Талисман (СИ) - "Sammy Lee" - Страница 18

- А то в этой компании даже ма-аленький романчик закрутить не с кем.

Салли засмеялась:

- С ними тоже не получится. Они оба геи и вроде как вместе.

Яна закатила глаза:

- Кошмар. Ну хоть с новыми людьми пообщаться, а то эти за время дороги до чертиков надоели.

А после знакомства вздохнула:

- Ну вот, только понравится парень, оказывается, что он гей.

- Насчет Макса не знаю, может, он и би, - протянула Салли, - а вот с Ронни точно безнадега, девушек он как сексуальный объект не рассматривает.

- О... - Яна задумалась, - я как раз о Максе и говорила. Но что-то мне подсказывает, что Ронни я не конкурент. Глаза, наверно, - засмеялась и опять вздохнула, - невозможно красивый парень, и что он здесь делает? Его место где-нибудь на Земле, на средиземноморской вилле, или на Алефе, знаешь, в Долине Замков. Так и представляю его: в чем-нибудь белоснежном, шелковом, с бриллиантом каратов в десять в ухе...

- С каким-нибудь старым богатым хрычом под руку... Нет, Ронни не такой, - возразила Салли. - Он, конечно, далеко не ангел, но задницей место под солнцем зарабатывать не станет.

- Тебе лучше знать, - Яна не стала спорить, но Салли чувствовала, что не убедила ее. Сама спорить тоже не стала — зачем? Ронни от этого ни жарко, ни холодно, ей - тем более.

С легкой руки девушек парни тоже влились в посиделки в гостиной. Чаще там, правда, бывал Макс, Ронни, посидев несколько дней и убедившись, что ничего конкретного ученые не знают, предпочел вернуться к своей компании. Макса с собой он по-прежнему не звал, и тот все также изводился от невысказанной ревности, но упорно продолжал молчать и делать вид, что ему все равно. Он уже сам плохо понимал, почему не выскажется, не расставит точки над «i»… Хотя, нет, понимал и отлично понимал почему – он был уверен в ответе Ронни и не хотел его слышать. Ронни был хорош всем – красивый парень, замечательный друг, искусный любовник - но был безнадежно, непробиваемо бессердечен и бесчувственен. Во всяком случае, Максу так казалось. Сколько раз он обламывался, когда, разомлев после очередного феерического оргазма, тянулся к любовнику, дабы прижать его к широкой груди и долго шептать нежные слова в розовеющее ушко - и натыкался либо на уже мерно подрагивающую в крепком здоровом сне стройную спину, либо на широкий зевок и заявление: «Черт, я весь обкончанный и вспотел, как лошадь, пойду помоюсь». На лирическое настроение это оказывало просто сокрушительный эффект. При этом Макс не то чтобы забывал, что до недавних пор такое поведение партнера он считал самым для себя комфортным… Просто ведь это было с другими, верно? Не с зеленоглазым японо-ирландским дьяволенком Ронни О’Ши… Но и долго такое напряжение Максова душа выдержать не могла, срыв был неизбежен, и он случился.

Однажды, допоздна засидевшись в гостиной, он вернулся в номер и увидел, что тот пуст. Произошло это не в первый раз, и почему именно сегодня он так отреагировал, Макс впоследствии понять не мог. То ли накопилось уже, то ли оттого, что весь вечер пришлось отбиваться от поползновений настырной девицы, соседки Салли. Из дурацкого джентльменства на ее прямой вопрос он ответил, что да, он – би, хотя последний раз секс с женщиной у него был в восемнадцать лет, и, как следствие, весь вечер вынужден был заниматься словесной эквилибристикой. Как бы там ни было, он достал комм и рявкнул: «Где тебя носит?!». Ожидаемо рявкнув в ответ: «Ты еще скажи – к ноге!», Ронни отключился. По фоновому шуму Макс определил, что мальчишка торчит в каком-то баре, и, конечно же, быстро его нашел.

Увидев его, Ронни недовольно скривился и вышел навстречу. Видимо, лицо у Макса было достаточно красноречивым, и парень решил не выносить разборки на публику. Идти до номера было далеко, и Макс затащил любовника в ближайший темный коридор.

Ронни скрестил руки на груди и вызывающе вздернул подбородок, явно собираясь сказать именно то, чего Макс так не хотел слышать. Поэтому Макс, недолго думая, облапил его и заткнул рот самым действенным способом. Через несколько минут, еле отодравшись от него, Ронни загнанно прохрипел:

- Нашел место и время сосаться… Что с тобой творится, твою мать?

Макс не успел ответить, запищал комм Ронни. Тот удивленно посмотрел на дисплей и быстро ответил. Разговор с его стороны состоял в основном из: «Да, мэм», «Понял, мэм». Потом он отключился и с видимым облегчением сказал:

- Меня вызывают на работу. Что-то там случилось.

- Я с тобой, - ляпнул Макс и почувствовал – впервые за десять лет – что краснеет.

Ронни посмотрел на него, как на недоумка, но неожиданно согласился. Видимо, рассчитывал, что лейтенант Борисова как следует остудит не в меру пылкого любовника. Макс, по крайней мере, уже об этом подумал, но слово, как говорила мама, не воробей. Он шел за Ронни и думал, что, кажется, пора лечиться, благо кругом толпа разнообразных психологов и можно сделать это бесплатно.

К несказанному удивлению обоих, лейтенант Борисова даже обрадовалась появлению добровольного помощника, узнав, что он пилот:

- Кадровые, суки, отказываются, - пояснила она свое неуставное поведение, - говорят, у них маневры и расписание. Говорят, у вас киберы-наружники есть. А то, что этими киберами только дырки в обшивке затыкать, - она смачно выругалась. – В общем, так, парни. Вас мне бог прислал, не иначе. Мои охламоны на грунте в жизни не работали, а тут еще и пилот подвалил на халяву, а то я уже собралась с докладной к командующему идти. Твоему начальству я сообщу, - обратилась она к Максу, - а ты, Ронни, если все сделаешь как надо, получишь мою личную благодарность, и премию вам обоим выколочу, зуб даю.

Оказалось, что дело и впрямь нешуточное. На ближайшей планете системы было установлено несколько стационарных маяков-передатчиков. Один из них пару часов назад перестал подавать признаки жизни. Поскольку отдела обслуживания внешних коммуникаций на базе не существовало, занимался ими отдел внутренних коммуникаций, и лейтенанту дали задание кровь из носу отремонтировать маяк в ближайшие сутки. Автономные киберы-наружники, способные самостоятельно добраться до места назначения, годились только на уже высказанное лейтенантом дело, надо было лететь туда на катере и выпускать киберов непосредственно на месте. А еще лучше – пойти с ними и пронаблюдать за процессом, поскольку на планете была атмосфера и соответствующие, пусть и не особо бурные, ее явления, с которыми предназначенные для корабельных условий киберы могли не справиться. Вот так получилось, что через час парни уже сидели в катере, направлявшемся к третьей планете системы безымянной звезды, и ругались на производственную, можно сказать, тему.

- Один не пойдешь, - говорил Макс, ожесточенно тыкая в кнопки тестирования скафандров. – Ты вообще скаф в глаза видел когда-нибудь?

- У нас был обязательный курс в школе и ежегодные тренинги, - парировал Ронни. – Можно подумать, ты каждый день в скафе забег на десять миль делаешь! Какого хрена ты туда потащишься, на меня смотреть? Или на киберов?

- А хоть бы и на киберов! Может, я кайф ловлю, когда смотрю на ремонтные работы на поверхности неосвоенной планеты! Извращение у меня такое!

Ронни оторопело посмотрел на него и расхохотался:

- Ладно, пойдем тогда вместе, извращенец… Вдвоем все же веселее.

Третья планета была похожа на Марс – такая же каменистая, холодная, выветренная. Они приземлились на ближайшую к маяку доступную площадку и выбрались наружу, гоня перед собой двоих универсальных ремонтных киберов. Судя по летящей в воздухе пыли и катящимся по земле не слишком мелким камешкам, было, мягко говоря, очень ветрено. Но армейские скафандры были сделаны на совесть, весили ого-го сколько, при этом человек этого веса не чувствовал вообще, в них можно было бегать, прыгать и ходить так, как если бы никакого скафа на тебе нет и, как стало ясно позже, даже гораздо лучше, чем без скафа. Так что ребята бодрым шагом двинулись к забарахлившему маяку, активно разглядывая окрестности и обмениваясь впечатлениями. А посмотреть было на что! Маяк был установлен на высокогорном плато, вокруг вздымались высокие, причудливо изломанные скалы, вдали сверкали под солнцем снежные вершины горных пиков. Небо здесь было светло-сиреневое, скалы – черные и фиолетовые, снег и солнце – ослепительно белые. Так что выходила картина истинно инфернальной красоты.