Женщина, которая легла в кровать на год - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 19

После долгих манипуляций с терминалом электронной очереди Брайан сумел-таки записаться на личную встречу с доктором Проказзо. Брайан вписал в регистрационный журнал не только имя, но и свой статус — профессор Бобер. Он давно отметил, что заблаговременное оглашение своего места в мире науки оборачивалось в его пользу. С ходу ставило чертовых терапевтов на место.

Он сидел в приемной и читал потрепанный экземпляр «Ланцета»[11]. Брайана увлекла статья об относительных размерах мозга у мужчин и женщин. Автор приводил убедительные доказательства, что мужской мозг превосходит женский как минимум в размерах. На полях явно женским почерком было накарябано: «И почему тогда эти мозговитые ублюдки никогда не пользуются ершиком?»

— Феминистка хренова, — пробурчал себе под нос Брайан.

Пожилой сикх похлопал его по плечу и сказал:

— Профессор, ваша очередь.

На краткий миг Брайан решил, что этот сикх с наружностью восточного мудреца предсказывает ему скорую и неминуемую кончину. Но затем увидел, что на электронном табло мерцает красная надпись «профессор Боо».

— Небось у вас в Пакистане нет таких мигающих штук, а?

— Не знаю, — ответил мужчина в чалме. — Никогда не был в Пакистане.

Брайан вошел в кабинет, и доктор Проказзо мазнул по нему взглядом.

— Присаживайтесь, доктор Боо.

— Я доктор Бобер, — поправил Брайан. — Ваш терминал, должно быть, сбоит…

— Итак, чем могу вам помочь?

— Дело в моей жене. Она легла в постель и твердит, что останется там на год.

— Да-да, — кивнул терапевт, — мой коллега доктор Бриджес, помнится, уже осматривал вашу жену. Судя по результатам анализов, она в полном здравии.

— Я ничего об этом не знал, — нахмурился Брайан. — Мы говорим об одной и той же женщине?

— О да, — снова кивнул врач. — Доктор Бриджес считает, что для своего возраста ваша жена просто пышет здоровьем и…

— Но у нее же с головой не в порядке, доктор! — воскликнул Брайан. — Она даже ужин готовит, обмотавшись банным полотенцем! А я, между прочим, дарю ей новый фартук на каждое Рождество, тогда почему…

— Так, давайте остановимся и поподробнее рассмотрим казус с полотенцем, — перебил доктор Проказзо. — Скажите, доктор Боо, когда начались такие случаи?

— Я впервые заметил около года назад.

— А вы помните, доктор Боо, что именно она тогда готовила?

Брайан задумался.

— Не знаю, что-то коричневое кипело в кастрюле.

— А впоследствии? Вы помните блюда, которые она готовила?

— Почти уверен, что это было что-то из итальянской или индийской кухни.

Доктор Проказзо наклонился к Брайану через стол, вытянул палец, словно нацеливая пистолет, и воскликнул:

— Ага! И ни разу салат?

— Нет, ни разу, — подтвердил Брайан.

Доктор Проказзо засмеялся.

— Ваша жена боится марких брызг, доктор Боо. Нарядные фартуки не вполне подходят для ее нужд. — Он театрально понизил голос: — Не должен нарушать правила конфиденциальности, но скажу вам по секрету, что моя мать готовит свекольные оладьи, обрядившись в старый мешок от муки. Женщины — загадочные создания, доктор Боо.

— Бывают и другие недоразумения, — не сдавался Брайан. — Она плачет, когда смотрит новости: землетрясения, наводнения, голодающие дети, пенсионеры, лишившиеся накоплений… моей жене палец покажи — и она тут же зальется слезами. Однажды я пришел с работы и застал ее рыдающей из-за пожара в Ноттингеме!

— С летальными случаями? — поинтересовался доктор Проказзо.

— Двое погибших, — кивнул Брайан. — Детишки. Но у матери-одиночки, конечно же, осталось еще трое! Еве обязательно нужны какие-то лекарства. Она переживает бурные всплески эмоций. Весь дом вверх дном. В холодильнике ничего нет, корзина для белья забита до отказа, а жена попросила меня выбрасывать отходы ее жизнедеятельности! — Брайан уже сам еле сдерживал слезы.

— Вы слишком возбуждены, доктор Боо, — заметил доктор Проказзо.

Брайан судорожно всхлипнул.

— Она всегда была на кухне. И очень вкусно готовила. У меня слюнки текли, едва я вылезал из машины. Должно быть, аромат просачивался сквозь щель под входной дверью. — Он вытащил бумажный платок из коробки, пододвинутой врачом, и высморкался.

Терапевт ждал, пока Брайан успокоится.

Промокнув глаза, Брайан начал извиняться:

— Простите, что я расклеился… У меня дикий стресс на службе. Представляете, один коллега написал статью, ставящую под сомнение статистическую ценность моей работы о марсианской Горе Олимп.

— Доктор Боо, вы когда-нибудь принимали ципралекс? — спросил доктор Проказзо и потянулся за рецептурным бланком. — Очень эффективный антидепрессант.

Глава 18

Районная медсестра, сорокадвухлетняя Джанет Спирс, с неодобрением отнеслась к поручению доктора Проказзо навестить здоровую женщину, отказывающуюся покидать постель.

Пока Джанет вела свой маленький «фиат» в сторону респектабельного района, где жила миссис Ева Бобер, слезинки жалости к себе туманили ее очки, изготовленные оптиком, по всей видимости симпатизирующим нацистской эстетике. Сестра Спирс не позволяла себе женственных украшений — она не желала маскировать избранную ею стезю праведности. От мыслей о здоровехонькой лентяйке, отлеживающей бока в постели, сестру Спирс буквально мутило.

Каждый день Джанет вставала, принимала душ, надевала форму, заправляла постель, чистила унитаз и спускалась на кухню еще до рассвета. Любая задержка вызывала у нее панику, но сестра Спирс благоразумно разложила в стратегических местах коричневые бумажные пакеты для еды, и после нескольких вдохов и выдохов в пакет, поборов гипервентиляцию, она перебарывала неуместную паническую атаку.

Миссис Бобер была последней пациенткой на сегодня. Утро выдалось нелегким: мистер Келли с изъеденными язвами ногами умолял дать ему обезболивающее посильнее, а она уже в который раз отвечала, что не может вколоть ему морфий — ведь есть очевидная опасность наркотической зависимости.

— Папе девяносто два года! — крикнула дочь мистера Келли. — Думаете, он кончит ломкой, вкалывая гребаный героин в глазные яблоки?

Джанет захлопнула чемоданчик и покинула дом Келли, не удосужившись помочь больному одеться. Она не намерена терпеть оскорбления, как и выслушивать неуравновешенных родственников, указывающих ей, как выполнять ее работу.

Сестра Спирс использовала меньше болеутоляющих средств, чем любая районная медсестра в графстве. Официально зафиксированное достижение. Джанет им очень гордилась и считала, что уместна была бы скромная церемония, на которой высокопоставленный бюрократ из регионального отделения Службы общественного здоровья вручил бы ей памятный вымпел или кубок, — в конце концов, за годы работы она сэкономила национальному здравоохранению десятки тысяч фунтов.

Джанет припарковалась у дома миссис Бобер и с минуту посидела в машине. По внешнему виду жилища она многое могла сказать о пациенте. Кашпо с развесистыми цветами всегда ее воодушевляло.

Но на этом крыльце кашпо с развесистыми цветами не было. Вместо него болталась кормушка для птиц, под которой на кафельных плитках виднелись пятна птичьего помета. На ступеньке стояли немытые молочные бутылки. Ветер распихал по углам крыльца кленовые листья и листовки с рекламой пиццы, карри и китайской еды. Коврик из кокосовой мочалки давным-давно не вытряхивали. Оранжевая подставка под цветочный горшок использовалась в качестве пепельницы.

В довершение всего входная дверь была приотворена. Подавив отвращение, сестра Спирс протерла медную дверную ручку антибактериальной салфеткой, которые всегда носила в кармане. Сверху доносились переливы мужского и женского смеха. Джанет открыла дверь и вошла в дом. Поднялась по лестнице, ориентируясь на хохот. Она не помнила, когда в последний раз веселилась. Дверь спальни была нараспашку, медсестра постучала и шагнула в комнату.