините, миледи, – сказал дворцовый медик, – но, по-моему, нам следует прекратить эту дискуссию. Вы не знаете методов капитана Ваагена. Простите мою резкость, коллега, но вы – авантюрист, и на этот раз зашли слишком далеко.

Токсиколог лишь покорно пожал плечами, словно и сам признавал справедливость подобной аттестации. Видно было, что он уже готов отступиться от своего замысла. Чувствуя, что победа ускользает, Корделия пошла с козырной карты.

– Хотите, чтобы на вас работал весь исследовательский корпус, доктор Вааген? Вы получите целый институт, если сумеете мне помочь. Скажите милорду, – она кивком указала в сторону палаты регента, – что я обещала вам это.

Медики удалились – один озабоченный, другой возмущенный, а третий – обнадеженный. Корделия откинулась на подушки и принялась тихонько насвистывать какой-то мотивчик, медленно поглаживая свой живот. Сила тяжести исчезла.

Глава 9

Ближе к полудню Корделия все-таки заснула – и, проснувшись, потеряла ориентацию в пространстве и времени. Дождь уже прекратился, и в окна врывались косые лучи солнца. Она прикоснулась к своему животу, чтобы погоревать и утешить себя, но тут обнаружила, что у ее постели сидит граф Петер.

На нем был небрежный загородный костюм: старые мундирные брюки, простая рубашка и куртка, которую он надевал только в Форкосиган-Сюрло. Видимо, он приехал в госпиталь прямо из загородной усадьбы. Тонкие губы графа улыбались, но взгляд у него был усталый и встревоженный.

– Милая моя девочка, не надо ради меня просыпаться.

– Ничего. – Она поморгала, чтобы согнать с глаз туман, чувствуя себя более древней, чем этот старик. – Тут есть что попить?

Он поспешно налил ей холодной воды из-под крана и смотрел, как она глотает.

– Еще?

– Хватит. Вы видели Эйрела?

Он ласково похлопал ее по руке:

– Я уже говорил с ним. Сейчас он отдыхает. Мне очень жаль, Корделия.

– Может, все не настолько плохо, как мы сначала боялись. Еще есть шанс. Эйрел рассказал вам о маточном репликаторе?

– Кое-что. Но ведь вред уже нанесен. Непоправимый вред.

– Вред – да. Насколько он непоправим – никто не знает. Даже капитан Вааген.

– Я только что разговаривал с Ваагеном. – Граф нахмурился. – Выскочка. Человек так называемого «нового склада».

– Барраяру просто необходимы люди нового склада. И мужчины, и женщины. Поколение ученых и техников.

– О да. Мы сражались и терпели лишения, чтобы вырастить таких людей. Они нужны, очень нужны. И они это знают – некоторые из них. – Граф невесело усмехнулся. – Но операция, которую вы планируете, перенос плаценты… По-моему, это не слишком надежно.

– В Колонии Бета это самая обычная операция, – пожала плечами Корделия. «Но мы, конечно, не в Колонии Бета».

– Но… Ведь ты могла бы начать заново гораздо быстрее. В конечном счете, вы даже потеряете меньше времени.

– Время… я боюсь потерять не время. – Если задуматься, то это вообще бессмысленное понятие. Она каждый барраярский день теряет 26,7 часа. – И вообще я больше никогда на такое не пойду. Я умею извлекать уроки из жизни, сэр.

По его лицу скользнула тень тревоги.

– Ты передумаешь, когда почувствуешь себя лучше. Но сейчас важно… Я говорил с капитаном Ваагеном. Он не сомневается в том, что повреждения были серьезными.

– Ну-у… Да. Неизвестно только, можно ли будет сделать серьезные исправления.

– Милая девочка, – улыбка графа стала еще более напряженной, – вот именно. Если бы ты вынашивала дочь… или даже второго сына… мы могли бы позволить себе снисходительно отнестись к твоим вполне понятным – и даже похвальным – материнским чувствам. Но это существо, если оно останется в живых, когда-то станет графом Форкосиганом. Мы не можем допустить, чтобы наше имя унаследовал калека.

Он откинулся на спинку стула с таким видом, словно сказал что-то убедительное.

Корделия нахмурилась:

– Кто – «мы»?

– Семья Форкосиганов. Мы – один из древнейших аристократических родов Барраяра. Мы никогда не были самыми богатыми, но недостаток владений мы компенсировали высоким происхождением. Девять поколений воинов-форов. Это было бы ужасным концом, понимаешь?

– Род Форкосиганов на данный момент представлен лишь двумя людьми – это вы и Эйрел, – заметила Корделия. Ее душил смех пополам с тревогой. – И на протяжении всей истории графов Форкосиганов ожидал страшный конец. Вас взрывали, расстреливали, морили голодом, топили, сжигали живьем, казнили, травили. Вы сходили с ума. Единственное, чего вам никогда не доводилось – это спокойно умереть в своей постели. Я думала, что уж чем-чем, а бедой вас не удивишь.

Граф нахмурился:

– Но мы никогда не были уродами-мутантами.

– Мне кажется, вам надо еще раз поговорить с Ваагеном. Повреждение плода, которое он вам описал, имеет тератогенный, а не генетический характер, если я правильно его поняла.

– Но люди будут думать, что он мутант.

– Неужели так важно, что подумает какой-нибудь невежественный батрак?

– Я говорю о людях нашего круга, милая.

– Аристократы, простолюдины – невежественны все одинаково, смею вас уверить.

– Но графы Форкосиганы никогда не были и подопытными кроликами, – резко произнес старик.

– Ну, вот видите. Он служит Барраяру еще до рождения. Неплохое начало благородной жизни.

Чем больше Корделия размышляла об этом, тем более правильным казалось ей принятое решение. Может быть, их опыт пригодится и другим несчастным родителям…

Граф Петер раздраженно покачал головой:

– Вы, бетанцы, кажетесь такими мягкими, но в вас есть непреодолимая твердость.

– Рационализм, сэр. Рационализм имеет свои достоинства. Вам, барраярцам, не мешало бы когда-нибудь им воспользоваться. – Она осеклась. – Но мы, кажется, опережаем события, сэр. Впереди еще много опас… трудностей. Перенос плаценты на таком позднем этапе беременности сложен даже по галактическим меркам. Я, признаюсь, не отказалась бы от более опытного инопланетного хирурга. Но времени на это нет.

– Да… Да… Оно еще может умереть, ты права. Нет нужды… Но я тревожусь и за тебя, моя милая. Разве дело стоит того?

– Что стоит чего?

Легкие у нее горели. Корделия устало улыбнулась свекру и покачала головой, буквально готовой лопнуть от напряжения в висках и шее.

– Отец, – послышался хрипловатый голос. В дверях стоял Эйрел – в зеленой пижаме и с воткнутыми в ноздри трубками миниатюрного кислородного баллона. – Мне кажется, Корделии надо отдохнуть.

Их взгляды встретились поверх головы старика. «Спасибо тебе, милый…»

– Да, конечно. – Граф Петер собрался с силами и медленно поднялся. – Ты совершенно прав. – Он еще раз крепко стиснул запястье Корделии своей сухой старческой рукой. – Поспи. Ты потом сможешь мыслить более разумно.

– Отец…

– Тебе не следует вставать с постели, разве не так? – с тревогой перебил его граф. – Скорей ложись, сынок… – И он увлек Эйрела из палаты.

Эйрел вернулся, когда граф Петер наконец ушел.

– Отец тебе досаждал? – спросил он с мрачным видом. Она протянула ему руку, и он присел рядом. Она переложила голову с подушки ему на колени, чувствуя щекой твердые мускулы под тонкой тканью пижамы. Он начал гладить ее по голове.