Как вырвать киту коренной зуб - Поледнякова Мария - Страница 6

– Аничка, – выглядывала она с балкона на следующий день, – не смогли бы вы сходить за водопроводчиком? У меня течет кран в ванной. Да, а еще мне что-то захотелось свежего салата…

У Анны уже несколько месяцев не текла горячая вода в кухне, но не было времени починить колонку. Она давно перешла на полуфабрикаты и за два месяца не прочитала ни одной книжки. А когда на прошлой неделе у нее испортилась еще и стиральная машина, было уже хоть плачь. В «Овощах» не оказалось никакого салата, не то что свежего, но этого было не понять старой женщине, которой давно отказали ноги и которая представления не имела, что творится в центральных магазинах.

Было без четверти три, когда Анна из душевой вернулась в зал. Она устроилась на паркете в углу у зеркала и полотенцем сушила волосы. Репетиция закончилась, все ушли, только она одна будет продолжать. Анна вынула из корзиночки молоток и точными ударами смягчила пуанты. Она заметила, что розовый чулок снова на подъеме окрасился кровью. Боли она не чувствовала, одну усталость (халат опять придется постирать!). Слышала, как Индржих нетерпеливо прохаживается в другом конце репетиционной. Трико было стянуто с груди, рукава обвязаны вокруг бедер. Увидев его в зеркале, она отметила про себя, какой он сосредоточенный.

– Спартак и Фригия на свободе. – Индржих дал знак помощнику режиссера, чтобы тот усилил звук магнитофона. – Вслушайся! Все это в музыке.

Он подождал, пока Анна закрепит туфли. Смотрел, как она поднимается, как расслабляет колени, как несколько раз прогибается в спине, и повторил пассаж еще раз.

– Итак, внимание. Приготовься.

Анна, опершись о шест, слушала музыку и Индржиха. (Почему это сегодня она никак не может сосредоточиться?) Видела, как Индржих подавал ей знак, чтобы она наклонилась, как бы ушла в себя и снова распрямилась. Разбег и прыжок!

Все было плохо. Анна рассчитала шаги на левую ногу, а Индржих хотел, чтобы она оттолкнулась правой. Помощник прокрутил фразу заново, и все пришлось повторить сначала. Индржих не попытался даже обнять ее.

– Левая, правая, левая, правая! Прыжок! – Голос Индржиха звучал нетерпеливо и раздраженно.

Надо сосредоточиться! – убеждала себя Анна, разбегаясь в третий раз.

Она чувствовала, как Индржих несет ее в напрягшихся руках. Какие крепкие и уверенные у него руки! Изо всех сил пыталась она удержать напряжение в мускулах живота. И вдруг что-то на нее нашло. Зачем, ради чего я здесь? Чтобы когда-нибудь в половине четвертого иметь право упокоиться на двух метрах под землей? Только она это подумала, как сразу же надломилась в поясе, и Индржих спустил ее на пол. Он и не старался скрыть свою злость.

– Скажи, пожалуйста, что это с тобой такое?

– Встала сегодня в шесть утра, – тихонько молвила Анна, и Индржих увидел, как тяжело оперлась она на шест и как тяжело переводит дух.

– Это твоя последняя большая роль! Раньше, чем кто-нибудь напишет новый балет, ты уже уйдешь на пенсию! – кричал он, жестом отослав помощника, который деликатно исчез в дверях.

– Фригия – твой последний жизненный шанс! – продолжал Индржих уже примирительно, а потом разговорился о Спартаке, о вечной борьбе за свободу.

Почему я так устала? – размышляла Анна. Как сквозь сон доносился до нее голос Индржиха, который говорил что-то о неразделенной любви.

Индржих знал, что Анне нужно немного передохнуть. Он изучил ее за эти четыре года и был уверен, что минуту спустя она снова придет в себя.

– Я подумываю о дублере, – сказал он наконец. С удовлетворением увидел, как Анна вопрошающе взглянула на него. Он был уверен, что это подействует лучше любого возбуждающего средства. – Пожалуй, Елена подошла бы.

Елена была в труппе второй год и мечтала о роли и об Индржихе. Наступила короткая пауза. Неожиданно Анна спросила:

– В таком случае ты отпустишь меня на неделю?

– Как отпустить? Куда? – не понимал Индржих.

– В двадцатых числах февраля у меня нет спектаклей. Как раз в это время школьные каникулы. Все репетиции я отработаю. – Она просительно смотрела на Индржиха. – Скоро я вообще перестану бывать дома.

– Ты хочешь уехать?

Анна кивнула.

– И это после того, что я тут тебе наговорил? – спросил Индржих серьезно.

– Этот мальчишка стал просто невыносим, – защищалась Анна.

– Выбрось все из головы! – оборвал ее Индржих. – Никуда ты не поедешь!

Он вышел из зала, и двери неслышно закрылись за ним.

На вечер было назначено родительское собрание и встреча с классом. У Анны в эту неделю было два представления, и она сказала себе, что лучше останется с Вашеком дома, тем более что он просил ее почитать «Сказку о добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Ци?писеке». Только на другой день, без четверти одиннадцать, когда репетиция солистов была уже в полном разгаре, в зал прибежал помощник режиссера и сказал, что пани Бендову просили немедленно позвонить в школу. Анна перепугалась. Дождавшись, когда Индржих объявит перерыв, она бросилась в канцелярию.

– Не смогли бы вы заглянуть в школу? – услышала Анна несколько иронический голос учительницы и успокоилась лишь, когда та заверила ее, что с Вашеком все в порядке.

И вот теперь Анна сидит в кабинете природоведения, в окружении рыб на зеленоватых картах, и ждет, пока учительница скажет ей, в чем же все-таки провинился Вашек.

Она сегодня впервые увидела нового классного руководителя – Едличкова выделила специальное время, чтобы побеседовать с родителями трудных учеников.

– Знаете, что мне нравится в детях больше всего? – начала она, обращаясь к Анне.

Та изо всех сил сдерживалась, чтобы не показывать свое нетерпение.

– Что они видят мир таким, каким он должен быть. А их мир – в первую очередь это гармоничная семья.

Сколько ей может быть лет, раздумывала Анна. Преподает первый год, сама еще учится, а третьеклашек получила только потому, что пани Валешова не вернулась в школу…

– Неделю назад мы писали сочинение, – продолжала Едличкова и положила перед Анной тетрадь. – Мне кажется, это должно вас заинтересовать.

Анна открыла две последние исписанные страницы.

МОЯ МАМА ДОЛЖНА ВЫЙТИ ЗАМУЖ – было нацарапано большими неровными буквами.

Анна слегка порозовела и вытащила из сумочки очки. А прочитав все сочинение, почувствовала, как в висках у нее застучало. Но потом решила, что никому не позволит наслаждаться своим смятением.

– Когда вы позвонили мне в театр, я решила, он что-нибудь натворил, – произнесла она с невероятным спокойствием и отвагой.

Только на Едличкову это не произвело впечатления.

– Вы знали, что он приглашал коллегу Герольда к вам домой?

– Нет, не знала, – сказала Анна, чувствуя, как по спине у нее катятся капельки пота. – Я даже не знаю, кто такой коллега Герольд.

После того как Едличкова пояснила ей, что это учитель физкультуры и что Вашек звал к ним еще и сторожа, она быстро сунула очки в футляр, а футляр в сумочку и поднялась. Учительница улыбалась.

– Вашеку, как и каждому ребенку, нужен отец.

Анна держалась стойко.

– А что бы сделали на моем месте вы, пани учительница? – только и спросила она.

– На вашем месте я бы крепко призадумалась над этим, дорогая мама.

Дура! Идиотка! Не много ли она возомнила о себе?! И на сколько лет моложе меня? На четыре? На пять? Что она вообще понимает в жизни, кроме того, что вычитала из учебников по педагогике?!

Нет, эта рыжая учительница тут ни при чем. Но Вашек!!! Он дома от меня получит. Хлопнув дверью, Анна направилась прямиком к бензоколонке. Лило как из ведра, но она не замечала этого. Лишь в парке раскрыла красный зонтик. Ну, ябеда, погоди! Ну паршивец, ну сводник! Я тебе покажу! Потом пошла прямо по мостовой, даже не обратив на это внимания. Скрипнув тормозами, в двух метрах от нее остановился грузовик с содовой. Анна не слышала, как ругался водитель, как перебранивался с грузчиком, забыла она и про Индржиха, который ждал ее в машине за школой.