Великая Скифия - Полупуднев Виталий Максимович - Страница 79

– Это пожилые горожане, которым по слабости слуха и зрения не доверяют службу на стенах. Они нередко засыпают около полуночи.

– Это важно!.. Итак, в этом подвале завтра ночью!

– Так скоро? – изумились Ханак и Соза.

– О таких делах не договариваются за полгода. А медлить нам некогда… Уж не боишься ли ты, Ханак? А я хотел дать тебе другие важные поручения.

– Нет, не боюсь, хотя дело это кажется мне трудным.

– Не легкое, красавец! Но для того, кто борется за свободу, нет невозможного! В следующую встречу ты соберешь мне всех надежных рабов, и я скажу вам, что вы должны будете делать во время осады Херсонеса, если война затянется.

– Хорошо. Я готов делать все, что велит царь Палак!

Видя, что Ханак приводит себя в порядок и собирается уходить, Вастак заметил:

– Напрасно собираешься. Ночуй здесь, а утром вернешься никем не замеченный. Сейчас везде стража. Задержать могут.

Ханак с брезгливостью посмотрел на сырой, захламленный пол подвала. Увидев крысу, вздрогнул.

– Нет, не могу я здесь!.. Меня не схватят, пойду.

3

В доме архитектора Скимна, несмотря на недобрую суету в городе, чувствовался праздник.

В центре внимания был Гекатей.

Скимн, как глава дома, сотворил молитву домашним богам. Малыши толкали друг друга локтями и стреляли глазами в сторону стола, накрытого по-праздничному богато. После общего моления отец обратился к Гекатею, рядом с которым стояла мать, бледная исхудавшая женщина со скорбными глазами.

– Отныне, сын мой, ты взрослый человек и можешь заменить главу дома. Пусть домашние и городские боги, а также олимпийцы всегда любят тебя и помогают тебе!

Филения состроила рожицу Левкию. Тот сурово нахмурился, считая себя старшим, и вытер ей нос голыми пальцами.

– Тише, ты, – шепнул он, – нас слушают домашние боги!

Девочка боязливо оглянулась назад, ожидая, что из темных углов вдруг покажутся серые существа, напоминающие не то кошек, не то крыс. Но в глубине комнаты у очага стоял лишь в молчании Керкет, склонив голову набок.

Керкет был старик с ястребиным носом и чем-то напоминал крылатого хищника гор. Его большие глаза, заросшие с углов дурным мясом, следили за хозяевами с равнодушием и усталостью, как у старой собаки, которой все равно, ударят ли ее или потреплют за ушами. Он желал лишь того относительного покоя, который имел в доме хозяина, и достаточно объедков с общего стола для заполнения пустоты в тощем животе.

Он давно уже привык к дому хозяев, к его углам и запахам и чувствовал себя сносно. И если боялся, то одного – быть выброшенным на улицу, когда по старости станет бесполезным для хозяев. Но пока еще он был годен для домашних работ. Хозяйка болела и без него не обошлась бы. Впрочем, Керкет настолько прижился в доме Скимна, что вся семья едва ли могла представить себе его отсутствие. Он составлял как бы часть домашней обстановки, сочетая в себе удобства безгласной вещи с подвижностью животного и сообразительностью человека. Раб был терпим домашними богами и находился даже под их покровительством.

Делия смотрела на сына влюбленными глазами. На ее угловатых скулах горел лихорадочный румянец, запекшиеся губы складывались в улыбку восхищения. При неровном свете глиняных светильников Делия казалась красавицей, такой же, как в далекой юности.

Гекатей походил на мать, и она, смотря на его лицо, словно гляделась в зеркало своей молодости.

– Ну, как ты чувствуешь себя, ма? – тихо спросил сын, обнимая ее. – Тебе сегодня лучше?

– Мне всегда лучше, когда я вижу тебя, сын мой, – ответила мать. – Я счастлива, что ты большой и красивый! Боги любят красоту. Ведь красота – дар богов.

– Эге, мать, – засмеялся Скимн, – боги любят красивых, а богатство дают почему-то уродам, вроде старого сатира Херемона.

Уселись за стол. Скимн устроился на «троне» из дуба с кожаными подлокотниками. Остальные расположились на сосновых лавках. Керкет поставил на стол плетеное блюдо с теплыми пшеничными лепешками, сам сел с краю. Хозяин начал делить куски жареной рыбы. Раб тоже получил свою долю.

Опять сотворили молитву. Сделали возлияние молоком. Разговоры прекратились, все занялись едой.

Скимн с довольным смешком вытащил из-под кресла амфору местного вина.

Делия придвинула кружки.

– Жаль, что Бион не смог прийти к нам. Он несет ночную стражу. А ну, Керкет, дай воды развести вино.

И, сделав смесь, налил всем.

– Ну, а я, как старый конник, испробую цельного. Ведь все демиурги тянут винцо по-скифски, не разбавляя. А их рабы рассказывают об этом на рынке.

Скимн многозначительно посмотрел на Керкета.

Тот понял намек и угодливо сморщился.

– Не все рабы одинаковы, – поспешно заявил он, – есть и такие, что никогда не выдадут тайны хозяина.

Скимн выслушал его со строгим, но снисходительным видом.

– Так и должно быть, Керкет, и собака лижет руку кормящего, чувствуя благодарность. Подл тот раб, который выдает секреты своего хозяина-кормильца!

Керкет еще больше сморщился. Его серое, помятое лицо стало походить на скорлупу грецкого ореха.

– Ты, Керкет, был бы хорошим рабом, не будь ты старым лентяем и размазней!

Младшие члены семьи захохотали в восторге.

– Размазня! – запищала Филения.

– Размазня! Старый лентяй! – начал дразниться Левкий.

Но мать сделала знак рукой, и он утих.

– Прикажу вот Керкету выдрать тебя, Левкий!

Послышался стук в дверь. Раб пошел отворить и вернулся с рослым мужчиной в панцире, вооруженным мечом.

– Мир вам! – произнес вошедший.

– Мир и тебе, почтенный Главк! Мы рады тебе, садись к столу.

– Я зашел к тебе сказать, что твой сын Гекатей по решению совета должен завтра стать на охрану храма Девы.

– Спасибо за честь! Я и мой сын рады служить полису и его богам! Но не уйдешь же ты, принесший благую весть, не промочив горло глотком воды с капелькой вина?.. Ой-ой! – вскричал он в притворном испуге. – Я ошибся и налил вина цельного! Керкет, дай другую посуду и воды!..

Но Керкет, давно изучивший все повадки хозяина, не спешил.

– Да… ничего, не надо, – ухмыльнулся гость, – я и так выпью, без воды.

После трех кружек Главк слегка вспотел и обвел всех присутствующих довольным взглядом.

– Прекрасные дети у тебя, друг Скимн!

Главк поднялся из-за стола.

– Спокойной ночи!

– Что слышно с Равнины? – спросил хозяин гостя уже у входной двери. – Как ведут себя скифы?

– О, скоро скифы будут у наших стен!.. Но полис силен! В складах Херсонеса хлеба много, и нам бояться нечего!

– Верно, верно, Главк! – подхватил хозяин.

Возвратившись в трапезную, Скимн в сердцах ударил кулаком по столу. Делия с тревогой подняла на него свои скорбные глаза.

– Что, Скимн, вести худые?

– И вести худые, а главное – запасы у нас худые! У богачей припрятано вдосталь и вина и хлеба! А у нас что?.. На общественной лепешке долго не проживешь!

В досаде он налил себе еще одну кружку.

– Не пей много, – робко предупредила жена, – чтобы не стало известно, что ты был пьян не вовремя.

– Отстань, Делия, что женщина понимает в делах мужчины!

Он обнял сына.

– Гекатей, ты молод и красив! Добывай, сын мой, свое счастье! Борись за него, будь настойчив, не жалей никого, кто стоит на твоем пути! А то будешь, как твой отец, всю жизнь латать городские стены и ожидать подачки от богатых и знатных.

– Я хочу служить полису, отец!

– Ну-ну! Я надеюсь, полис оценит твои желания и серьезность… А что эфебы сегодня не несут службы?

– Кое-кто назначен в ночную стражу. А Ираних и другие справляют конец эфебии в погребке Тириска.

– Как? – воскликнул пораженный отец. – И тебя не пригласили?

– Приглашали, но я отговорился болезнью ма.

– Что? Отговорился болезнью матери? Зачем же это?

– Кроме того, мне не хотелось тратить деньги. Хотя их и так нет у меня.

– Тьфу ты! Клянусь трехликой Гекатой, ты просто удивляешь и сердишь меня! Отстать от компании Ираниха – это большая ошибка с твоей стороны.