Жизнь и приключения чудака (Чудак из шестого «Б») (с илл.) - Железников Владимир Карпович - Страница 16

– Здравствуй, Збандуто, – сказала она. – Удивлен?

– Удивлен, – ответил я.

А я и правда был удивлен.

– Не хотите ли купить женскую шляпу? – спросила она.

– Хочу, – принял я ее игру, – для мамы. Тем более, у нее сегодня день рождения.

– А какой у нее размер головы?

– Естественно, как у меня.

Нина смерила сантиметром голову, взяла какую-то шляпку и напялила на меня. Я посмотрел в зеркало: на моей голове возвышалась какая-то дурацкая шляпа, какой-то самовар с трубой.

Мы оба рассмеялись.

– Между прочим, – сказала она, снимая с меня шляпу, – это смех сквозь слезы. Представляешь, некоторые женщины покупают эти трубы и носят… Ну, рассказывай, как там у нас… – она смешалась, – у вас.

– По-старому. Теперь вместо тебя Валька Чижова, из десятого.

– Знаю – Чижик. А твои малыши как?

– Ничего, растут. Зина Стрельцова заняла первое место в вольном стиле. А Лешка Шустов поступил в кружок по рисованию. Это новенький, ты его не знаешь. Не хотели его брать, говорят, мал, но я настоял… Только я ушел от них.

– Ушел?.. У тебя же настоящее призвание. Это я тебе говорю.

– Ничего не поделаешь. Я и сам о них скучаю. Не хватает мне их. Но не имею права… Помнишь контрольную, когда я заменял у них учительницу? Так эти примеры я за них решил.

– Честное слово, ты неуправляемый снаряд! Совершенно неизвестно, в какой момент взорвешься, – сказала она своим прежним тоном. – Ты извини, я по дружбе, теперь это меня не касается.

– Я сегодня решил начать новую жизнь, – сказал я. – Никогда не буду врать.

– Все мы начинаем новую жизнь, – ответила она. – Что там про меня судачат?

– Не знаю, – ответил я. – А что должны про тебя «судачить»?

Нина внимательно посмотрела на меня:

– Неужели ты ничего не слышал?

Я ответил, что нет. Я действительно ничего не слышал, а если бы слышал, разве стал бы так притворяться?

– Да, ты всегда был чудаком, – сказала она. – Это хорошо. Когда ты станешь управляемым, тебе цены не будет.

Я на всякий случай усмехнулся, потому что не разобрал, шутит она или говорит серьезно. Раньше она все говорила только серьезно и торжественно, а сейчас она мне понравилась. Оказалось, она умела шутить, и видно было, что она мне рада.

– Знаешь, почему я ушла из школы? Из-за любви без взаимности. К одному учителю. Не скажу, к какому…

И не надо, подумал я, потому что вспомнил, как она рисовала мужчину с бородой. А у нас в школе бородатый всего один.

– Страшная штука любовь, – поддержал я ее. – Чего только люди ради нее не делают! Даже Пушкин из-за любви стрелялся на пистолетах.

– Что ты несешь, Збандуто? При чем тут Пушкин? – сказала Нина. – Там были социальные причины.

– Я сам читал, – сказал я виновато, – не по программе.

– А он на меня никакого внимания. Ночи не спала. Стихи сочиняла. Однажды не выдержала, пришла к нему домой и во всем созналась. А он говорит: «Это пройдет», – и угостил меня пирожным. Все привыкли, будто для меня самое главное еда. Колобок да Колобок. Ну, я съела пирожное и ушла. А на следующий день встретила его с какой-то дамой. Я когда увидела их вместе, у меня голова кругом пошла.

– Это от ревности, – сказал я. И поискал глазами Сашку. Его нигде не было.

От волнения Нина из шляпы, которую я примерял, сделала гармошку, вот-вот она должна была на ней заиграть что-нибудь печальное. Я вырвал шляпу у нее из рук, расправил и отдал обратно. Она поставила ее на место и успокоилась.

– Ну, до свиданья, Збандуто, – сказала Нина. – Заходи. Не забывай. Ребятам привет. Я ведь, знаешь, в нашей школе провела всю свою жизнь. У меня мама еще работала старшей вожатой, и я к ней прибегала с четырех лет. Так что я там пробыла целых шестнадцать лет… А если хочешь купить своей маме хороший подарок, пойди в бижутерию и купи ей брошку. Женщины любят украшения.

– Спасибо за совет, – ответил я, – но у меня кончился капитал. Отец оставил десятку, а я истратил.

Она полезла в карман форменного платья – она была похожа в этом платье на стюардессу, – и тут я догадался, что с нею произошло. Из толстухи, из колобка, она превратилась в худенькую, стройную девчонку. Вот что значит любовь и страдания. А тем временем она вытащила из кармана два рубля и сказала:

– Купишь маме цветы.

– Да что ты! – возмутился я. – Не возьму.

– Брось дурака валять, Збандуто, – сказала она своим прежним тоном. – Бери. А будут деньги, вернешь.

Когда я вышел из магазина, Сашки уже не было. Я его нашел дома. Он сидел в полном одиночестве и, не стесняясь, плакал.

Он пошел к Насте, чтобы помириться, а ему сказали, что она улетела на Дальний Восток. Неожиданно приехал ее отец и забрал ее с собой.

– Плачь не плачь, – сказал я, – а она уже на другом конце земли.

– Но у меня есть адрес, – сказал Сашка. – Я могу ей написать письмо. Если она захочет, я расскажу правду всем ребятам. – И с грустью добавил: – Я предатель. Вот что меня убивает.

– Это кого хочешь убьет.

Сашка помолчал-помолчал, а потом с обидой в голосе ответил:

– Тоже друг, не можешь даже успокоить!

– Не могу я тебя успокаивать, – сказал я. – Я сам подлец и предатель.

И я рассказал Сашке про контрольную в первом классе, и про Наташку, и про то, как я размотал десять рублей, и про мамин забытый день рождения.

– Про первоклашек – это ерунда, – сказал Сашка. – Плевать тебе на них.

– Это ты зря. Их обманывать нельзя. Они всему верят.

– Все равно они научатся врать, – упрямо сказал Сашка. – Все люди врут, особенно в детстве.

– Нет, не научатся. Эти не будут врать. А если кое-кто из них соврет, то мне бы не хотелось к этому прикладывать руку.

– Ну, а как же нам теперь дальше жить? – спросил Сашка. – Придумай что-нибудь, ты же умеешь.

– Можно дать клятву, что мы больше никогда не будем предателями.

– Давай клятву или не давай, – сказал Сашка, – а старого не воротишь.

Мы вспомнили обо всех своих неприятностях, и нам расхотелось давать клятву.

За окнами темнело, а затем эта темнота проникла в комнату.

Зазвонил телефон. Это была моя мама. Вдвоем с тетей Олей они ждали меня на праздничный пирог!

– Пошли, – сказал я, – у нас праздничный пирог.

Мы вышли на улицу, и нам сразу стало лучше.

Горели огни, сновали и толкались люди. Шел мелкий дождь: такая зима стояла.

Мы купили маме цветы на Нинины деньги и пошли есть праздничный пирог.

Несколько дней прошло в полном затишье. К первоклассникам не ходил, но они прибегали ко мне чаще, чем раньше. Все, кроме Наташки. Каждую перемену по нескольку человек.

Только теперь в нашем классе никто надо мной не смеялся. Я думаю, что некоторые из наших даже завидовали, что эти дети так ко мне привязались. А тут на одной из перемен ко мне пришел новичок, Леша Шустов, принес в подарок пирогу, слепленную из пластилина, и в ней сидело двадцать пять индейцев с перьями на голове и серьгами в ушах и носу. Двадцать четыре человека сидели на веслах, и один был рулевой. Крохотные такие фигурки, непонятно, как он их слепил.

Забавный он парень, сосредоточенный и молчаливый.

Я с ним познакомился недавно. Как-то зашел в первый класс, по привычке, и нарвался на него.

– А чего ты здесь сидишь? – спросил я его.

– Леплю, – ответил он. – Дома ругаются, что я все пачкаю.

Честно говоря, меня это возмутило. Что ж, они не понимают, что ему охота лепить?

– А кто ругается? – спросил я.

– Бабушка, известно кто, – ответил он. – Говорит, лучше делом займись. Читай или уроки делай.

– Складывай книги, – приказал я. – Пойдем к твоей бабушке.

– Нет, – сказал он, – я лучше здесь. Не люблю я, когда она меня пилит. – Потом внимательно посмотрел на меня и спросил: – А ты кто?.. Боря?

– Да, – признался я.

И тут он без слов быстро стал запихивать в портфель книги и тетради и уронил кусок пластилина на пол, раздавил его и виновато посмотрел на меня.