ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич - Страница 11

— Пора начинать, — сказал я и, сделав по-дурацки мудрое лицо, добавил: — Каждый день вытягивает из нас слишком много денег. В любом случае, не улетать же обратно.

На том и порешили.

Андрэо — итальянский адвокат

Утро, прохладное, как московский октябрь. Я подхожу к высокому строению со стеклянными стенами. Где-то здесь наверху его конторка. Сеньор Андрэо Бодильяни. Переиспаненный итальянец. Вообще-то их было двое, адвокатов, которые ответили на мой запрос, но второй запросил слишком много, как денег, так и времени. Да и писал нерегулярно, будто бы без особого желания. А этот первый излагал красиво и подробно, с целыми колонками цифр и десятками пунктов правил, сводов и прочей тарабарщины. Поэтому я иду к Андрэо.

Лифт, шестой этаж, какая-то старушка подсказывает, где дверь, я открываю и… Вот уж чего не ожидал, так не ожидал. Мисс Мира из Венесуэлы! Целых три секунды в; моем сознании метался из угла в угол какой-то оптический бред, пока его наконец не убило хвостом мимолетного логического построения: секретарша адвокатской конторы вполне может стать Мисс Мира, но обратное утверждение неверно.

Да, мулатки бывают сногсшибательны. Это потом, когда привыкнет глаз, начинаешь замечать то один, то другой грешок природы и картинка расползается на скучные составляющие, но первое впечатление может просто выбить из колеи.

— Буэнас! Комо ле ба? — приветствует она меня, улыбаясь при этом так, будто мы с ней пять лет были счастливыми любовниками, нечаянно расстались неделю назад и вот я вернулся.

— Пуэдо бэр ал сеньор Бодильяни? — Это я спрашиваю, могу ли я увидеть макаронника.

Она жмет пальчиком на кнопочку. На пальчике — пятисантиметровый коготь. Я жалею, что не усмотрел, когтем она жмет или как-то умудряется пальцем все-таки.

Потомок римских легионеров заставляет меня ждать. Усаживаюсь на диван и роюсь в газетах. Читаю я по-испански примерно так же хорошо, как и по-корейски, знаю одно слово из каждых двух тысяч, но, по счастью, местные газеты очень живо иллюстрированы. На второй же полосе — карикатура на Ельцина. Что-то он вроде бы поджаривает вместе с Клинтоном, дым валит, а вот что именно поджаривает — не ясно.

Наконец из дверей выбегает праправнук венецианского гондольера. Ростом праправнук явно подкачал, но берет шустростью.

— Я рад, очень рад! Ждал вас вчера, даже позавчера. Вы задержались? Вы давно в Эквадоре?

Его английский хуже моего, он пользуется короткими штампами в примитивнейшей форме. Очень огорчается, узнав, что я прошатался по городу уже несколько Дней и ни разу не позвонил ему. При этом его лицо принимает выражение трехлетней толстенькой девочки, собирающейся разреветься. Он так и не выпустил моей руки, а между тем от него несет удушливым дезодорантом.

Проходим в кабинетик. Говорим из вежливости о России, почем ноне овес и тому подобное, «никакой конкретики», как выражался один мой бывший начальник, когда я пытался объяснить ему причину моего очередного прогула. Я, конечно, перехожу на тему Эквадора, расхваливаю город Кито, а в его лице и всю страну. Болтаем о расцвете мировой экономики и неизмеримых возможностях малого бизнеса.

И вдруг я получаю абсолютно неожиданный подарок. Еще в Москве сумма услуг адвокатской конторы, как и сумма личного гонорара Бодильяни, была строжайшим образом оговорена и уточнена до предела. Собственно, я мог бы просто передать ему документы и не наведываться в течение месяца. Но меня ждал сюрприз: Андрэо-макаронник ни с того ни с сего заявляет, что уменьшает свой гонорар на целую тысячу «зеленых» и дарит их мне, так сказать, от щедрой души. Давненько я не получал приятных подарочков такой величины. Моя самая большая находка зафиксирована (мною же) на отметке шестьдесят четыре рубля сорок копеек. А здесь — целенькая тысяча баксов.

Я, разумеется, благодарю, не удерживаясь от радостных междометий. Римлянин тоже доволен почему-то. Больше того, у него подрагивают пальцы, будто это не он отдал тысячу, а, наоборот, ненароком и незаметно оттяпал лишнюю у меня и теперь боится, как бы клиент не заметил подвоха. Я тоже лихорадочно ищу подвохи и ловушки, но не нахожу их. Решаю так: обдумаю позже, а пока ничего не подписываю.

— Нет, сегодня мы только подтверждаем наши намерения, — смеется итальяшка. — Устно подтверждаем. А завтра, если вас не затруднит, в это же время я…

Его вызывают по внутреннему телефону. Мы оба встаем, он снова хватает мою руку и старается вдавить в нее свои крючковатые пальцы. Я чувствую их мелкую вибрацию. Это неприятно. Пытаюсь высвободиться, и вскоре мне это удается. Прощание, благодарение, снова прощание, раскланивание, кивки, подмигивания. Ура! Он все-таки ушел! Утомительнейший человек.

Я прохожу мимо мулатки, она щедро обдает меня водопадом своей красоты, кланяюсь, благодарю, прощаюсь, снова кланяюсь, выхожу в коридорчик, нервно стучу по вызову лифта. Вот он, спаситель мой, ты приехал наконец! Вези меня отсюда!

На улице вдыхаю воздух свободы. Нет, ни за какие коврижки не соглашусь работать в офисе. Возможно, у меня начальная форма клаустрофобии, но, скорее всего, мне просто противно. Хотя, вероятно, этот легионер действительно неплохой адвокат. Хитер, как сто лисиц. Но почему у него дрожат пальцы? А главное, с чего это он вдруг выбросил целую тыщу «зелени»? Нет, тут что-то нечисто, нужно крепко подумать…

Оставленные в номере отеля Валентина и Маша, не обладая даже моими ничтожными познаниями в испанском языке, столкнулись с огромными трудностями — странным поведением горячей воды и горничной. Из обоих кранов шла холодная вода, через минуту начинал хлестать кипяток и приходилось уменьшать напор горячей воды. Тогда еще через минуту оба крана опять выдавали ледяные потоки. Валентина позвала горничную, и, как я понял, обе они не менее четверти часа с переменным успехом боролись с кранами, но до окончательной победы было, по всей видимости, еще далеко.

Я, конечно, присоединился к борьбе и всеми средствами мешал горничной, пока она не пришла в отчаяние. По ее взлетающим к небу рукам я понял, что она либо молит Бога о помощи, либо проклинает водопроводчика, что в данной ситуации было одно и то же.

Но мужчина на то и мужчина, чтобы уметь справиться с неукротимой сантехникой. И я справился: путем микронных подвижек крана влево и вправо я добился умеренной горячности и приемлемой холодности что позволило Валентине принять столь желанный утренний душ. Я же в это время занялся боковой дверью, выходящей на крышу пристройки. С помощью найденной в шкафу проволоки дверь была открыта за несколько минут. Смысл этого действия состоял в том, чтобы попробовать на вкус черешню, разросшуюся над этой крышей. Каково же было мое разочарование, когда черешня оказалась неизвестно чем, всего лишь похожим на черешню. Ягоды, хотя и желтоватые, были стальной твердости и хинного вкуса. Дверь пришлось запереть все той же проволочкой.

После завтрака Валентине вздумалось купить «кое-что по мелочи», как она обычно выражается. Так как спорить с ней бесполезно, особенно в вопросах этих самых мелочей, то мне оставалось только согласиться, и потому мы, гуляя, искали глазами какой-нибудь обменный пункт. Выйдя опять на Шестое декабря, по-прежнему отравляемое гаревыми облаками автобусных испражнений, мы натолкнулись на двухэтажное здание одного банка (не упоминаю его имени просто из справедливости, этот банк не лучше и не хуже некоторых других), очевидно, районное отделение, и решили зайти. На первом этаже в вестибюле сразу же нашли таблицу обменов. Курс, хотя и не высший, все же устраивал нас, потеря была невелика, тем более что возвращаться на Амазонас только для обмена у нас не было ни малейшего желания.

Вооруженный слонобойным ружьем громила охранник сподобился указать на лестницу, ведущую на второй этаж в операционный зал. Я обрадовался, найдя в этом зале всего трех посетителей. Подбежал к кассе, то есть к стеклу с полукруглым вырезом, но меня отфутболили подальше, указав на роскошные кожаные диваны, где мне следовало отдыхать, дожидаясь особого приглашения. Мы развалились на удивительно неудобных диванах, которые при малейшем нажиме сплющивались, казалось, до самого пола, и углубились в русско-испанский разговорник, готовя фразы, необходимые нам в процессе покупки «кое-каких мелочей».