Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович - Страница 85

6

Сотник Фалдарн с воинами расположился за оградой кладбища и ждал сигнала. Ему было наказано не лезть в толпу фиаситов, дабы не раздражать народ и не спугнуть заговорщиков.

Фалдарну не по душе казались такие дела. Тем более что речь шла о его воспитаннике Савмаке, якобы собравшем ватагу бездельников для злых дел. Не может быть такого! Савмак никогда не пойдет на преступление. Хоть он и обижен, наказан чересчур строго, но не такой он человек, чтобы входить в заговоры.

Однако сотник с солдатской исполнительностью готовился обыскать кладбище и найти злоумышленников.

Ему показалось странным, что мимо проскакали верховые дандарии и будто почудился голос Олтака. Он не подозревал, что Форгабак, кроме Саклея, служит еще Алкмене и посвятил ее во все подробности предстоящей облавы.

Форгабак волновался, ходил по краю площади, заполненной людьми, пробовал проникнуть на кладбище, но холод страха сковывал ноги, и он останавливался, настороженно вытянув шею. Пьяница Оронт как в воду канул.

«Может, его схватили?» – мелькнула тревожная мысль. Хитрые рабы могли заметить, что за ними следят, и прикончить несчастного гуляку.

Это было соображение, не лишенное основания. Уже прошло более часа, фиаситы пели пятый гимн, а Оронт ничем не обнаруживал себя.

Встревоженный танаит поспешил к месту сбора воинов Фалдарна, желая поделиться с последним своими опасениями. Но его грубо остановил какой-то человек.

– Отстань! Чего тебе? – огрызнулся в сердцах Форгабак, но человек приподнял широкий петаз и уставился на него угольями своих глаз. – Царевич Олтак! – изумился танаит.

– Говори – почему медлите? Обыскано ли кладбище?

Форгабак хотел разыграть простака, но Олтак показал ему рукоятку кинжала и сделал такое свирепое лицо, что первому ничего более не оставалось, как ответить с поклоном:

– Они должны собраться в склепе Никомеда Проклятого.

– Знаю я. Так чего же вы ждете?

– Сигнала. Верный человек мой среди них, – соврал Форгабак, – он подаст сигнал, когда все будут в сборе. Но еще никто не проходил на кладбище, кроме какой-то женщины.

– Безмозглый осел! Они давно собрались или их там нет совсем! Веди солдат, окружай кладбище! Живо, пока я не проломил твоего дурацкого черепа!

С этими словами Олтак грубо толкнул Форгабака. Тот остановился, и его коричневое морщинистое лицо побагровело. В глазах отразилась злоба. Но царевич не обратил на это внимания. Лишь вскинул голову и добавил с угрозой:

– Ну?!

Спорить было опасно. Танаит почти бегом поспешил к Фалдарну.

– Олтак здесь! – запыхавшись, сообщил он сотнику. – Видно, прислан царицей с целью проверить нас. Но сигнала еще нет. Ну и пусть! Пойдем осмотрим склеп. Если там никого не окажется, то я свалю вину на голову Олтака. Это он не дал нам выждать время и спугнул дичь!

Воины вытянулись в цепочку и стали пробираться между могилами и кустами, стараясь не шуметь.

– Пригибайтесь, пригибайтесь! – вполголоса командовал Фалдарн. – Не лезьте на глаза народу.

Они быстро охватили полумесяцем могилу Никомеда. Место было нечистое, многие из воинов шептали молитвы! Да и Форгабаку что-то нездоровилось. Он вздрагивал и не спешил за воинами, оставаясь за полуразвалившейся оградой погоста.

Из-за дальних кустарников смотрел Олтак, что стоял наготове с тремя десятками переодетых воинов. За оградой его ждала сотня конных дандариев. Сильные властители всегда проявляли нервозность и даже трусость, когда имели дело с собственным народом. Олтак же, как чужак среди сколотов, ощущал это вдвойне. Вместе с тем в душе его кипела ненависть, и он рисовал себе картины жестокой расправы с заговорщиками, особенно с Савмаком.

7

Со странным чувством не то стыда, не то внезапного замешательства Гликерия окинула глазами подземелье, его мрачные уступчатые своды, длинные грязные вуали паутины, расписанные пятнами плесени стены, сейчас причудливо освещенные желтыми огнями. Девушка в страхе остановила свой взгляд на нишах для гробов, думая, что видит останки мертвецов. Но то, что она приняла за череп, оказалось глиняной амфорой, лежавшей на боку. Тут же можно было разглядеть куски недоеденной пищи. «Они ели и пили здесь…» – с брезгливостью подумала Гликерия.

– Гликерия? – нарушил тишину Савмак. – Ты пришла сюда?.. Зачем?.. Кто указал тебе сюда путь?

– Да, – словно очнулась она, – я пришла, желая предупредить тебя. Сейчас тебя и всех… этих схватят!.. Впрочем, поздно. Я уже слыхала голоса людей и, кажется, голос Форгабака. Это он выследил вас. Вам не удастся выйти отсюда, вы столкнетесь с солдатами. Я пришла слишком поздно.

– К оружию! – хрипло призвал Пастух, доставая из ножен акинак. – Будем пробиваться силой! Слышишь, Савмак, мы уже опоздали!

– Видит бог, – встрепенулся Атамаз, – живым я Форгабаку не сдамся!

Лязгнуло оружие. На лицах этих служителей Гефеста, какими они представлялись Гликерии, изобразилась такая решительность и ненависть, а их руки, узловатые и грубые, так плотно обхватывали рукояти кинжалов и топоров, что ей стало очевидно, что сейчас произойдет кровопролитнейшая свалка.

– Нет, – поднял руку Савмак, – прочь оружие! Если нас окружили, то не десять солдат, а сотня или больше, не здесь и не сейчас мы покажем нашу храбрость!.. А ну, Лайонак, Атамаз, помогите мне! Да поскорее! Эй, светите факелами!.. Если мы спасемся, то благодаря богам и этой девушке!..

«А если погибнете, то тоже из-за нее», – мысленно добавила Гликерия, почти в отчаянии смотря на Савмака. Лишь один он казался ей здесь настоящим человеком, она невольно старалась быть поближе к нему, как бы желая спрятаться за его широкие плечи. Она видела, как напряглись его мышцы, когда он с помощью друзей вывернул из стены большой квадратный камень. Образовалось отверстие, откуда повеяло холодом могилы.

– Скорее один за другим в тайный ход! Он выведет нас за кладбище, в развалины старого храма… Смотрите, лбы не разбейте! Пробирайтесь сначала ползком, а дальше будет просторнее, тогда и на ноги встанете.

Заговорщики не заставили себя долго просить. Один за другим они исчезали в проеме стены. Когда дошла очередь до Лайонака, Савмак сказал ему:

– А ты, брат, ничего больше не жди. Скачи, куда решили, и да хранит тебя единый бог!

– Понял. Прощай! – Лайонак смущенно поглядел на хозяйку, которой он служил.

Но та даже на взглянула на него.

Последним оказался Атамаз. Перед тем как нырнуть в темноту прохода, он обратился к Савмаку:

– Надо бы и госпожу – тайным ходом. Ведь и ее захватят!

– Нет! – поспешно возразила Гликерия. – Нет! Меня никто не смеет тронуть!

– А ты? – спросил Атамаз Савмака. – Ты-то должен бежать!

– Не задерживайся, Атамаз, каждая минута дорога! Обо мне не думай!

Тот вздохнул и, став на четвереньки, пополз в проход.

– Ой, ой! – вскричал он. – Чуть ногу не оторвал! – После чего исчез в темноте, бормоча под нос: – Не к добру он остался с этой девкой! Ее появление всегда приносит Савмаку несчастье.

Савмак поглядел на Гликерию вопросительно.

– Почему ты отказываешься? Лезь поскорее! Я останусь один, меня не тронут. Скажу, что пьяный забрел сюда выспаться. А тебя могут обвинить бог знает в чем.

Может быть, это и надо было сделать, но Гликерия проявила неожиданную строптивость.

– Нет! Ты уходи, а я останусь. Я выйду через дверь и никто не посмеет задержать меня!

Она чуть не падала от внезапной слабости. Теперь все представлялось ей куда более серьезным, нежели полчаса назад.

– Я не могу уйти, – спокойно возразил Савмак, чувствуя, что они упускают драгоценные мгновенья, – ведь камень надо задвинуть на место.

– Но ты один не сможешь сделать это.

– Достать его из стены без помощников было бы трудно. А втолкнуть его на место – смогу.

Опять послышались какие-то неясные звуки, которые остро напомнили о близкой опасности.