Великий псевдоним - Похлебкин Вильям Васильевич - Страница 11

7. Сталин знакомится с русским народом. Успехи в партийной карьере И.В.Джугашвили

Год 1912 – решающий в жизни Сталина, в его биографии, и, можно сказать, в карьере профессионального революционера, к которой он всегда относился чрезвычайно серьезно, не в пример некоторым другим. Нельзя забывать, что Сталин был убежденным марксистом, глубоко верившим в непобедимость учения Карла Маркса, в победу революции. Но в отличие от Ленина, с которым его тесно связывали именно эти принципиальные, теоретические установки, Сталин не был чужд соображений карьеры. И он последовательно, шаг за шагом, сознательно делал свою карьеру в революционном движении. И в этом состояло его основное отличие от тех соратников Ленина, которые стояли гораздо ближе к Ленину по образованию, условиям среды, привычкам, социальному статусу и сословной принадлежности, и боролись в революционном движении без всяких карьерных соображений, так сказать, безотносительно своей собственной личности. Именно примером подобных революционеров были Бухарин, Коллонтай, Кржижановский, Крупская, Свердлов, – если говорить о непосредственном ленинском окружении. Троцкий же был явным карьеристом, и именно это обстоятельство обостряло его борьбу со Сталиным, когда они оказались в одной партии после 1917 г. Можно смело сказать, что если бы Троцкий остался после Октября вне партии большевиков, как он был до этого все время, то, вполне возможно, и не было бы всей «борьбы» в партии, не было бы «сталинизма». Троцкий буквально «отравил» собой все отношения внутри партии, внес в нее брожение, как некий «грибок» – это совершенно несомненно для любого историка, объективно и внимательно изучающего историю партии большевиков на фоне всего российского революционного движения. И понимал по-настоящему это обстоятельство только Ленин – вот почему он решительно говорит в «Завещании» о небольшевизме Троцкого, и лишь о грубости Сталина. Никогда, ни в какой степени сомнений в глубине и остроте понимания марксизма, в преданности ему со стороны Сталина – у Ленина не возникало, не было. А именно это и было главное. Но вернемся к Иосифу Джугашвили накануне 1912 г. и к его тогдашним соображениям о своей будущей жизни, деятельности и … о карьере в партии.

С осени 1911 г. Сталин впервые ведет руководящую работу в питерском, столичном подполье, куда попадает после удачного побега из Вологды, удачного не только в чисто техническом отношении, но и с точки зрения того импульса, который он дает Сталину. Тот по-настоящему начинает верить в себя, в свою счастливую звезду и в то, что все его будущее должно быть отныне связано не с Кавказом, не с тамошним местным революционным движением и тамошней крайне тяжелой борьбой с местными меньшевиками и анархистами, а с Россией, с центром русского революционного движения, с Петербургом, и вообще с северо-западным регионом Российской Империи, а не с окраинным Закавказьем.

Дело в том, что попав впервые на Север России, в Сольвычегодск в марте 1908 г., а затем после скорого побега, вновь высланный туда же в марте 1910 г. и пробыв там до осени 1911 г., т.е. в общей сложности прожив на Севере России 2 года и 9 месяцев, Сталин открыл для себя Россию, настоящий русский народ, близко узнав его лучшую, чистейшую часть – вологжан, вычегжан. т.е. потомков древних новгородцев, не затронутых тлетворным влиянием ни «московитской татарщины», ни ростово-суздальской религиозной исступленностью, ни воздействием московско-нижегородского «чумазого капитализма», ни, наконец, питерско-ярославской трактирно-лакейской средой, т.е. лишенного всех тех исторически сложившихся пороков быта и социальных отношений, которые были характерны для Срединной и Южной России и которые создавали основные трудности и для развития русского народа, русского рабочего движения и для успешного осуществления пролетарской революции.

Здесь, на Севере, оторвавшись, наконец, от закавказской среды и интриг, Сталин впервые чувствует, что собою представляет Россия, какой огромный морально-политический потенциал для революции составляют здешние русские люди, глубоко чистые душой, кристально честные, искренне чуждые всяким капиталистическим соблазнам, готовые к самопожертвованию и беспредельному терпению.

Сталин впервые таким образом сталкивается с русским коренным народом и осознает, что симпатии этого народа ему будет довольно легко завоевать, ибо народ этот доверчив, открыт, и готов жертвовать собой ради светлой идеи и ради того, кто кажется ему умнее, сильнее и решительнее его самого. А это открывает совершенно новые перспективы и в революционной работе, и в революционной карьере самого Кобы.

Окончательно к этим наблюдениям приводит Сталина его знакомство с П.А.Чижиковым и П.Г.Онуфриевой в Вологде. Онуфриева, невеста Чижикова, уговаривает жениха отдать свои документы Иосифу Джугашвили, с которыми тот бежит в Петербург 6 сентября 1911 г. Правда, уже 9 сентября его арестовывают, поскольку у первого же городового возникает подозрение, как это истый русак Чижиков (по паспорту) говорит с таким явным «капказским» акцентом? В таких случаях даже подлинность паспорта ничего уже не значит. Сталина вновь препровождают в ту же Вологду: проваливается лишь Чижиков. Но буквально спустя две-три недели, т.е. в конце октября – начале ноября 1911 г. (если верить биографии, составленной И.Товстухой со слов Сталина в 1925 г.) Коба бежит снова, и снова в Петербург, а не на Кавказ. Однако по версии официальной биографии, составленной ИМЭЛ в 1947 г. (второе издание) этот второй побег из Вологды происходит лишь в конце февраля 1912 г., что, по-видимому, более соответствует действительности. Дело в том, что в начале февраля 1912 г. в Вологду приезжает Г.К.Орджоникидзе с поручением В.И.Ленина информировать Сталина об избрании его в январе 1912 г. на Пражской конференции в Русское бюро ЦК РСДРП(б) и в ЦК в целом. Сталин оказывался таким образом в числе семи основных руководителей партии (7 членов ЦК и 4 кандидата в члены ЦК – Калинин, Бубнов, Стасова, Смирнов). Это целиком совпадало с его собственными желаниями и прогнозами. И потому было, так сказать, вдвойне для него приятно. Это крупнейшее событие в жизни партии, как оно квалифицируется в биографии И.В.Сталина (М., 1947 г., стр.49) рассматривается таковым и самим Сталиным уже в 1912 г., и конечно, как крупнейшее событие в его собственной политической жизни. Надо сказать, что эта оценка – исторически полностью объективна. А.С.Бубнов в своей «Истории ВКП(б)», написанной задолго до «культа личности» (1928-1929 гг.) подчеркивал, что Пражская конференция «сыграла громаднейшую роль» в жизни партии. «Пражская конференция, – писал Бубнов, – окончательно выводила партию из полосы идейно-организационного разброда и являлась последним звеном в процессе организационной кристаллизации большевизма как самостоятельной, революционно-последовательно-марксистской партии пролетариата» (стр.392).

В.И. Ленин писал сразу после конференции А.М.Горькому: «Дорогой А.М. В скором времени пришлем Вам решения конференции. Наконец, удалось вопреки ликвидаторской сволочи – возродить партию и ее ЦК». (Ленинский сборник, III, стр.523).

С точки зрения понимания состояния и настроений Сталина в связи с конференцией, важно подчеркнуть, что ее организация, ее решения, помимо всего прочего означали полный идейный разгром двух его личных антипатий в российском революционном движении – Тройного и Плеханова и отметание их от всякого участия и будущих претензий на такое участие в жизни революционной рабочей организации. Отныне Сталин оказывался в руководстве партией, причем отнюдь не на второстепенных ролях. Ибо из числа его товарищей – членов ЦК, лишь двое – Ленин и Зиновьев – относились к числу тех, кто был явно на голову выше его, как по опыту партийной работы, так и по общим теоретическим знаниям, в то время как остальные четверо членов ЦК – Г.К.Орджоникидзе, С.С.Спандарьян, Ф.И.Голошекин, Д.Шварцман, а также четверо кандидатов в члены ЦК (М.И.Калинин, А.С.Бубнов, Е.Д.Стасова и А.П.Смирнов) по партстажу, опыту и масштабам работы, а также по потенциальным возможностям и амбициям были уже тогда гораздо «слабее» Сталина.