Познать себя в бою - Покрышкин Александр Иванович - Страница 43

В первой половине декабря закончилось сражение под Ростовом. Группировка противника была разгромлена и отброшена к Таганрогу и за реку Миус. Враг понес большие потери, и только подброшенные сюда дополнительные силы с других участков фронта и заранее подготовленные оборонительные позиции позволили гитлеровцам остановить наше контрнаступление.

А какое ликование принесла весть о разгроме главной группировки фашистской армии под Москвой, о стремительном наступлении наших войск на запад! Радоваться было чему. Противник понес огромные потери, был отброшен от столицы. Такого удара гитлеровцы еще не испытывали за всю вторую мировую войну. Развеялись наши тревоги за Москву. Стала более осязаемой вера в неминуемый разгром фашистских захватчиков, в нашу Победу.

После тяжелого первого полугодия войны все мы с большими надеждами вступали в военную зиму. Полк перебазировался на полевую площадку у города Шахты. Отсюда было ближе действовать по гитлеровским войскам. Летчики вели разведку, штурмовали скопления врага на позициях, уничтожали его транспорт на дорогах. Авиация противника на нашем участке появлялась редко, и воздушных боев почти не было.

Зима в тот год выдалась суровой. Морозы и снежные метели значительно ограничивали боевую активность. Погода диктовала свои условия. Летали небольшими группами и одиночно, уничтожая автомашины пулеметным огнем и «эрэсами». Применять бомбы из-за низкой облачности было нельзя.

В один из таких вылетов в канун Нового года наша группа из четырех «мигов» обнаружила на дороге к Амвросиевке небольшую колонну. Мы неожиданно вышли на цель и с ходу атаковали ее. Удар был молниеносным и точным. Зажгли двенадцать машин. Среди них пять бензовозов. Они взорвались, поражая другую технику.

Доложили о результатах штурмовки. Начальник штаба полка тут же передал эти данные в дивизию. Неожиданно оттуда потребовали сообщить дополнительные сведения. По-видимому, эти данные потребовались руководству для итогового новогоднего доклада.

– Покрышкин, штаб дивизии требует доложить, сколько ваша группа убила солдат противника, – сообщил мне капитан Матвеев, не выпуская телефонной трубки из рук.

– Мы же не могли видеть сверху, сколько уничтожили солдат противника, – развел я руками. – О сожженных машинах сообщил вам точно, а водители и прислуга в панике разбежались по кюветам. Боеприпасы мы израсходовали, стрелять было нечем.

Матвеев, переговорив с офицером штаба дивизии, протянул мне трубку:

– На! Требуют твоего личного доклада.

Выслушав странный вопрос, я ответил:

– О точных данных придется запросить немецкое командование…

Какой же поднялся тарарам! Я поспешил положить телефонную трубку.

– Ну, Александр Иванович, этого тебе не простят. Через несколько минут мы с Никандрычем (так в полку звали Александра Никандровича Матвеева) «схлопотали» по выговору.

А к вечеру группа летчиков, награжденных командованием фронта, выехала в соединение для получения наград. Провожая нас в Ровеньки, где размещался штаб дивизии, Матвеев наклонился к моему уху, тихо сказал:

– На всякий случай, дырку в гимнастерке заранее не делай. Может, она и понадобится, а может, и нет. Вдруг отменят награждение после твоего доклада о результатах штурмовки в штаб дивизии…

– Не отменят! Орденом Ленина награждает командующий фронтом.

В Ровеньки я ехал с радостью. Знал, что встречусь с известными летчиками дивизии. Но особенно меня обрадовала возможность познакомиться с Вадимом Фадеевым. Богатырского сложения человек. Было немало рассказов о его героических делах, удали, смелости и находчивости. Мне очень хотелось лично познакомиться с этим незаурядным летчиком. Когда в начале войны мы, истребители, громили кавалерийскую дивизию противника в районе Кодыма, до нас дошли слухи о его удалых атаках: израсходовав все боеприпасы, он пытался рубить кавалеристов винтом своего самолета, гонял лошадей по полю до изнеможения…

Дошел до нас и недавний случай на Миусе. Однажды при штурмовке самолет Вадима Фадеева был поврежден. Ему пришлось сесть на нейтральной полосе, между траншеями. Вадиму удалось под обстрелом добежать до своих. Наши пехотинцы с удивлением окружили летчика богатырского сложения. Стремясь спасти свой самолет, Вадим тут же договорился с командиром об атаке.

– Вперед! За Родину! – крикнул Фадеев. Его мощный басовитый голос услышал весь батальон.

Бойцы выскочили из траншеи и с криками «Ура!» бросились на высоту. Эта атака была такой неожиданной и такой решительной, что гитлеровцы не успели опомниться. Наши воины вскочили во вражескую траншею, перебили фашистов, захватили высоту и организовали ее оборону.

Вадим Фадеев с помощью бойцов оттащил свой И-16 в безопасное место. Командир стрелковой дивизии поблагодарил Фадеева за помощь в захвате господствующей высоты, затем пригласил к себе на КП пообедать и выделил автомашину для буксировки самолета.

В штабе дивизии я сразу узнал Вадима Фадеева. Подошел к нему и дружески протянул руку:

– Здравствуйте, Фадеев! Старший лейтенант Покрышкин. Много слышал о ваших героических делах и рад с вами познакомиться.

– Сержант Фадеев. Тоже слышал о вас. Готов стать другом!

Так состоялось наше личное знакомство. Оно переросло потом в настоящую боевую дружбу. Судьба соединила наш путь…

После вручения наград летчиков и инженеров пригласили на техническую конференцию. На ней в числе других выступил дивизионный инженер. Он взял очень сложную тему – о превосходстве наших истребителей над «мессершмиттами». Но говорил неубедительно, поверхностно, расхваливал горизонтальную маневренность «Чайки» и И-16, их преимущества, коснулся и высоких качеств «мигов». В обсуждении доклада летчики почему-то не проявили инициативы. Им в боях много раз приходилось встречаться с «мессершмиттами» и «юнкерсами» и лично на себе испытать боевые возможности нашей техники и техники врага. Я тоже решил выступить на конференции. Высказал свои взгляды на современную тактику боя истребителей, сказал о преимуществах «мига» в скорости полета и при бое на вертикальном маневре. Вместе с тем указал на его слабое вооружение, на отсутствие в нем радиостанции, столь необходимой для управления действиями групп истребителей. Подчеркнул необходимость иметь на новых истребителях пушки, ибо пулеметное вооружение не всегда достаточно эффективное средство в современном воздушном бою.

Почувствовал, что мое выступление не понравилось кое-кому из руководства дивизии. Завуалированно меня обвинили в недооценке нашей боевой техники, в отсутствии чувства уверенности в своих самолетах. Спорить с людьми, которые ни разу не провели воздушного боя, не имели боевых вылетов, было просто лишено какого-либо смысла.

Вечером уезжали из Ровеньков. В принципе для меня это был радостный день. Получил высокую награду Родины, познакомился с интересными людьми. Но примешивалось и чувство неудовлетворенности. Не смог я глубоко и убедительно выступить на конференции. Наверное, не хватило доводов, умения отстаивать взгляды. Да и реакция на выступление была не такой, какую я ожидал. А ведь надо уметь не только искать новое, но и отстаивать его, говорить убедительно, веско, чтобы каждый согласился: «Да, это так!»

Шли последние дни декабря. В штабе полка был настоящий аврал. Беспрерывно звонили телефоны из дивизии, переворачивались кипы бумаг, вспыхивали острые споры между офицерами. Нам, летчикам, было известно, что готовятся данные для подведения итогов боевых действий частей за полгода. В полку оцениваются результаты каждого летчика.

В самый канун Нового года все успокоилось. В этот день к вечеру в общежитии летчиков появился адъютант нашей эскадрильи Медведев. Вскоре подошел ко мне. Вижу – расстроен.

– Не смог я отстоять вашу кандидатуру.

– А в чем дело?

– Первое место в полку установили Фигичеву.

– Ну и что же тут плохого?

– У вас около двухсот боевых вылетов, сбито более десяти самолетов. А вам отвели второе место.

– Ну, а зачем расстраиваться? Разве мы воюем за призовые места?