Дорога домой (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 6

Времена…

Мама вчера ездила в «Зоо» за едой для кошки Скрябин и кошки РУ. Мы все были заняты – младший мой ребенок Лина шла вчера в одиннадцатый класс, внук мой Андрей – в первый. Да, мы были заняты, и наша экономная мама, игнорируя такси, поехала в «Зоо» маршруткой. Рассказывает…

На обратном пути, в час пик, на какой-то остановке в автобус забежала женщина и взмолилась:

– Ждем… «скорую»… не едет… вот! Парень сломал обе руки!!! Пожалуйста, уступите ему место, пусть он сядет, доедет до травмпункта сам.

Парень вошел, обе руки кое-как неумело курткой привязаны к его животу, кривится от боли, стоит.

И НИКТО НЕ ВСТАЕТ.

Маршрутка едет. Парень пытается опереться на плечо. Боится упасть.

ВСЕ СИДЯТ.

Мама, конечно, встает и кричит:

– Молодой человек, идите сюда осторожно, садитесь.

Парень отрицательно машет головой – дама пожилая, седая – ему неловко.

ВСЕ ПРОДОЛЖАЮТ СИДЕТЬ.

В маршрутке двадцать человек сидят, человек пять стоят. В том числе и Поломанный. Молодые ребята и девушки сидят, все в наушниках. И два толстых пивных красномордых бочонка, лет по тридцать пять, – тоже не шевелятся.

Наконец мама, боясь, что парень упадет, потому что он балансирует без помощи поломанных рук, вытаскивает из сумки телефон и кричит:

– Водитель, остановите машину. Я вызываю милицию!

Не знаю, что именно мама хотела сообщить нашей доблестной милиции, с таким же успехом она могла бы вызвать министра образования или нашего президента, но автобус остановился, водитель гавкнул на молодого парня, сидящего впереди, тот обиженно поднялся, и Поломанный сел.

Ну не может такого быть, не хотела верить я. Может, это ехал какой-то определенный контингент? Например, всех их, кто ехал, как раз отпустили из КПЗ… Или был выходной в каком-нибудь… критическом отделении областной специализированной клиники, и они все забежали в один автобус… Или, может… Или… Или вообще что?! А если нет, тогда что происходит?

Прут

Однажды мы поехали на пляж. На Прут. У нас, если спрашивали, где ты так загорел, местные отвечали, а где ж – на Пруту. Мы всегда ездили на Прут, загорать и купаться. Автобус останавливался напротив нашего дома, и мы висели на заборе, караулили. Приехал, приехал, – кричали мы друг другу, усаживались и минут десять через весь город ехали на Прут. И автобус наполнялся жаркими людьми в сарафанах, в майках-сетках, с детьми, сумками, резиновым кругами.

Там, на Пруту, еще был источник с водой, и особым шиком было в купальниках пойти на горку к этому источнику со стеклянной бутылкой, чтобы набрать воды. А рядом с источником всегда сидели молодые ребята и разглядывали всех, кто шел за водой. Словом, исторически сложившаяся модель не изменилась – девушки идут за водой, только без коромысла, чтобы познакомиться с молодыми ребятами. Нэсэ Галя воду, короче…

Но это уже потом. А когда мы были маленькие, бабушка собирала нас на Прут, как в длительную экспедицию, – собирала нам котлеты, помидоры, булки, яблоки. А иногда и сама приезжала позже и привозила нам бидон со своим борщом.

Я очень скучала по тому месту, помнила там каждый кустик и дорогу к источнику. И все холмики и тропиночки помнила. И вот спустя долгое время мы поехали туда с моим папой и мужем моим Аркадием Кузьмичом. Просто поехали уже не автобусом, а машиной, поехали, чтобы проведать любимые места.

А там какие-то очень крутые люди ловили рыбу. Верней, стояли с роскошными дорогущими спиннингами по колено в воде. На вопрос, ловится ли, они только пожимали плечами. Не ловилось.

А мой папа и мой муж Аркадий Кузьмич очень азартные. Когда видят воду, сразу кидают туда удочку. И не было такого, чтобы они из любой лужи не вытащили рыбу.

А тут удочек, как назло, в машине не оказалось. Правда, была леска. Из подручных средств, выломав два прута, папа и А.К., как Робинзон Крузо, слепили себе две допотопные удочки и, даже не влезая в воду, забросили и, расслабленно расположившись на берегу, стали тягать рыбку одну за другой, одну за другой.

Мужики с дорогими удочками подошли, выставив челюсти, и сказали:

– Мужики, это наше место. Мы тут прикормили.

– Не вопрос, – дружелюбно ответил мой папа.

И они с А. К. перешли на другое место. Видимо, рыба тут же собрала манатки и переехала вслед за ними. Потому что у крутых продолжало не ловиться, а мои продолжали таскать в том же ритме – одну за другой.

Наконец стало темнеть, нам с сестрой стало скучно, и мы все отправились домой.

– А рыба где? – поинтересовались мы с сестрой.

– Та, мужикам отдал… А то срам ведь один…

– И что, взяли?

– Взяли. Сказали, мол, вы ж новички, а новичкам фартит.

И папа с А. К., переглянувшись, дружно заржали.

Москва

«Едуть и едуть!..»

Не котик начихал – триста долларов билет туда-назад. А в вагоне – жуть. Грязно было в вагоне. Пахло Гражданской войной и махновцами. (А махновцы же верхом, следовательно, и конюшней.) Вроде как Министерство наше путей наших сообщения приняло решение повысить, улучшить, увеличить. А вот что конкретно – это каждый в своей сфере решил сначала по-разному. Качество обслуживания? А что это такое?.. Условия временного проживания в купе поезда Москва – София? Нормальные условия!.. Скорость передвижения? А это еще зачем?.. Словом, ничего не получилось у них у всех, впрочем как всегда. Они пригорюнились, да и увеличили. Цену на билет.

До Киева ехала с горнолыжниками. Ввалились румяные. В ярких комбинезонах. Имена странные. Мальчик-горнолыжник визитку протянул, мол, я – Саша Мерседес, станция техобслуживания. Еще один, юный толстячок, кланяется:

– Женя. Женя Ламборджини.

А я им приветливо:

– Маруся. Маруся Хожу-пешком.

Они жалостливо, мол, что так? Я отмахиваюсь – зрение плохое, есть водитель.

– А-а-а! – Они мне: – Так и говори: «Маруся Фольскваген. Есть Водитель».

Горнолыжники! Пили. Правда, умеренно. Ничего не скажу. Спортсмены же, чё. Храпели, правда, нестерпимо. Все никак не могла вспомнить, что мне напоминает храп Жени Ламборджини: укрлллллльбррррлллрррллльк… А под утро в полудреме вдруг совпало: образ и звук. «Чужой». Он, этот гигантский инопланетный кузнечик, так мерзко булькал, когда готовился напасть на астронавта, чтобы отложить в нем свою личинку-детеныша. В Киеве вывалились все: люди, лыжи, хихикающие девушки с ямочками на щеках. Вагон опустел. В третьем купе – мальчик ехал, лет тридцати, в шестом – женщина с дочкой-подростком, я – в самом последнем.

Спрашиваю проводника – можно перейти в середину вагона? Он мне, нет, все билеты куплены по кампютэру, де кампютэр написал, знач, там и ложися.

Я ему:

– А в компьютере не написано, что вы должны убирать, там, в этом… Ну, в санузле… А?

– А там убрано, – ответил проводник.

– Нет-нет, – говорю, – посидите в моем купе, узнаете, убрано или нет.

– Убрано, говорю, знач, убрано, – отмахивается проводник, – едуть и едуть. Едуть и едуть. И куды едуть… – ворчит.

– Позовите, – говорю, – начальника поезда.

– На тебе! – Проводник коленками в стороны, присел и руки развел, как будто «кууу» говорит. – Чё эт?!

– Пусть придет и уберет.

Проводник постоял на полусогнутых, скрипуче проворчал «едуть и едуть», пошел возиться в этот… в санузел.

– Ну ничёоо, – потом бухтел, – скоро таможДня. Ничёооо… Едуть и едуть, едуть и едуть, – мстительно шипел проводник, расшвыривая грязным веником пыль в коридоре.

Пришла «таможДня». Сначала в купе влетел маленький серебристый спаниель и, деловито топая и пыхтя, строго обнюхал мои вещи на предмет запретного. (На обратном пути уже овчарка пришла, красавица, но я ниже расскажу.) Сурово взглянув на меня, спаниель почапал в следующее купе. Мягенькими лапками. Чего это он коготками не цокал, еще подумала я, но следом вошел таможенник. Менее приятный, чем тихий спаниель: откройте, покажите, это что, откройте то, это зачем… А из-за его спины маячил и подтанцовывал проводник с сияющей торжествующей рожей. В идеале он, конечно, хотел бы, чтобы меня не выпустили из страны, чтобы не впустили в Россию, чтобы ссадили где-нибудь на полустанке… Чтобы он, помахивая флажочком, проплыл мимо меня, растерянной в сугробе, косясь, мол, гы-гы, пуняла?!