Серебристая бухта - Мойес Джоджо - Страница 43

Мы просидели несколько минут, слушали, как на каминной полке тикали часы, и я чувствовала, как тепло его руки проникает мне в кожу. Я поняла, что не хочу ехать домой. У меня не было сил на то, чтобы успокоить Лизу, которая просто сходила с ума от тревоги. Я не хотела быть любезной с Майком Дормером и его модной девушкой и одновременно думать о том, что они сделали с моей жизнью. Мне даже не хотелось подбивать их счета. Я просто хотела сидеть в тихой комнате, в тихой долине и чтобы кто-то обо мне заботился.

– Ты можешь переехать ко мне, – нежным голосом предложил Нино.

– Я не могу, Нино.

– Почему нет?

– Я уже говорила тебе. Я не могу оставить девочек.

– Я имел в виду тебя и девочек. Почему нет? Здесь полно места. И до школы Ханны не так далеко, если ты не против покататься туда и обратно. Посмотри на этот большой дом. Эти комнаты с радостью снова примут молодняк. Фрэнк живет здесь только потому, что не хочет оставлять меня одного.

Я промолчала. У меня закружилась голова.

– Переезжай и живи со мной. Мы можем все устроить, как ты захочешь: у тебя будет своя комната или…

Нино пристально вглядывался в меня из-под тяжелых век, и я на секунду увидела того дерзкого, самонадеянного летчика, каким он был пятьдесят лет назад.

– Я не буду больше тебя об этом просить, Кейт. Но если ты переедешь ко мне, мы оба будем счастливы, я уверен. Я помогу защитить твоих девочек от всего, из-за чего ты так волнуешься. Ты же знаешь, я живу в настоящей глуши, даже чертов почтальон через раз нас находит.

Я не смогла не рассмеяться. Как я уже говорила, Нино Гейнс всегда умел меня рассмешить.

Потом он крепче сжал мою руку.

– Я знаю, ты любишь меня, Кэтлин. – Я ничего не ответила, и Нино продолжил: – Я до сих пор не забыл ту ночь. Помню каждую минуту. И я понимаю, что это значит.

Я вскинула голову и отрезала:

– Не говори о той ночи.

– Поэтому не хочешь стать моей женой? Потому что чувствуешь вину. Господи, Кейт, это была одна ночь двадцать лет назад. Многие мужья ведут себя гораздо хуже. Это была всего одна ночь, и мы договорились, что она не повторится.

Я покачала головой.

– И мы ведь не повторили. Я был хорошим мужем для Джин, и ты знаешь это.

О, я это знала. Я почти половину жизни думала об этом.

– Тогда почему? Джин сказала мне… Господи, это были ее последние слова перед смертью… Она сказала, что хочет, чтобы я был счастлив. Это то же самое, как если бы она сказала, что мы с тобой должны быть вместе. Проклятье, что же нас останавливает? Что останавливает тебя?

Мне пора было ехать. Я встала из-за стола, махнула на него рукой, а вторую прижала к губам и так, на нетвердых ногах, пошла к своей машине.

Я не могла сказать Нино… не могла сказать ему правду. А правда была в том, что последние слова Джин были посланием, обращенным ко мне. Она через Нино передавала мне, что знала, все эти годы после той ночи, она знала. Эта женщина понимала, что, когда я об этом узнаю, чувство вины будет мучить меня до самой смерти. Джин Гейнс знала нас обоих гораздо лучше, чем думал Нино.

В тот день я не вышла к ребятам из команд. Нетрудно было догадаться, что пороха для возмущения у них хватит на весь вечер. Пожаловавшись на головную боль, я попросила Лизу обслужить ребят, а сама пошла в свой маленький кабинет за кухней, где всегда занималась счетами постояльцев. Я сидела там и разглядывала бухгалтерские книги, счета в них отражали историю нашего отеля. Гроссбухи с сорок шестого по шестидесятый год были в толстых переплетах, их широкие корешки говорили о популярности отеля Сильвер-Бей. Изредка я открывала их и разглядывала похожие на пергамент счета за говядину, импортный бренди и сигары – это обычно заказывали, когда хотели отметить хороший улов. Мой отец сохранял все чеки до единого, эта привычка передалась и мне. В те времена в море водилось много рыбы, в холле всегда звучал смех и жизнь была простой. Главной заботой было, как отпраздновать конец войны и наступившее за ней процветание.

Корешок книги за последний год был полдюйма или даже меньше. Я провела рукой по ряду бухгалтерских книг в кожаных переплетах, кончиками пальцев улавливая их все уменьшающийся объем. Потом посмотрела на свадебную фотографию родителей: очень серьезные и торжественные, они глядели на меня сверху вниз. Мне стало интересно, что бы они сказали по поводу положения, в котором я оказалась. Нино сказал, что, возможно, у меня получится продать отель людям из гостиничного комплекса, сказал, что с хорошим посредником я могу поднять хорошую сумму и, возможно, этого хватит для нового старта. Но я была слишком стара для охоты за недвижимостью и для того, чтобы заталкивать остатки моей жизни в какое-нибудь похожее на коробку бунгало. Я не хотела спрашивать дорогу к новым медицинским центрам и супермаркетам, не хотела заводить вежливые разговоры с новыми соседями. Моя жизнь была в этих стенах, среди этих книг. Все, что когда-то имело значение в моей жизни, было здесь, в Сильвер-Бей. Я смотрела на бухгалтерские книги и понимала, что этот дом нужен мне гораздо больше, чем я думала.

Я не любительница выпить, но в тот вечер я достала из отцовского стола старую серебряную фляжку и позволила себе глоток виски.

Примерно в четверть одиннадцатого в дверь постучала Лиза.

– Как голова? – спросила она, прикрывая за собой дверь.

– Хорошо.

Я закрыла бухгалтерскую книгу, понадеявшись, что Лиза решит, будто я работала. Голова не болела, а вот мне было плохо, я чувствовала слабость во всем теле.

– Только что пришел Майк Дормер и сразу поднялся наверх. Он ведет себя так, будто никуда не собирается. Я думала, ты уже с ним поговорила.

– Поговорила, сказала, что он может остаться, – тихо ответила я, поднимаясь из-за стола, и поставила книгу на полку.

– Что ты ему сказала?

– Ты слышала.

– Но почему? Мы не хотим, чтобы он был среди нас.

Я не смотрела на Лизу, это было необязательно – по ее дрожащему голосу я поняла, что она наверняка покраснела от злости.

– Он заплатил до конца месяца.

– Так верни ему деньги.

– Ты думаешь, я могу позволить себе разбрасываться такими деньгами? – резко спросила я. – Я беру с него в три раза больше, чем с любого другого постояльца.

– Дело не в деньгах, Кэтлин.

– Нет, Лиза. Дело именно в деньгах. Теперь нам будет нужен каждый пенни, а это значит, что любой, кто захочет у меня остановиться, получит радушный прием, даже если от одного его вида у меня будет сворачиваться кровь.

Лиза была в шоке.

– Но ты подумай о том, что он сделал, – сказала она.

– Двести пятьдесят долларов за ночь, Лиза, вот о чем я думаю. Плюс за питание его подруги. Ты скажи мне, как еще мы можем заработать такие деньги?

– Команды преследователей. Они приходят каждый вечер.

– И сколько, по-твоему, они мне приносят? Пару центов с каждой бутылки пива. Доллар или около того за еду. Ты действительно считаешь, что я могу заработать настоящие деньги, когда прекрасно знаю, что половина из них живет на бесплатном печенье? Ради бога, Лиза, ты разве не замечала, что у Йоши через раз вообще нет денег, чтобы с нами расплатиться?

– Но он собирается уничтожить нас. А ты хочешь позволить ему рассиживать в твоей лучшей комнате, пока все это происходит.

– Что сделано, то сделано, Лиза. Есть будущее у этого отеля или нет – это уже не в нашей власти. Сейчас для нас главное – заработать как можно больше, пока еще есть такая возможность.

– И плевать на принципы?

– Мы не можем позволить себе принципы, Лиза. Это реальность. Не можем, если хотим, чтобы Ханна ходила в школу.

Я понимала, о чем говорит Лиза, просто ни она, ни я не могли произнести это вслух. Как я могла по доброй воле принять человека, который разбил ей сердце? Как могла допустить, чтобы она страдала, глядя на то, как он и его девушка, выставляя напоказ свои отношения, ходят по нашему дому?