Из варяг в хазары - Посняков Андрей - Страница 3

Притащив к колодцу отрока, по знаку хевдинга, с него сорвали рубаху, прижали плечами к холодному колодезному срубу…

Подойдя ближе, Дирмунд вытащил из колчана длинный железный прут и небольшую серебряную баклагу с широким горлом. Протянул ее Истоме:

— Будешь собирать кровь. А ты… — он обернулся к варягу, — взрежешь ему живот.

Альв молча кивнул и, подумав, убрал меч в ножны. Взял у Истомы кинжал. Примерился…

А Дирмунд-хевдинг вдруг посмотрел в небо и возопил на незнакомом языке, мало напоминавшем язык северных фьордов:

— О великий Кром Кройх! О Морриган, о Дагд, о богиня Дану! Напейтесь же свежей крови и скажите — приближаюсь ли я к концу своего пути? И как долго мне еще ждать? Скажите же… Это я, Черный друид Форгайл Коэл, взываю к вам!

С диким воплем Дирмунд пронзил острым прутом белую грудь отрока. Струя алой крови хлынула в подставленный Истомой сосуд. Важен страшно закричал, забился от боли. И в этот момент Альв Кошачий Глаз вспорол ему живот, вытаскивая наружу внутренности… Кишки, селезенку, печень, и… затрещали ребра… сердце. Еще живое, бьющееся…

Окровавленными руками хевдинг Дирмунд Заика — вернее, друид Форгайл Коэл в его теле — разложил дымящиеся внутренности на снегу. Внимательно вгляделся в них в пляшущем свете костра…

«Дальний путь», «могучий враг»… Ясно. Но почему до сих пор… Ага — «трудная дорога». Хаскульд будет княжить долго. И медленно терять власть. Народная молва будет гласить, что они правят вместе. А потом он, Дирмунд, станет настоящим конунгом. Не надолго. Что? Почему здесь, на сердце, знак смерти? Чьей смерти? Его, Дирмунда! Смерть от руки… от руки самого страшного врага и соперника! От руки Хельги, сына Сигурда-ярла! О боги… И ведь колдовство почему-то не берет этого змееныша, даже волшебный камень Лиа Фаль и тот не помогает… Почему же? О, как бы хотелось это знать, да, видно, пока тут боги бессильны. Вон и внутренности на этот счет ничего не показывают, а только предрекают недолгую власть и смерть. Кто же такой этот Хельги? Нет, он не обычный человек, явно… Но кто? Как узнать? И где он сейчас? У себя, в Бильрест-фьорде? Или — в Англии, с Железнобоким Бьорном? Ну хотя бы это-то узнать можно?

Дирмунд потряс в руках наполненную кровью баклажку так же, как трясут стаканчик с игральными костями. И так же метнул… Вишнями рассыпались на снегу кровавые пятна, складываясь в волшебные руны… «Аль»… «де»… Альде… Альдегьюборг! Альдога! Город на севере, у великого озера-моря! Туда вскоре прибудет Хельги! И там… И там его должны встретить…

— Альв, Истома! — Дирмунд подозвал приближенных. — Как откроются торговые пути, поедете в Альдегьюборг, Ладогу, как еще называют этот город. Теперь запоминайте: дождетесь там Хельги, молодого ярла из Халогаланда, сына Сигурда, найметесь в его дружину. И через верных купцов будете присылать мне донесения обо всем, что он делает. Истома, ты умеешь писать рунами?

— О да, боярин Дир.

— Тебя, Альв, не спрашиваю. Знаю. Всё запомнили?

Оба — и Истома, и Альв — молча кивнули.

— Ну, тогда в путь.

— А этот, третий? — вспомнил вдруг Альв. Дирмунд — к большой радости Истомы — отмахнулся.

— Волки выполнят нашу работу, — туманно пояснил он.

— Волки? — вздрогнув, переспросил Альв. — Так они поди ж уже сожрали наших коней вместе с охраной. Как же мы вернемся?

— Вернемся, — успокоил боярин. — Окрестные волки не тронут наших коней и к утру расправятся с беглецом… Да, этого тоже подвесьте на дубе… — Он кивнул на истерзанное тело Бажена, и злобная усмешка скривила его тонкие губы.

А Найден, сидя на вершине сосны, вдруг услыхал песню. Она звучала совсем рядом, со стороны реки. Прислушавшись, парень даже разобрал слова:

Люди! И поют весенние песни — веснянки. Ну правильно, что же еще им петь в этакую пору? Конечно, веснянки, чтоб лето было хорошее, чтоб урожай. И славить весну, по обычаю, надо на реке, возле проруби, пока солнце не встанет. А лед-то уже не крепок, усадист. Поди, и провалиться можно. Да ведь дело важное, как тут без риска? Такие песни всей деревней поют, сначала одна деревня, потом другая, так и переходит песня от селенья к селенью.

Улыбнувшись, Найден спрыгнул с сосны и быстро направился на звук песнопений.

— Приди, весна, с радостью! — выйдя из леса к реке, запел он, поклонившись людям. Тех было много, один раз по сорок да еще половина, — видно, из нескольких селений сразу. Не прерывая пения, люди — в праздничных, расшитых разноцветными нитками, одеждах — расступились, приняли путника в круг.

Стая волков медленно, но верно окружала поющих людей. Прижав уши, серые твари ползли по темному снегу, чертили отощавшим брюхом по черным проталинам, оставляя на колючих кустах свалявшиеся клочья шерсти. Впереди полз вожак — злобный, поджарый, ничуть не потерявший силу от зимней бескормицы. Темная полоса тянулась по всему его хребту, от хвоста до холки, ближе к брюху шерсть светлела, на мощных лапах она тоже была светлой. Вожак был страшен: оскаленная пасть, глухое рычание, глаза, горящие желтым огнем. Следом ползли молодые волки-трехлетки, обычно наглые, но за зиму отощавшие, утратившие уверенность в своих силах. Не по зубам было им открывающееся на берегу реки многолюдство — старую лошадь задрать бы и то хлеб, а тут… Молодые волки тоскливо переглядывались, но упорно ползли вперед, опасаясь клыков вожака, а тот тут же загрыз бы любого, осмелившегося не подчиниться…

Вот и берег реки, люди…

Вожак бросился на них первым, безошибочно выцеливая из толпы приблудного светлобородого парня, словно запах его был давно знаком волку. Вожак прыгнул на пришельца, раскрыв пасть, полную острых зубов. Стая с рычанием бросилась на остальных…

Битва была недолгой. Вожака сразу, еще в прыжке, подняли на рогатины, а остальных недоносков просто забили палками. Забивая, удивлялись: с чего бы это всегда осторожные волки вдруг резко поглупели и потеряли страх настолько, что пошли на верную гибель? Неужто голод до такой степени достал?

Что ж, им же хуже, а местным мужикам — мягкие шкуры, вот уж, поистине, не знаешь, где найдешь, где потеряешь!

А в быстро затягивающихся смертной пленкой глазах вожака застыл только один образ — образ светлобородого парня, Найдена. Не знал Найден, что, не встреть он людей, не помогла бы ему и сосна. Не отсиделся бы, уснул или помер с голоду — волки бы никуда от сосны не ушли. Ибо не смели ослушаться Того, Кто Велел…

Но так могло бы быть, да, слава богам, не случилось. И Найден, быстро обретя новых друзей, уже весело шагал вместе с ними в деревню. Над лесом, над проталинами, над еще замерзшей рекой, заливая светлым пожаром вершины деревьев, вставало золотистое солнце, принося с собою первое весеннее тепло и радость близкого лета. Приди, весна, с радостью!