Заблудшая душа - Грановская Евгения - Страница 12

Глеб поднял взгляд на бармена и удивленно спросил:

– А разве мой дядя заходил сюда?

– Борис Алексеевич? Да, случалось. В последнее время он полюбил хороший виски и заходил сюда, чтобы выпить стаканчик-другой.

– И какие сорта виски он предпочитал?

– Самые лучшие. «Маккалан Оскура», «Гленливет» двадцатилетней выдержки.

Глеб приоткрыл рот от изумления.

– И сколько у вас стоит стаканчик такого «Маккалана»? – поинтересовался он.

– Полторы тысячи рублей.

Глеб тихо присвистнул.

– А разве в Москве дешевле? – озадачился бармен.

– Нет, не дешевле. Значит, говорите, мой дядя приходил сюда и выпивал по паре таких стаканчиков за вечер?

– Ну да. Один, два, но не больше. Он ценил вкус, а не количество.

– И часто он тут бывал?

– Два-три раза в неделю.

Глеб задумался. Получалось, что его дядя тратил на походы в бар по двадцать пять – тридцать тысяч в месяц. Откуда у провинциального музейного работника такие деньги?

В лотерею он их выиграл, что ли?

Немного поразмыслив, Глеб снова достал из кармана губную помаду, найденную у выхода из тоннеля.

– О! – улыбнулся бармен, увидев помаду. – Эта штучка мне знакома.

– То есть? – не понял Корсак.

– Борис Алексеевич купил ее кому-то в подарок. И еще со мной советовался – хорошая это фирма или нет.

Глеб перевел дух. Женщины и деньги совершенно не вязались в его представлении с образом дяди Бориса. «Выходит, я его совсем не знал», – с досадой подумал Глеб.

– Кому он собирался ее подарить?

Бармен пожал плечами:

– Понятия не имею. Он мне не говорил. А я с вопросами к посетителям не пристаю.

– Ясно. – Глеб залпом допил коктейль, поставил стакан и потянулся за бумажником.

– Может, повторить? – вежливо поинтересовался бармен.

– Не надо.

Глеб отсчитал нужную сумму и положил деньги на стойку.

Ночь была ветреная и холодная. Лежа на кровати в своем гостиничном номере, Глеб прислушивался к тоскливому, протяжному вою ветра за окном, похожему одновременно и на трубный звук охотничьих рогов, и на завывание преследуемых охотниками незримых тварей.

Погружаясь в дрему, Глеб пытался представить себе этих тварей, и у него получалось. Они бежали по лесу на четырех лапах, но вместо волчьих морд у них были белые, чуть вытянутые вперед лица – такие, как лицо на перстне, найденном в подвале музея, и такие, как таинственный «ангельский лик» на старинном надгробии, с которого дядя Борис снимал грифельную копию.

Потом с мыслей о воображаемых неведомых чудовищах Глеб перескочил на мысли об узком тоннеле Роминтского лабиринта и о губной помаде, найденной там, где тоннель выводит к лесу.

Неужели у старого музейного червя была женщина? Трудно себе представить. Возможно ли влюбиться в шестьдесят три года?…

Почему бы нет?

А в пятьдесят три? А в сорок? А в восемнадцать?… Существует ли она вообще, любовь? И отличается ли она от страсти?…

Глеб все глубже погружался в сон. И где-то там, на зыбкой границе, отделяющей фантазию от сна, на самой кромке туманного сновиденного мира Глеб вдруг увидел девичье лицо, и это было лицо Эльзы.

– Я его знаю, это Глеб Корсак из двадцатой школы!

– Я тоже его знаю. Глеб! – окликнул кто-то из ребят. – Уйди с края обрыва, чувак!

Глеб не оборачивался. Он по-прежнему стоял на краю и смотрел завороженным взглядом в темную бездну пропасти. Где-то далеко внизу, среди камней, плескалась вода.

– Корсак, кончай дурить! – снова крикнул кто-то.

Толпа ребят двинулась к нему.

– Не подходите! – резко сказал Глеб.

Ребята остановились.

– Корсак, ты че, ошалел? – снова попытался урезонить кто-то. – Сорвешься же!

– Не ваше дело! – сухо огрызнулся Глеб.

Вдруг толпа расступилась, и, покосившись в ту сторону, Глеб увидел Эльзу. Она прошла, никого не задев ни плечом, ни рукой, с высоко поднятой темноволосой головой. Остановилась в нескольких шагах от Глеба. Насмешливо посмотрела на него, а затем небрежно проговорила:

– Оставьте его в покое. Он все равно не прыгнет.

Глеб криво ухмыльнулся.

– Не прыгну?

Эльза покачала головой:

– Нет.

– А если прыгну?

– Не прыгнешь, – все тем же пренебрежительным, почти презрительным тоном произнесла Эльза.

– Спорим? – предложил Глеб и облизнул языком пересохшие от волнения губы.

Эльза усмехнулась:

– Ну, давай.

– Если я выиграю – ты пойдешь со мной на свидание. – Голос Глеба подрагивал, и ему стоило больших усилий говорить спокойно. – Идет?

– Свидание? – Усмешка Эльзы стала презрительной. – И это все?

– Эльза, не подначивай его! – донесся из-за спины Эльзы девичий голос. – Ты же видишь – он пьяный. Вот возьмет – и правда прыгнет!

Глеб смотрел только на Эльзу и слышал только ее. Но и она не сводила зеленых глаз с Глеба.

– Хорошо. – Эльза чуть прищурилась. – Если ты прыгнешь, я пойду с тобой на свидание. На настоящее свидание, – подчеркнула она.

– Пацаны, она ему даст! – весело крикнул низкорослый паренек, но тут же получил подзатыльник от высокой и тощей девушки.

– Ты чего, Спица? – возмутился он.

– Заткнись, дурак, – парировала девушка. – Ты же его провоцируешь!

Но Глеб уже не слушал. Он отвел взгляд от Эльзы и снова взглянул в бездну. До воды было метров пятнадцать. Единственный шанс уцелеть – попасть в узкий просвет между двух каменных валунов. Глубина там была достаточная, но сам проем – не больше полутора метров.

– Эльза, ты чего! – взвизгнула тощая девица.

Глеб повернул голову и оцепенел. Эльза стояла рядом с ним.

– Ты… зачем это?

Но Эльза его не слушала, она молча и завороженно смотрела вниз, как секунду назад делал это сам Глеб.

– Ребята, вы с ума сошли?! – крикнул какой-то парень. – Убьетесь!

– Надо звонить в милицию! – поддакнула тощая девица.

– Эльза, ты не… – начал было Глеб, и в этом момент почва у него под ногами дрогнула.

Глеб взглянул себе под ноги и похолодел от ужаса. По земляному утесу, на котором они с Эльзой стояли, пробежала трещина. Судорожным движением Глеб успел схватить Эльзу за руку, а в следующую секунду кусок земли, отколовшись от утеса, с грохотом обрушился вниз, увлекая за собой Глеба и Эльзу.

…Глеб проснулся из-за странного чувства. Ему казалось, что в темноте гостиничного номера на него кто-то смотрит. Несколько секунд он лежал неподвижно, вслушиваясь в шорохи и скрипы и пытаясь определить источник этого странного ощущения. На пару секунд Глебу показалось, что он уловил слабый запах гари.

Глеб передернул плечами от отвращения. Затем приподнялся на кровати и повернул голову в сторону окна, внутренне готовя себя к тому, что может увидеть что-то страшное.

И предчувствие его не обмануло. С улицы в окно заглядывал монстр. У него было жуткое белое лицо, чуть вытянутое вперед, как у зверя, а на месте глаз чернели большие провалы. Несколько секунд Глеб и монстр смотрели друг на друга. Затем монстр исчез.

Глеб перевел дух. Футболка его взмокла от холодного пота. Он провел дрожащей рукою по волосам на голове и понял, что они стоят дыбом.

– Все в порядке, – вслух проговорил Глеб, чтобы придать себе уверенности.

Он сел на кровати, опустив ноги на холодный пол. Мысленно досчитал до трех и встал. Затем, превозмогая ужас, двинулся к окну.

Не делай этого!

Шаг. Еще шаг. Вот и окно.

Не смотри туда! Вернись в кровать!

С замирающим сердцем Глеб сдвинул щеколду, распахнул створку окна и выглянул наружу.

Странное существо стояло внизу и, задрав голову, смотрело на Глеба. Одежда у монстра была черная, поэтому белая голова с чуть вытянутым лицом-харей казалась просто повисшей в черном воздухе. Игра в гляделки продолжалась еще секунду или две, после чего монстр опустил голову и вдруг растворился в ночной мгле. Словно был создан не из плоти и крови, а из черной, туманной субстанции ночи.